Уильям Йейтс - Переводы из Уильяма Йейтса( Григорий Кружков) Великое колесо возвращений

Тот, что меня любил,

Просто зашел с дороги,

Ночку одну побыл,

А на рассвете – прощай,

И спасибо за чай:

Все остается в Боге.

Высь от знамен черна,

Кони храпят в тревоге,

Пешие, как стена

Против другой стены,

Лучшие – сражены:

Все остается в Боге.

Дом, стоявший пустым

Столько, что на пороге

Зазеленели кусты,

Вдруг в огнях просиял,

Словно там будет бал:

Все остается в Боге.

Вытоптанная, как тропа,

Помнящая все ноги

(Их же была толпа),-

Радуется плоть моя

И ликует, поя:

Все остается в Боге.

Епископ толковал со мной,

Внушал и так и сяк:

"Твой взор потух, обвисла грудь,

В крови огонь иссяк;

Брось, говорит, свой грязный хлев,

Ищи небесных благ".

"А грязь и высь – они родня,

Без грязи выси нет!

Спроси могилу и постель –

У них один ответ:

Из плоти может выйти смрад,

Из сердца – только свет.

Бывает женщина в любви

И гордой и блажной,

Но храм любви стоит, увы,

На яме выгребной;

О том и речь, что не сберечь

Души – другой ценой".

Спи, любимый, отрешись

От трудов и от тревог,

Спи, где сон тебя застал;

Так с Еленою Парис,

В золотой приплыв чертог,

На рассвете засыпал.

Спи таким блаженным сном,

Как с Изольдою Тристан

На поляне в летний день;

Осмелев, паслись кругом,

Вскачь носились по кустам

И косуля, и олень.

Сном таким, какой сковал

Крылья лебедя в тот миг,

Как, свершив судьбы закон,

Словно белопенный вал,

Отбурлил он и затих,

Лаской Леды усыплен.

"Я родом из Ирландии,

Святой земли Ирландии,-

Звал голос нежный и шальной,-

Друг дорогой, пойдем со мной

Плясать и петь в Ирландию!"

Но лишь единственный из всех

В той разношерстной братии,

Один угрюмый человек

В чудном заморском платье

К ней повернулся от окна:

"Неблизкий путь, сестра;

Часы бегут, а ночь темна,

Промозгла и сыра".

"Я родом из Ирландии,

Святой земли Ирландии,-

Звал голос нежный и шальной,-

Друг дорогой, пойдем со мной

Плясать и петь в Ирландию!"

"Там косоруки скрипачи,-

Он закричал отчаянно,-

И неучи все трубачи,

И трубы их распаяны!

Пускай колотят в барабан,

С размаху струны рвут,-

Какой поверит здесь болван,

Что лучше там, чем тут?"

"Я родом из Ирландии,

Святой земли Ирландии,-

Звал голос нежный и шальной,-

Друг дорогой, пойдем со мной

Плясать и петь в Ирландию!"

Вот что сказал мне Том-сумасшедший,

В роще под дубом дом свой нашедший:

"Что меня с толку-разуму сбило,

Что замутило зоркий мой взгляд?

Что неизменный свет превратило

Ясного неба – в горечь и чад?

Хаддон и Даддон и Дэнил О'Лири

Ходят по миру, девок мороча,

Все бы им клянчить, пьянствовать, или

Стих покаянный всласть распевать;

Эх, не сморгнули б старые очи -

Век бы мне в саване их не видать!

Все, что встает из соли и пыли -

Зверь, человек ли, рыба иль птица,

Конь, кобылица, волк и волчица -

Взору всевидящему предстает

В истинном их полнокровье и силе;

Верю, что Божий зрачок не сморгнет".

Гарри Клифтону

Я слышал, нервные дамы злятся,

Что, мол, поэты – странный народ:

Непонятно, с чего они веселятся,

Когда всем понятно, в какой мы год

Живем и чем в атмосфере пахнет;

От бомбардировок смех не спасет;

Дождутся они – налетит, бабахнет

И все на кирпичики разнесет.

Каждый играет свою трагедию:

Вот Гамлет с книгой, с посохом Лир,

Это – Офелия, а это Корделия,

И пусть к развязке движется мир

И звездный занавес готов опуститься -

Но если их роль важна и видна,

Они не станут хныкать и суетиться,

Но доиграют достойно финал.

Гамлет и Лир – веселые люди,

Потому что смех сильнее, чем страх;

Они знают, что хуже уже не будет,

Пусть гаснет свет, и гроза впотьмах

Полыхает, и буря с безумным воем

Налетает, чтоб сокрушить помост,-

Переиродить Ирода не дано им,

Ибо это – трагедия в полный рост.

