Взрослая, уже вполне сознательная жизнь Льва Сорокина в моем представлении началась со случая, происшедшего с ним еще в его мальчишескую пору, который не мог не наложить отпечатка на все его дальнейшие годы. Будучи не только комсомольцем, но и членом комсомольского комитета школы № 9 в Свердловске, он встретился на улице с ватагой хулиганов. В чем-то им не уступил, и они набросились на него. Он мог бы от них убежать. Силы были неравные. Но удержали комсомольская честь и сбитый с головы отцовский буденовский шлем, который он не мог оставить под ногами хулиганов, чего бы это ему ни стоило. Улучил момент, наклонился и получил удар ножом в спину. Худенький болезненный паренек с гордостью носил этот шлем. Ведь шла Отечественная война. С ним связано было для него самое дорогое: любовь к Родине, к Красной Армии, к отцу, коммунисту с 1919 года, чекисту. Его мать также была женщиной незаурядной. В гражданскую войну — комсомолка, с первой пятилетки — в партии. В семье царила атмосфера подлинной гражданственности, активного интереса ко всему, что происходило в стране, в мире, и это с самого раннего возраста прививалось любознательному пареньку, во многом определяло его духовное формирование. Сколько на его плечах общественных и партийных обязанностей сегодня, перечислять не буду. Их много. Назову только эти: два десятилетия подряд избирается в партийное бюро свердловской писательской организации, третий раз — в состав обкома КПСС. И когда он говорит сегодня, что он не представляет себя без общественной и партийной работы, этому веришь, ибо это в его характере, перенятом от отца. Застенчивость? Она тоже оттуда, от отца. В автобиографии поэт пишет о нем: «Человек долга, умеющий постоять за других, он становился болезненно застенчивым, когда дело касалось его самого».
В 1948 году в журнале «Смена» впервые напечатано было стихотворение, под которым стояла подпись Лев Сорокин. Ему было тогда 19 лет. С той поры, как по ступеням, он шел от сборника к сборнику. К его пятидесятилетию их вышло более десяти. В них отразился широкий духовный мир автора. Нет для поэта темы, какая так или иначе не была бы им затронута. Хочу сразу оговориться. Сборник этот еще отяжеляют местами «проходные» стихотворения. Зато, когда прикасаешься глазами и сердцем к настоящим вещам, многое искупается. Разве может не порадовать хотя бы вот это:
А человеку надо много:
Не только хлеб,
Не только дом,
Не только звездную дорогу,
Где реактивный ходит гром.
Не только твердую зарплату,
Не только радость от наград,
Еще —
и капельки заката,
Что в травах росами горят.
Тематический «пробег» начну со стихов об Урале. Лев Сорокин — коренной уралец и с радостью платит Уралу за его суровую красоту:
Когда к Исети или Каме
Я подъезжал иль подплывал,
Всегда мне синими дымками
Махал приветливо Урал.
Тяжеловесы-краны бойко
С него сгружали глыбы туч.
И на плечах он
Новостройки
Держал,
И кряжист,
И могуч.
А вместе с ними —
Все заводы,
И города,
И небеса.
И прогибали спину годы,
Но возникали чудеса.
…Но, встав навек к огню лицом,
Урал учил не только робить,
А быть солдатом и творцом.
И если я чего-то стою,
То это только оттого,
Что вместе с ним живу и строю,
И опираюсь на него.
Хорошо, что автор не побоялся поставить в строку старое уральское слово «робить». Оно вновь обрело жизнь.
Стихотворение «Скорость». «Ракета» летит по реке. Бьет ветер. Мелькнул домик. Что-то кричит человек. Поэт в восторге от скорости, но она вызывает у него и настороженность:
Гляжу на берег я с кормы.
Приятна скорость,
Скорость века…
Но человек кричал,
А мы
Промчались мимо человека.
Тема воины, солдатского мужества представлена несколькими стихотворениями, но хочется выделить «Солдатское поле». В прозаическом эпиграфе к нему говорится: «Возле Волгограда тридцать лет существовало заминированное поле. Шесть молодых солдат во глазе с командиром разминировали его». Мужество можно проявить и в мирные дни, когда «надо над смертью нагнуться, отвинтить от запала войну». Здорово сказано: «отвинтить от запала войну». Когда автор писал эти слова, возможно, он и не думал о их глубинном значении, о том, что вот уже сколько десятилетий наша страна и передовые люди человечества бьются над тем, чтобы война была отвинчена от запала. А ведь в эти его слова именно эта мысль и вкладывается, если толковать их шире.
В сборнике много стихотворений о загранице. Лучшие из них «В Неаполе», «Я услышал песенку дорожную», особенно «Атлантида». Это стихотворение хочется читать и перечитывать. Оно завораживает. Цитирую только начало:
Атлантида,
Атлантида,
Легендарная земля,
Никогда
Никто не видел,
Как цвели твои поля.
И никто из нас не видел,
Как под воду ты ушла.
Атлантида,
Атлантида,
Ты была иль не была?
Порадуют читателя и стихи из детских книг. Мне приятно было узнать о таланте поэта и в таких стихах. Чуть ли не все они в сборнике хороши. Прочитав стихотворение «Теплица», думаю, убедится в этом каждый.
Строители построили
Стеклянный светлый дом.
Пусть до весны зеленое
Зимует лето в нем!
Ведь раскален, как Африка,
Котельщиком котел,
И на цветах под аркою
Жужжит семейство пчел.
Там только у огурчиков
В пупырышках тела.
Снежок в окно увидели —
И дрожь их пробрала.
Достоинство этого стихотворения еще и в том, что оно — радость для читателя любого возраста.
