Я издали любил вас. Издали…
Я издали любил вас. Издали.
Ни запретить. Ни под арест.
Я целовал во сне вас истово,
Как старики целуют крест.
Я огородами и тропами
Бродил у вашего двора,
И терпеливо слушал проповедь
Пенсионеров от пера.
Они учили — что́ не велено,
Плюс проклинали грех и плоть.
И тарахтела речь Емелина,
Которому черед молоть.
И пальцы вздев, они, как исстари,
Свою из губ сучили нить.
…Я издали любил вас. Издали.
Ни под арест. Ни запретить.
Нет, не гожусь я в судьи строгие
Нет, не гожусь я в судьи строгие,
Что мямлят, истины твердя.
Меня минувшее не трогает,
Ему я, право, не судья.
Былому времени отпетому,
Быть может, сгинуть не черед.
Но я люблю вас — и поэтому
Вам все прощаю наперед.
И я — надежда вам не ложная,
Не мимолетная беда,
И жизнь такая, как положено —
Живая, грешная вода.
И я, признаться, вам завидую,
Благословляя, как напасть,
И вашу боль, и вашу битую
И неповерженную страсть!
Ночь провел я вместе с вами
Ночь провел я вместе с вами
Там, где Симон Кананит
Бредит мертвыми словами,
Зло железами звенит.
Наверху, еще не в силе,
Пел во тьме ручей зачин.
Мы смеялись и грустили
Без особенных причин.
Были радость и доверье,
Чьи-то добрые стихи,
И дарили нам деревья
Золотые пустяки.
Под косматой буркой бука,
В час душевного тепла
Были мы одни. И скука
Третьей лишней не была.
Хмель кружился на поляне,
И, небось, я оттого,
Наподобье старых пьяниц,
Не запомнил ничего.
Все слова, как наказанье,
Все стихи, как глухота.
Я люблю вас несказанно,
Ваши тихие цвета.
Глаз глубинное горенье, —
Запылавший от него
Огонек стихотворенья,
Откровенья моего.
Оттого и ноша проще,
И видней иной изъян,
Что иду я не на ощупь,
Вашим светом осиян.
Сам себе кажусь моложе,
И горжусь, сжигая век,
Что для вас я, видно, тоже
Не прохожий человек.
На песке кипела пена,
Тьма творила волшебство,
И была благословенна
Ночь доверья твоего!
Огрызался гром над нами,
И стонали тополя,
И качалась, как цунами,
Черноморская земля.
Ливень рушился, стеная,
Забивая окоем.
И стояла ты, лепная,
В мокром платьице своем.
А потом гроза умолкла,
Посинела гор гряда,
И ворочалась у мола
Изнуренная вода.
На заре кричали чайки,
Чуть поскрипывал причал,
И на море, цвета чаги,
Парус спущенный скучал.
Будто угли под золою,
На закате облака —
Тлело в памяти былое,
Непогасшее пока:
Я искал тебя немало,
Но, закованная в льды.
Погребала даль немая
Мимолетные следы.
Я искал тебя вседневно,
Припоздавшая весна,
Синеглазая царевна
Из мальчишеского сна.
…Отпылали гор вершины,
Бриз раскачивал буи,
И, вздыхая, тишь сушила
Косы влажные твои.
Улыбнулась ты устало,
Ты сказала: — Что ж, зови…
И на этом свете стало
Больше боли и любви.
Ах, пустое дело в душу лезть!..
Ах, пустое дело в душу лезть!..
Я не поп, и ты — не в божьем храме.
Я люблю тебя, какая есть,
С бедами твоими и грехами.
Дни тропою дыбятся крутой,
И не всем — одна и та же ноша.
Я и сам, ты знаешь, не святой,
Впрочем, мне поверь, и не святоша.
С детства помним: не рабы вещей,
Души наши — для родного края.
Леший с ними, для которых щель
В дом чужой благословенней рая.
Я давно не молод. Мне видней:
Чаще — рядом с черным голубое.
Не родной бывает нам родней,
А сестра, что вынесла из боя.
Нет, ни рай, ни царские врата
Идеалом не были нелепым,
А на стройках юности — братан,
Что делился дружеством и хлебом,
Не пилил за мелкие грехи,
Мог за дело всяческое браться,
И читал до полночи стихи
О коммуне равенства и братства.
