Забросить телефон, забыть про Интернет
и не читать старинные романы,
где старый ловелас на склоне лет
девиц доступных водит в рестораны;
уехать далеко, вдали от городов,
где солнца луч в листве густой блуждает;
и, заблудившись там, в глуши лесов,
бродить без цели, счастья ожидая;
забыть про всё: про дом, семью, и про детей
и стать простым, как пьяный трактор;
избу построить и в избе своей
писать стихи и развивать характер.
Ночь пришла. Томится брага
покрепчавшая едва.
Я насилую бумагу,
помножая ноль на два.
В голове – как в чистом поле,
только ветер-суховей.
Не прогуливал бы в школе,
были б окна на Бродвей.
Вот сосед мой был умнее,
поменял житейства вид
и теперь на том Бродвее
в баре каждый день сидит.
Перед ним текила, виски
и других бутылок ряд.
Я же брагу пью из миски,
самогонку – всё подряд.
Пролетел тут поезд дальний,
и в деревне я один:
над собакою – начальник,
над курями – господин.
"В своей избушке, сидя за столом,"
склонившись над исписанной страницей,
дописывал я стих. Уже кругом
светало, щебетали громко птицы
в лесу необозримом и глухом.
Журчал ручей невидимый в кустах
и ветерок, играя занавеской,
мне прошептал о чем-то впопыхах
и улицей помчался деревенской,
взъерошив листья по пути в садах.
Здесь пишутся стихи всегда легко.
В лесу сосновом воздух чуткий чище.
Деревья спят и шепчутся тайком.
И, кажется: бег времени мы слышим,
которое здесь бродит босиком.
«В деревне, на тесной скамеечке…»
В деревне, на тесной скамеечке,
под старой, скрипучей ольхой,
сижу и грызу ловко семечки,
соря в лопухи шелухой.
Спокойно мое одиночество,
где время неслышно плывет.
Закат, тишина и не хочется
стремиться куда-то вперед.
А там, на асфальтовых улицах,
где жизнь беспокойно бурлит,
бегут пешеходы, сутулятся,
как тени скрываясь вдали.
И кажется смутным далекая
та жизнь и тот призрачный мир,
в котором душа одинокая
тоскует в застенках квартир.
«Я живу в отдаленном селе…»
Я живу в отдаленном селе,
вдалеке от больших городов.
И, подобно упорной пчеле,
всё слагаю созвучия слов.
Позабросил другие дела,
на окне даже кактус засох.
Целый день у большого стола
речь веду с отголоском эпох.
Правда, с рифмой проблемы пока:
говорят, что глаголы – плохи.
Вот и лезут они напоказ,
как назло, прямо в кончик строки.
Призрак звезд затихает в окне,
шепчет ветер в печную трубу.
Не расслышать в пустой болтовне
что пророчит, какую судьбу.
Муза ходит, но редко уже.
Видно с транспортом плохо совсем.
И осталось в моем багаже
очень мало лирических тем.
Эх, залечь бы в высокий бурьян,
беспечально и празднично жить.
Всё равно в этих книгах обман.
Ну, зачем пустословье плодить?
Но кружится пока голова
от любви, от весны и тоски.
И стучат, словно капли, слова
поздней ночью в седые виски.
Проходит всё. Двадцатый век иссяк.
Столетье новое спешит ему на смену.
Для одного возможно и пустяк,
ну а другой в запале режет вену.
Совковость в прошлом, - может на беду,
а большинство от счастья радость душит.
И всех подряд вгоняют в борозду,
чтоб ропот долгий был как можно глуше.
В деревне жизнь не делает мудрей.
Вокруг луга и женщины все те же.
По‑прежнему сияющий Бродвей
далек как сон, но снится уже реже.
«Полней наливаются яблоки соком…»
Полней наливаются яблоки соком.
Устало склоняются ветви к земле.
Невольно опять возвращаюсь к истокам,
где вижу ребенком себя я во сне.
