чтоб пережить звучанье дважды.
Намеки раковины белой,
молящей молча о вниманье,
и тишины гнетущей бегство,
и бегство нашего молчанья.
Намеки родников бурлящих,
намек всего, что силой пышет,
намеки ночью говорящих,
но верящих, что кто-то слышит.
Намек луны, в ночи висящей,
как капелька росы блестящей.
Что ей собака с глупым лаем!
Не упадет она — повисла!
Затем луну мы воспеваем,
как притчу с сокровенным смыслом.
3. ТЫСЯЧЕЛИКИЙ ДОЖДЬ
Мы множество имен дождю давали,
и он всегда нежданный, точно чудо,
всегда он нов, и вечно с новой песней.
И шорохи, шуршание дождинок,
как тысячи мелодий тонкой грусти.
Лишь радость на один мотив поется,
печали — друг на друга не похожи.
Печаль — дитя, вскрывающее сущность
и тайный смысл обыденных явлений.
Печаль — дикарь, надевший маску волка,
чтоб помириться с родичами волка.
И как вино таится в винограде,
она таится в каждом человеке.
Сегодня дождь на новые мотивы
поет, поет, поет твои печали...
Так молви же ему: аминь.
Перевод Л. Цивьяна
КОЗЛЕНОК ВЕРНУЛСЯ /Перевод А. Гинзаи/
Вечер смыл дневную пыль
и спать завалился, бездельник.
Кто там? Сказка то или быль?
Козленок
из колыбельной!
Я сразу поверил. Отвесил поклон,
как месяц — озерным теням.
Таким человечным вернулся он —
взрослым,
усталым,
полным прощенья.
Привет! По глазам узнал я тебя,
по козьему их мерцанью,
по скотьему гимну "ме-е" и "бя-я",
вечному, как мирозданье.
А я?
Погоди, не спеши с приговором.
Может, хитрым кажусь я тебе?
Мальчуган, изучавший Тору,
еще тянет (как ты!) "а" да "бе"...
Белоснежно руно твое, козлик, как встарь,
хоть изрядно его потрепали:
год Тарцах[25], что пятнает стенной календарь, —
будто слово "убий!" на скрижали.
Тридцать восемь ступеней, объятых огнём,
я по жизни прошел с того дня,
когда за изюмом и миндалём
ускакал ты, покинув меня.
Козленок ушел,
и ребенок ушел...
А ступенек было так много,
и ряд их в далекое небо вел
от мальчика с козликом — к Богу.
И камни из стен без грусти глядели,
не плакали, как теперь.
Теперь же...
под каждою колыбелью
прячется хищный зверь.
Склоняется мать над детской кроваткой,
и просит песню сыночек...
Не в силах она ни петь, ни плакать.
Лишь волк завывает к ночи.
Но мне ты даришь и смех, и слезу.
Во мне и отец, и сын.
Как Красная шапочка, в волчьем лесу
с лукошком брожу один.
Но вот однажды — было темно
на дорогах сказочных далей —
как рубашку Иосифа, мне руно
окровавленное
показали.
Мир праху козленка!
Но мучил меня
запах крови, что шел от руна.
Я думал:
Как петь без козлят, без ягнят?
Будет ли песня чиста и ясна?
Искал я тебя, о косматый брат мой,
плакал и пел, и слагал стихи.
Я знал: далеко от молитв и проклятий
несешь ты в пустыню людские грехи.
Уж нет в сердцах былой чистоты,
и нет зеленых лужаек.
Мы — жертва за грех: и я, и ты
на чужих грехах возмужали.
Козел отпущенья.
Закланья телец.
И сын — жертвоприношенье.
Домой я вернулся, как ты, наконец:
Взрослым,
усталым,
полным прощенья.
Перевод А. Гинзаи
ВЕРБЛЮД ГАМЛИЭЛЬ[26] /Перевод А. Гинзаи/
Все мы нынче столь умны
И познания полны,
Что читатели поймут:
Гамлиэль —
это верблюд.
Не простой верблюд, а чудо,
Прочим не чета верблюдам.
Был бы он простой верблюд
Слов бы я не тратил тут.
Для такого верблюдища
И сравнения не сыщешь:
Гималаи Гамлиэлю —
До колена еле-еле.
Побурел песок от жара,
Точно плешь земного шара.
Рядом — море. Среди скал
Плачет по ночам шакал.
Слышит Гамлиэль во сне,
Что и звезды в вышине
Плачут, не переставая,
Как лисиц голодных стая.
