Сперва она решила поселиться где-нибудь в Калькутте, чтобы иметь возможность время от времени видеться со своими любимыми Шучоритой и Шотишем. Но тут же подумала, что прожить в Калькутте, где все так дорого, на ее скромные средства вряд ли можно.
После того, как налетевшая внезапным ураганом Бародашундори удалилась, Биной некоторое время сидел молча, опустив голову. Первой нарушила молчание Хоримохини.
— Мне бы сходить к святым местам, — сказала она. — Сможет ли кто-нибудь из вас пойти со мной, сынок?
— Я был бы только рад сопровождать вас, — ответил Биной. — Но ведь раньше чем через несколько дней выйти нам не удастся. Пожили бы вы пока у моей матери.
— Ты не знаешь, дитя мое, — говорила Хоримохини, вытирая слезы, — какая я обуза. Господь взвалил на мои плечи такое тяжкое бремя, что я всем стала в тягость. Еще когда я увидела, что даже в доме собственного мужа всем я мешаю, нужно бы мне это понять. Только туго дается мне понимание. Старалась я заполнить пустоту в сердце, скиталась повсюду, но куда бы я ни подавалась, мое горе всюду следовало за мной по пятам. Нет, сын мой, хватит с меня этого. Зачем я снова буду вторгаться в чей-то дом. Уж лучше я пойду искать приюта у ног того, на ком тяжелым бременем лежат страдания всего мира. У меня нет больше сил бороться…
— Нет, тетя, не говорите так, — сказал Биной. — Мою мать нельзя ни с кем сравнивать. Разве может человек, жизнью своей доказавший любовь к богу и сумевший встать выше всех тягот мира, отказаться принять бремя чужого горя? Такова моя мать, таков и Пореш-бабу. Нет, нет, я даже и слушать не хочу. Сначала я отведу вас в свою святую обитель, а уж потом поеду с вами в вашу.
— Но ведь нужно предупредить… — начала было Хоримохини.
— Мы приедем и тем самым предупредим, — перебил ее Биной. — Это самое лучшее предупреждение.
— Тогда завтра утром… — начала опять Хоримохини.
— Почему завтра утром, когда можно сегодня вечером, — снова перебил ее Биной.
В этот момент за Биноем пришла Шучорита.
— Биной-бабу, — обратилась она к нему, — мать прислала сказать, что скоро начнется богослужение.
— Боюсь, что я не смогу на нем присутствовать. Мне нужно переговорить кое о чем с тетей, — ответил Биной.
В действительности же после всего случившегося ему просто не хотелось принимать приглашение Бародашундори. Все это начало казаться ему сплошным издевательством.
Но Хоримохини очень забеспокоилась и начала уговаривать его идти.
— Мы ведь и потом можем поговорить. Вот кончится служба, ты и приходи ко мне, — говорила она.
— Я думаю, что лучше бы вам сходить, — прибавила от себя Шучорита.
Биной понял, что его отсутствие на богослужении лишь ускорит взрыв, который давно назревал в этой семье. И он прошел в комнату, предназначавшуюся для церемонии. Но это мало что изменило.
После богослужения всех пригласили к столу. Биной начал отказываться:
— У меня сегодня что-то пропал аппетит.
— При чем тут аппетит, — ехидно заметила Бародашундори, — когда вы просто успели наесться всяких лакомств наверху.
— Да, — сознался со смехом Биной. — Таков удел всех обжор: не устояв перед тем, что есть, они теряют то, что будет.
С этими словами он встал из-за стола.
— Надо полагать, опять наверх? — спросила Бародашундори.
— Да, — коротко ответил Биной и пошел из комнаты.
Проходя мимо стоявшей в дверях Шучориты, он шепнул ей:
— Диди, зайдите на минутку к тете. Ей нужно срочно видеть вас.
Лолита обносила угощениями гостей. Когда она подошла к Харану, тот неизвестно почему счел нужным сообщить ей:
— А Биноя-то-бабу здесь нет, он наверх пошел.
Лолита остановилась перед ним, посмотрела прямо ему в глаза и холодно ответила:
— Знаю. Но он не уйдет, не попрощавшись со мной. К тому же я и сама пойду наверх, как только освобожусь.
Жгучая злоба снедала Харана. Сегодня ему положительно не везло: он даже не сумел смутить Лолиту! От Харана не ускользнуло и то, что Биной, уходя, шепнул несколько слов Шучорите, и то, что она вскоре после этого последовала за ним. Сам он сегодня неоднократно пытался заговорить с ней, и оттого, что она на глазах у всех собравшихся старательно отклоняла его попытки, он чувствовал себя посрамленным, и это приводило его в бешенство.
Поднявшись наверх, Шучорита увидела, что Хоримохини уже собрала все свои пожитки и теперь сидит с таким видом, словно с минуты на минуту собирается уехать.