Можно было бы продолжить разговор о юбилейном сборнике Льва Сорокина, но я не литературовед, не критик. Хочется в заключение сказать: я рад, что узнал ближе этого прекрасного человека, идущего по земле с открытым сердцем.
Степан Щипачев
1
Здесь, в обелисках, высятся года,
Их,
прогремевших и затихших, много.
И потому
пришедшие сюда
Глядят сосредоточенно и строго.
И сосны над молчанием могил
Не как в лесу шумят,
а по-иному…
Прости, отец,
что редко приходил
К тебе я
не гранитному —
живому.
Теперь-то у тебя
Я частый гость,
Но ты мне не ответишь,
Как бывало.
В просвете дат
Безмолвно улеглось
Все, что тебя когда-то волновало.
Безмолвно?
Нет, я верю в чудеса!
Я сердцем прикоснусь к застывшим датам, —
И вспыхнет гром,
И вздрогнут небеса,
И предо мной
Предстанешь ты
Солдатом.
2
Обшарпанное здание ЧК,
Все пулями израненное зданье,
И ты в кожане
У броневика
В тугом кольце
Кулацкого восстанья.
Граната нагревается в руке,
В другой —
наган застыл в оцепененьи,
В стремительном,
Отчаянном броске
Свое ты начинаешь наступленье.
Я на плиту надгробную твою
Гляжу и вижу:
Не хватает даты.
Не в материнских муках,
А в бою —
Известно всем! —
Рождаются солдаты.
3
Закат землей и тучами зажат,
Безмолвно рвутся солнечные нитки.
А под ногами
грудою лежат
Листвы осенней
Золотые слитки.
Я равнодушен к золоту.
Его
Родня не оставляла мне в наследство.
Но не забыть вовеки мне того,
Как бескорыстью обучали с детства.
Отец,
не раз рассказывал ты мне,
Как вас особняки огнем встречали,
Как после схваток
В зыбкой тишине
Богатство контры
Вы конфисковали.
И груды бриллиантов и часов
Не в сейфы с хитроумными замками,
В кладовку запирали на засов
Чекисты огрубелыми руками.
Зачем замки?
Уездное ЧК
Любые воры обойдут далече:
Они-то знают, как тверда рука
Бывает у «товарищей» при встрече.
И вдруг,
как будто по лицу — удар,
Начальник ваш краснеет,
как мальчишка:
— Сегодня заглянули на базар,
А новичок —
сбывает золотишко!
Он взял в кладовке лишь одно кольцо!
Простить его?
Но звался он чекистом…
Смотрела Революция в лицо
Усталым трибуналом неречистым.
И перед строем замерших бойцов
Ударил выстрел
Коротко и внятно.
Седое поколение отцов,
Твоя непримиримость мне понятна.
И у меня пробилась седина,
Но не расстанусь с вашими словами:
«Твориться Революция должна
Лишь чистыми сердцами и руками!»
4
На бреющем — проходят облака,
А может, это пролетает время
В тяжелых сгустках
Вдаль
Издалека
Над горем
И над радостями всеми?
Оно летело так же и тогда,
Сгущая в дни
Минуты и мгновенья,
Когда, отец,
Менял ты города
С армейским кочевым подразделеньем.
Приказ:
«Из Минска ехать на Урал» —
Теперь нужны милиции
солдаты.
Опять в горах грохочет не обвал,
А выстрела бандитского раскаты.
И молния раскалывает мрак,
Рванули будто молнию из ножен.
Ты так хотел уехать на рабфак,
Но сам себе сказал ты:
«Кто-то должен…»
Давно, отец, другие времена,
Но мир, отец, по-прежнему
Так сложен,
Что нам порой бывает не до сна,
Но ты же повторял мне:
«Кто-то должен!»
И шел в ЧК,
И ехал в дальний полк,
Шел охранять,
Что с боем было взято.
Не жертвенность в твоих словах,
А долг.
А долг —
Источник мужества солдата.
5
Ну, кто придумал,
что всему свой срок?
Ты шел домой,
нестарый, но усталый.
Болезнь тебя
Нежданно
Сбила с ног,
Как с той, гражданской,
Выстрел запоздалый.
Наверно, с ней бы справиться не смог!
Но тут — война,
И, напрягая силы,
Вставали инвалиды за станок,
И мальчики снаряды подносили.
Я утверждаю:
знали о войне.
Солдат-посыльный постучался резко
Еще за месяц —
в майской тишине,
Придя с военкоматовской повесткой.
Звезда упала в клумбу во дворе
И стала светляком зеленоватым.
Отец шагнул из дома на заре,
А возвратился
Только
В сорок пятом…
6
Ох, память сердца,
Как она крепка! —
Вновь обжигает горестью вчерашней,
И вновь в руке — отцовская рука:
Мол, я солдат, и мне совсем не страшно!
Он умирал.
И говорить не мог.
Но ясно слышал:
Плачут домочадцы.
Он умирал,
Но от земных тревог
Упорно не хотел он отрываться.
Вот так идут, наверно, на расстрел
И смотрят не на дула,
А на пашни,
И вспоминают:
«Что же я успел?
Солдатом был —
И мне совсем не страшно!»
Лишь знать бы точно,
Что наследник твой
Продлит тобою начатое дело, —
И насладится теплою землей
В последний миг
Распластанное тело.
Потом в граните воины встают,
Бессильны грозы,
И бессильны стужи! —
Нам жизнь свою они передают,
Как будто безотказное оружье.
Так и, отец,
Ты все мне передал
Своим рукопожатием прощальным…
А в небе тучи,
Словно глыбы скал,
Уже грозятся грохотом обвальным.
И вечер тени сильно удлинил,
И добираться далеко до дому.
…Прости, отец,
Что редко приходил
К тебе я
Не гранитному —
Живому.