Понял он: не зря такою
Все окутано тоскою,
И недаром так грустна
Эта страшная страна.
То не лисы, не шакалы
Оглашают воем скалы.
То — плачь матери-земли:
Сыновья ее — вдали.
Сыновья, что из разлуки
К ней протягивают руки.
Но меж ними, как назло,
Сине море пролегло.
А по морю нет пути.
К морю можно подойти —
Здесь кончается земля,
Как же тут без корабля?
Ну, расскажем, что с ним было.
Долго он лежал уныло.
Будто замерли века
Среди желтого песка.
Вдруг волна пришла. Оттуда
Пара рыб зовет верблюда.
"Мы несем благую весть:
Не печалься, выход есть!
Нет преград для смельчака,
Хоть пучина глубока:
Лишь не бойся, прыгай в воду —
Будешь людям пароходом!"
"Как же так?" — спросил верблюд.
"Прыгай, — рыбы речь ведут, —
Ты ж не зря такой здоровый —
Десятикилометровый! "
Прыгнул в воду Гамлиэль,
А ему и море — мель:
Не доходит до горба.
Голова — трубой-труба.
Кто пыхтит там и ревет?
Это паро-вербло-ход!
На горбу ликует люд:
"Что за чудо кораблюд!"
Долог путь был из-за моря,
Город Яффа будет вскоре,
Уж видна она, но вот
Вдруг верблюд замедлил ход.
Встал он в море в полный рост,
Опустил, как якорь, хвост.
Стала публика роптать:
"Что ты вздумал в море встать?"
"Не волнуйтесь, стар и млад, —
Говорит он. — Будет лад!
Всех я высадить сумею —
Протяну вот только шею".
Он тянулся, напрягался,
Изо всех он сил старался,
Так старался — аж устал,
Но до берега достал.
Понял тут прибывший люд:
Сходни сделал им верблюд.
Вот теперь — конец пути:
Остается лишь сойти.
Вот и край земли святой.
Вдруг оттуда окрик: "Стой!"
Но верблюд взревел: "Ну нет!
Мы плевали на запрет!"
Кто там нам бубнит нахально,
Что мы едем "нелегально"?
Иль не знает он, что дурно
Выражаться нецензурно?
Даже я, когда сержусь,
Сквернословия стыжусь.
И скажу лишь то, что нужно:
Не робеть. Вперед и дружно!
Приходите, миллионы,
На Гильбоа, до Хермона!
Встретит вас, как старый друг,
Горный север, жаркий юг!
Ведь от Негева до Дана
Вы желанны, званы, жданы,
И страна вам говорит:
Приезжайте!
Путь открыт!
Перевод А. Гинзаи
ЛУЖИЦА /Перевод Р. Левинзон/
Нет воде конца и края —
Вон ручей бежит, играя,
Океан вдали гремит,
Дождик легкий моросит,
Озерко блестит, как блюдце —
Так и просит окунуться!
И куда ни кинешь взгляд,
Воды легкие летят,
Всюду светлые потоки
В лад лепечут, плещут в лад!
Выбирай! Но знаю я —
Лучше лужица моя,
Золотая лужица —
У нее на дне
Солнце так и кружится,
Улыбаясь мне!
В этой лужице чудесной
Можно шлепать босиком,
И месить ногами тесто,
И пирог испечь потом,
И плескаться чудным плеском,
Любоваться чудным блеском,
Хлюпать, хлопать,
Шлепать, топать,
Цок-цок-цокать,
Чмок-чмок-чмокать.
Тот, кто создал в мире лужи,
Был с детьми, наверно, дружен,
Знал, что в луже голубой
Может плавать флот любой.
Кораблей обилие —
Целая флотилия.
Катер, лодка, пароход,
Яхта, шлюпка, ботик, плот.
Эй, матросы, капитаны,
Выворачивай карманы!
Что ни есть, мы пустим в ход —
Скрепки, щепки, палки, спички,
И бутылки без затычки,
Пробки, перышки, огрызки,
Банки, склянки, зубочистки,
От зубила рукоятка,
Карандаш, блокнот, тетрадка.
Все сгодится, все пойдет,
Вышел лучший в мире флот!
Он расправил паруса,
Чудо - чудо — чудеса!
Слава лужице любой,
Славен славный рулевой!
Пароходы и пироги,
Отдохните от дороги,
Мы объездили весь мир,
А теперь устроим пир.
Эй, друзья, сюда бегом —