Шучорита спросила ее, в чем дело, но в ответ Хоримохини только расплакалась.
— Где Шотиш? — проговорила она, наконец. — Попроси его зайти ко мне на минутку.
Шучорита растерянно взглянула на Биноя.
— Тете оставаться здесь во всех отношениях неудобно, — пояснил Биной, — вот я и увожу ее к ма.
— А оттуда я думаю пойти странствовать по святым местам, — добавила Хоримохини. — Нельзя таким, как я, у людей жить. Зачем я их стеснять буду?
Шучорита и сама все эти дни думала об этом. И она тоже пришла к выводу, что оставаться в этом доме дольше будет для ее тетки только унизительно. Не зная, что ответить, она молча села рядом с Хоримохини.
Уже стемнело, но огня еще не зажигали. В мутном небе чуть заметно мерцали звезды, и в полумраке не видно было, кто из сидящих в комнате плачет.
Вдруг с лестницы донесся звонкий голос Шотиша:
— Тетя, тетя!
Хоримохини поспешно встала.
— Иди, дорогой мой, иди сюда!
— Тетя, — сказала Шучорита. — Не уходите сегодня, на ночь глядя. Утро вечера мудреней! И потом, как же вы уйдете, не простившись с отцом? Он ведь очень огорчится.
Биной, возбужденный оскорблением, которое нанесла Бародашундори тетке, и не подумал об этом. Он решил, что Хоримохини нельзя больше ни на одну ночь оставаться под этой крышей. Ему хотелось доказать Бароде, что она жестоко ошибается, если думает, что Хоримохини безропотно стерпит все потому, что ей некуда деться. Поэтому он не хотел откладывать отъезд ни на минуту. Но, услышав слова Шучориты, Биной вдруг сообразил, что не одна Барода живет в этом доме и что, помня причиненные ею обиды, нельзя забывать и сердечного отношения гостеприимного хозяина.
— Что верно, то верно! — сказал он. — Нельзя уезжать, не простившись с Порешем-бабу!
Тут в комнату с криком влетел Шотиш,
— Тетя, тетя, вы слышали, русские собираются напасть на Индию! Вот-то будет здорово!
— А на чьей ты будешь стороне? — спросил Биной.
— Я? На русской, конечно, — ответил Шотиш.
— Ну, тогда им нечего бояться, — улыбнулся Биной.
Увидев, что кризис миновал и что Биной снова стал самим
собой, Шучорита выскользнула из комнаты и пошла вниз.
Она знала, что Пореш-бабу имел обыкновение читать перед сном. Сколько раз девушка приходила к нему в этот час, усаживалась рядом, и он читал ей вслух.
Так и сегодня Пореш-бабу сидел один в своей маленькой комнатке и при свете лампы читал Эмерсона. Вошла Шучорита, тихонько пододвинула стул и села рядом. Отложив книгу, Пореш-бабу посмотрел на нее. Но у Шучориты не хватало духу начать разговор, ради которого она пришла. Она почувствовала, что не может говорить с ним об обыденных вещах.
— Отец, почитай мне немножко! — только и сказала она.
Было уже десять часов, когда Пореш-бабу кончил читать и объяснять ей прочитанное. Но Шучорита, боясь испортить сон отцу, так и не решилась начать разговор на неприятные темы. Она уже собиралась идти к себе в комнату, когда Пореш-бабу ласково окликнул ее:
— Радха!
Она подошла к нему.
— Ты ведь хотела поговорить со мной относительно тети?
Шучориту поразило, что Пореш-бабу сумел разгадать еемысли.
— Да, отец. Только сегодня мне не хочется тебя беспокоить. Может, поговорим об этом завтра утром?
Но Пореш-бабу усадил ее и сказал:
— Ты думаешь, я не видел, что твоей тете тяжело живется здесь? Я только не ожидал, что ее верования и обычаи могут настолько возмутить твою мать. Но раз уж она воспринимает все это так болезненно, то, конечно, для твоей тети не могла не создаться у нас очень неприятная обстановка.
— Тетя уже решила уехать.
— Я так и знал, что она уедет, — сказал Пореш-бабу. — Но знаю я и то, что вы с Шотишем, как ее единственные родственники, ни в коем случае не допустите, чтобы она вновь осталась без крова. Вот уже несколько дней я думаю, как помочь делу.
Шучорита даже не догадывалась, что Пореш-бабу был в курсе домашних событий и что все это время он пытался найти выход из создавшегося положения. Она всеми силами старалась скрыть от него происходящее из страха огорчить и разволновать его. Поэтому его слова растрогали ее до слез.
— Я уже придумал, где ее лучше поселить, — продолжал Пореш-бабу.
— Боюсь только, что… ведь она… — залепетала Шучорита.