Приплыли морем, пришли пешком,

На верблюдах приехали и на ослах

Древние цивилизации, огнем и мечом

Истребленные, обращенные в прах,

Из статуй, что Каллимах воздвиг,

До нас не дошло ни одной, а грек

Смотрел на мраморные складки туник

И чувствовал ветер морской и бег.

Его светильника бронзовый ствол

И года не простояв, был разбит.

Все гибнет – творенье и мастерство,

Но мастер весел, пока творит.

Гляжу на резную ляпис-лазурь:

Два старца к вершине на полпути;

Слуга карабкается внизу,

Над ними – тощая цапля летит.

Слуга несет флягу с вином

И лютню китайскую на ремне.

Каждое на камне пятно,

Каждая трещина на крутизне

Мне кажутся пропастью или лавиной

Готовой со скал обрушить снег,-

Хотя обязательно веточка сливы

Украшает домик, где ждет их ночлег.

Они взбираются все выше и выше,

И вот наконец осилен путь

И можно с вершины горы, как с крыши,

Всю сцену трагическую оглянуть.

Чуткие пальцы трогают струны,

Печальных требует слух утех.

Но в сетке морщин глаза их юны,

В зрачках их древних мерцает смех.

Сказала госпожа певцу:

"Для нас – один исход,

Любовь, когда ей пищи нет,

Зачахнет и умрет.

Коль вы разлюбите меня,

Кто песню мне споет?

Ангел милый, ангел милый!

Не зажигайте в спальне свет,-

Сказала госпожа,-

Чтоб ровно в полночь я могла

Приникнуть к вам, дрожа.

Пусть будет мрак, ведь для меня

Позор острей ножа".

Ангел милый, ангел милый!

"Я втайне юношу люблю,

Вот вся моя вина,-

Так верной горничной своей

Поведала она,-

Я без него не в силах жить,

Без чести – не должна.

Ангел милый, ангел милый!

Ты ночью ляжешь рядом с ним,

Стянув с себя наряд,

Ведь разницы меж нами нет,

Когда уста молчат,

Когда тела обнажены

И свечи не горят".

Ангел милый, ангел милый!

Не скрипнул ключ, не взлаял пес

В полночной тишине.

Вздохнула леди: "Сбылся сон,

Мой милый верен мне".

Но горничная целый день

Бродила как во сне.

Ангел милый, ангел милый!

"Пора, друзья! Ни пить, ни петь

Я больше не хочу.

К своей любимой,- он сказал,-

Теперь я поскачу.

Я должен в полночь ждать ее

Впотьмах, задув свечу".

Ангел милый, ангел милый!

"Нет, спой еще,- воскликнул друг,-

Про жгучий, страстный взор!"

О, как он пел! – такого мир

Не слышал до сих пор.

О, как он мчался в эту ночь -

Летел во весь опор!

Ангел милый, ангел милый!

Но в яму конь попал ногой

От замка в ста шагах,

И оземь грянулся певец

У милой на глазах.

И мертвой пала госпожа,

Воскликнув только: "Ах!"

Ангел милый, ангел милый!

Служанка на могилу к ним

Ходила много лет

И посадила два куста –

Горячий, алый цвет;

Так розами сплелись они,

Как будто смерти нет.

Ангел милый, ангел милый!

В последний час к ее одру

Священник призван был.

Она покаялась во всем,

Собрав остаток сил.

Все понял добрый человек

И грех ей отпустил.

Ангел милый, ангел милый!

Похоронили верный прах

При госпоже, и что ж? -

Теперь там три куста растут,

В цветущих розах сплошь.

Польстишься ветку обломать –

Где чья, не разберешь.

Ангел милый, ангел милый!

Кроме картин и книг

Да лужайки в сорок шагов

Что мне оставила жизнь?

Тьма изо всех углов

Смотрит, и ночь напролет

Мышь тишину скребет.

Успокоенье – мой враг.

Дряхлеет не только плоть,

Мечта устает парить,

А жернов мозга – молоть

Памяти сор и хлам,

Будничный свой бедлам.

Так дайте же пересоздать

Себя на старости лет,

Чтоб я, как Тимон и Лир,

Сквозь бешенство и сквозь бред,

Как Блейк, сквозь обвалы строк,

Пробиться к истине мог!

Так Микеланджело встарь

Прорвал пелену небес

И, яростью распалясь,

Глубины ада разверз;

О зрящий сквозь облака

Орлиный ум старика!

Вы спросите, что я узнал, и зло меня возьмет:

Ублюдки Кромвеля везде, его проклятый сброд.

Танцоры и влюбленные железом вбиты в прах,

И где теперь их дерзкий пыл, их рыцарский размах?

Один остался старый шут, и тем гордится он,

Что их отцам его отцы служили испокон.