Евгений Лукин - Бал был бел

Подай ты нам на прожитво,
страна двуглавого орла,
хотя бы крошечку того,
что ты у нас отобрала!

Стебли ног отрастя в феврале,
вы не рано ль оттаяли, девушка?
Вам бы шейку закутать, да не во что!
Ой, простите, у вас «шевроле»…

За каким, простите, чёртом,
отвергая благодать,
всё воюем да воюем —
нет бы девушек любить!

Всё грустишь ты о своём, о девичьем,
всё играешь русою косой.
Ночь в окне написана Малевичем,
а сама ты — Паблой Пикассой.

Заломаю берёзку у брода,
по откосу огнём полыхну.
Ты на мне отдохнула, Природа?
Дай и я на тебе отдохну!

О чём бы я, ребята, ни трындел,
меня, как говорит германский гений,
колеблет только звёздный беспредел
и беспредел моих поползновений.

Умри, бормочущая бестия!
Покойся, подлая, во рву!
Куда надёжнее известия,
пропущенные сквозь молву.

Солнце — как нао́хрено,
и добычи — до́ хрена:
словит зверя Маугли,
обдерёт — и на угли.

Прикиньте, примерьте — и
стоном застонется:
а ну как бессмертие —
та же бессонница?

Улучшается память с годами —
мы уже вспоминаем о смерти.
Хоть бы, что ли, кирпич оборвался,
чтобы заново память отшибло!

Несмотря на вычищенный ствол
и на камуфляжную расцветку,
я бы с ним в разведку не пошёл.
Я ж не идиот — ходить в разведку!

От Петербурга до Оби
никто не сделался безгрешней —
и, как державу ни дроби,
процент мерзавцев будет прежний.

В нашем нынешнем дерьме,
громоздящемся бугристо,
тот писатель, кто в тюрьме.
Остальные — беллетристы.

Пусть неровен и петлист
путь из нашенского мира:
я не просто эскапист —
я прикончил конвоира.

Подвергнув жизнь крутому арбитражу,
но истины в итоге не изведав,
я приглашаю вас на распродажу
изобретённых мной велосипедов.

Среди разборок и ушу
в российском тонущем корыте
не я фантастику пишу,
а вы фантастику творите.

Разъявши на случайные слова
себя и мир, мы породили разум —
и вот собрать пытаемся по фразам
всё то, что развалили однова.

Пожалейте бедолагу:
променял житуху целую
на бумагу, на бумагу —
хорошо бы хоть на ценную!

Оцени оборот,
интонацию, зык:
чем беднее народ —
тем богаче язык.

Разберутся и с ворами:
вышлют на лесоповал
поработать топорами
всех, кто плохо воровал!

Социализм, возвращайся немедленно
в наши места:
лучше травить анекдоты про Ленина,
чем про Христа!

Не вскрывайте поллитру,
не меняйте программы —
мы продолжим молитву
сразу после рекламы.

Безбожник! Пускай ты фразу
отточишь, как багинет[24],
свидетельствую: ни разу
не видел, что Бога нет!

Постигая тору или сутру,
тратишь уйму лишнего труда.
Логика — кратчайший путь к абсурду.
Экономьте время, господа!

Камера. Тюремный непокой.
Вроде бы свободы — никакой.
Если ж философски поглядим:
ты — осознан. Ты — необходим.

Вроде бы и пить уже невмочь,
но попробуй график поломай:
кончилась Вальпургиева ночь —
а за нею сразу Первомай!

Люди! Осень пришла во дворы,
рдея!
Подскажите же, будьте добры:
где я?

— Как вы достигли вершин?
— Признание совершим:
пока я катился на дно,
вершиною стало оно.

Чуть возлёг — и над газоном,
как над головой Дамокла,
что-то лопнуло со звоном,
рухнул дождь, и всё намокло.

Язык кудрявый, матерный, родной,
ты вечен по сравнению со мной:
исчезну я, а ты всё так же будешь
кудрявиться над отчей стороной.

Не смотри, что я уже седой —
диссида осталась диссидой:
раньше увлекался «Континентом»,
а теперь вот — «Красною звездой».

Провели бы двести двадцать Митек
несанкционированный митинг —
да понабежали из ОМОНа
пятьдесят четыре Парамона…

Кормит мужа хорошо и много,
никаких превратностей не ждёт…
Да, через желудок есть дорога.
Рассказать, куда она ведёт?

Вы, в разврате потонувшие,
отойдите, потому что я
не торгую звонкой лирою —
я чулками спекулирую!

Изрёк Христос, осмеянный жестоко,
что нет в своём отечестве пророка.
Так даже с этим на Руси негладко:
пророки — есть. С Отечеством накладка.

Весь во власти мая месяца,
залюбуюсь даже дракою,
при условии что месятся
коммуняка с демокракою.

Не расстраивайся, старина!
Скоро всё опять поменяем.
Сгинут чёрные времена,
станут светлым воспоминаньем.

Да, конечно, Стенька Разин
был не слишком куртуазен,
да и пленная княжна
больно, знаете, нежна.