И нет ни проблем, ни забот, ни печали,
и снова вокруг всё поет и цветет.
Бегу босиком, выбирая едва ли
тропинку, что после травой зарастет.
А после, набегавшись в рощице вволю,
тепло ощутив материнской руки,
так сладко идти, забавляясь мечтою,
попутно срывая цветов лепестки.
За днями дни идут… Просвета нет.
Мне кажется, что вечный мрак – отрада.
И только ночью из окошка свет
покорно льется на дорожки сада.
Ночная жизнь таинственна, тиха.
Сверчки звенят задумчиво и просто.
Деревья спят, одетые слегка
ночным туманом, приглашая в гости.
Какой покой… Прислушайся к нему.
О чем там шепчут листья меж собою?
Не всё подвластно нашему уму,
но сколько здесь блаженного покоя…
Трава покрыта радостью, теплом.
Над нами звезды, в сумраке редея,
плывут и улыбаются тайком,
слегка туман задумчивый рассеяв.
Ты помнишь сад, который был в раю?
Поверь, что лучше было ненамного.
Когда я слабым сердцем устаю,
сюда иду, забыв свои тревоги.
Пусть мир другой, но только тот же сад.
Другие люди, только так же ветер
здесь носится бесцельно, невпопад,
под бледною Луной в безмолвном свете.
Дыши полней и наслаждайся им.
Какая здесь блаженная свобода…
Ты чувствуешь, как стал уже другим,
пробыв здесь от заката до восхода?
Уходит день походкой легкой.
Лениво меркнут краски лета.
И первый луч звезды далекой
светить нам будет до рассвета.
Я в этот луч вложу журчанье
ручья, бегущего по полю,
добавлю тишины молчанье
и отпущу его на волю.
Быть может, завтра он вернется,
мелькнет вдали и ненароком,
как старый друг мне улыбнется,
прощаясь на пути далеком.
Ночь на Троицу – время русалок
странно-бледных, холодных, как лед;
плеск волны, слабый запах фиалок,
поцелуи всю ночь напролет.
Ты приди на затопленный берег,
где березка поникла в тени.
Здесь расцвел по-над берегом вереск
и сбываются чудные сны.
Ты услышишь неясные всплески,
шепот тихий и радостный смех.
И в сияющем, призрачном блеске
чьи-то тени всплывают наверх.
Заласкают, себя не жалея,
истязая, быть может губя,
и от сладости сами хмелея,
ночь подарят, тебя не любя.
А потом от тебя отвернутся
равнодушием мрачным полны.
С тихим плеском бездушно сомкнутся
волны в свете печальной Луны.
Я там был, – не жалею нисколько,
видел холод, безумие глаз.
Я дышал их бессилием горьким,
но всего лишь один только раз.
Благодарю тебя – мой дом
за то, что ты один на свете
нас покрывал своим крылом
среди всех бурь. Сказали дети,
что рано утром, выйдя в сад,
там фею встретили внезапно.
Роняя фразы невпопад,
я им подыгрывал невнятно.
Потом влетела вдруг пчела,
косясь на нас безумным взглядом.
И отражали зеркала,
что счастье было где-то рядом.
Кому помешал мой туман в голове?
- Я думал в окрестностях дачи…
Пойду, затаюсь, как кузнечик в траве,
собою пейзаж озадачив.
Пускай меня ищут для разных работ.
Мне жалко бурьян в огороде:
он буйно разросся, теперь он цветет
и явно стремится к свободе.
Жене, чей известен безжалостный нрав,
обидно проигрывать в прятки.
Нет, только подумайте - я ведь был прав,
и снова полю эти грядки.
Бурьян насмехался, не веря в мой пыл.
Он знал меня лучше, чем кто-то.
Не вспыхнув в начале, я быстро остыл,
избегнув соленого пота.
Когда руки заняты, то в голове
кипят мысли, рифмой сплетаясь.
А солнце, запутавшись в мелкой листве,
клонилось к земле, усмехаясь.