Оттого я, верно, и пришел,
Не чудивший на веку от скуки,
Под твои приветные, как шелк.
Отдыха не знающие руки.
Пусть их шепчутся и судачат
Пусть их шепчутся и судачат,
В щель замка норовят залезть, —
Это выпала мне удача,
Что ты есть у меня. Ты есть!
Дни, как лошади под вожжами, —
Мимо рощиц, полей и лиц,
И березы, как прихожане,
Торопливо падают ниц.
Ослепляет жгутами ветер.
И целую я наяву
Белоснежные зубы эти,
Глаз июньскую синеву.
Плещут очи огнем без чада,
С холодком вперемежку зной.
Ты лети, коренной, как надо.
Рядом с лебедью-пристяжной.
Ты лети коренник, лети же,
К черту вожжи и удила!
Или кровь у нас стала жиже,
Чем когда-то в бою была?
Лебединым последним плачем
Юность нам посылает весть.
Это выпала мне удача.
Что ты есть у меня. Ты есть!
Отгорел закат над синью,
Вьется дымка у курьи.
Пахли мятой и полынью
Губы тонкие твои.
Ты сказала, щуря очи:
— Зябко, господи спаси…
Отчего такие ночи,
Будто брага, на Руси!
Отчего фатой венчальной
Под луной блестят пески?
Чайки плачут беспечально?
Сыч хохочет от тоски?
Отчего в ночах России,
На свету своей души,
Даже бабы пожилые
Бесподобно хороши?..
Я ответил: — Видно, это
Оттого, что в лунной мгле
Наша песенка не спета,
Слава богу, на земле,
Оттого, что наше лихо
Не дает пока нам весть.
Ты косой тряхнула тихо,
Ты сказала: — Так и есть.
Ты сказала: — Наши узы
Впрок ковали колдуны…
И звезда горела в бусах,
И мерцали в косах русых
Искры первой седины.
Бабий век — сорок лет.
Одна из поговорок.Забрели с тобою в мо́рок
Сонных стариц — мертвых рек.
Ты вздыхаешь: — Скоро — сорок…
Ты горюешь: — Бабий век…
Для чего же эта жалость,
Будто плач перед венцом?
Ты платочком повязалась,
Девка статью и лицом.
Не роняй, как слезы, слово,
Сердце вицей не секи.
Это просто нетолково,
Это, право, пустяки.
Люди — разная порода,
Не всегда молва права.
Я подслушал у народа
Сокровенные слова.
От избытка лет страдая,
Жизнь, как прежде, славословь:
Любишь — значит, молодая.
Бабий век — пока любовь.
…На Урале, на покосе,
Есть свой срок, когда с дорог
Морось мелкую уносит
Предрассветный ветерок.
Ты забыл о тьме и стужах.
В лужах синь отражена.
Тихо рядом. Тихо в душах.
В целом мире тишина.
Чем чувство больше, тем слова короче.
Чем сердце чище, тем скромней язык.
Мне по душе твои скупые строчки,
К немногословным письмам я привык.
Зачем любви признания и речи?
Достаточно обоим та́к прожить:
«Люблю» — сказать друг другу в первый вечер
И у могилы это повторить.
Милая, нам незачем сердиться,
Не тирань вопросами меня.
Снится мне все чаще Феникс-птица,
Грозная и грустная девица
С крыльями из пепла и огня.
По ночам, когда луна в зените,
И детишек пестует лиса, —
В эту пору сказок и наитий
Чья-то тень мелькает на граните,
Звонко загораются глаза.
И опять мерещится иль мнится
Легкое касание руки.
И живут желанных женщин лица,
И приходит время, чтоб родиться
Яростной диковине строки!
Век — не вечно радость и цветенье,
Но бессмертно жизни торжество.
…Вновь на скалах сказочные тени,
И, сгорая, возникает Феникс
На заре из пепла своего
Обновленья ласковое чудо,
Оживай, багряное, и впредь.
Отвяжись, постыдная остуда,
И сгорай, душа моя, покуда
Ты еще умеешь догореть!
Синим светом сновидений снова
Приходи. Ликуя, отрави
Домыслами времени иного,
Жаркою и тайною обновой
Оперенной пламенем любви!
Не дал мне бог ни денег, ни удачи
