Стеклянно-рыжий чай.
И небу в окне не спится, и небо в окне томится,
И ни оно ни ты
Не знаете, чем разрешится
Настойчивость духоты.
Крыши еще сухие: ветер зубрит азы...
Смещаются мостовые в контрастном свете грозы!
Контрастный свет ожиданья:
Как сфинксы — дальние зданья и яблоки на столе,
И... что еще в этой мгле?
Город под объективом — мгновенен, как синий взрыв
Съемки.
И — ливень, ливень — в каменные дворы!
Небо дождем истекает.
(Потом?)
Двери внизу —
Зуб на зуб.
Ложки в стаканах вызванивают грозу!
Окна в штриховке черной —
Зачеркнут сфинкс!
Милая! Зачеркнут... О чем ты?
Спи...
ШАГ ТРЕТИЙ
Всего-то: прибалтийский пляж,
И над водою — гам.
Мой байронический апаш,
И ветерок, входящий в раж,
И лес, еще совсем не наш,
И вереск по ногам.
Да электрички дальний вой,
Да близкий блеск кольца...
И пальцев перламутр живой,
И плечи тронуты травой,
И у меня над головой
Свет твоего лица...
Однажды ведь было это:
Ступая по теплой хвое,
Ты медленно входишь в лето.
Еще видна за спиною
Весна...
Находим — теряя.
Прошлое вроде пляжа,
Где не пройти меж тенями, не задев ни одной, и даже...
Ступаем ведь не по тени:
Себя — которые завтра —
Только ценой потери
Находим.
Как в сене булавку
Среди трухи, среди тысяч травинок сухих прошлогодних
Друг друга по отблеску ищем,
Себя же теряя, находим —
Под гул аккомпанемента, шпицрутены взглядов —
сквозь строй
Болтающих вдохновенно только о нас с тобой!
Прибой заглушит их. А помнишь — фарой перст утыкая,
Носилась «скорая помощь», набитая языками?
Ни находки у них, ни потери, у тех, кто когда-то сами
Постояв у запретной двери, поныне локти кусают!
И еще — норовят изранить, пока идем мы с тобою
По самой зыбкой из граней — по грани песка и прибоя,
Наступаем на кружево белое...
Болтуны, что за приступ штиля?
Или просто им надоело? Просто — отговорили?
А нам еще целую вечность, утопая в песке, как в сплетнях,
Ступать, обжигая кожу,
По себе, по семнадцатилетним, и по тридцатилетним тоже,
По прошлому, через «больно», только в себя веря...
Себя теряем, но большее находим взамен потери!
Гул моря в ушах. Свободны! За горизонтом судно...
Плечи твои — солнцу, только солнцу подсудны!
Из снегов прибоя мгновенных три шага — и в самое лето!
Вскипает морская пена...
...Гомер, когда же всё это
было?..
Слово — искра в движении нашего
сердца. Когда она угаснет, тело
обратится в прах и дух рассеется,
как жидкий воздух!..
(«Премудрости Соломона» 11,2)
«Грааль скорбей несем по миру ми,
Изгнанники, скитальцы и поэты.»
(М. Волошин)
М. Юдкевичу
Живем! И — вопреки тому,
Что каждый хан плетьми нас бить велит,
Мы, скоморохи и мыслители —
По недосмотру? По чьему?
Живем, уже который раз
Ломая и храня традиции:
Вон в Роттердаме жив Эразм
По недосмотру инквизиции!
Во славу глупости живем?
Во славу шутки? Шутка злая...
И аккомпанементом лая
Нас провожает каждый дом.
А впрочем, как-то грянул гром
По недосмотру Николая:
Ведь он такого не хотел!
И все-таки всему есть мера,
И кто-то где-то уцелел
По недосмотру Робеспьера!
А те, со складочкой у рта,
Всевидящие и всеведущие,
Не могут сами ни черта
За миром уследить:
заведующие
Отделами у них ленивы.
И стукачи и палачи
Халтурят!
Потому и живы
Цветы и книги! Хоть кричи!
Костры? Но было их на свете
Не меньше, чем имеет ад —
А рукописи не горят,
Как Воланд некогда заметил.
.................................
Все движется? Ах, непорядок!
Как древле Иисус Навин,
Сказать бы солнцу: «Эй, застынь,
Замри!» (Игра, так, вроде пряток...)
Но нет!
И фараонов зля,
Наличьем думающих тварей,
По недосмотру канцелярий
В пространстве вертится Земля!
В. В. Вейдле
На планете поэзии между двух полюсов —
Два болота, два месива: для «детей», для «отцов»;
Белый полюс и черный, мраморный и конфетный,
Гениально-никчемный, и бездарно-газетный.
То сбиваю подошвы о булыжник бесплодный,
Об идеи опошленные и дежурные оды... То —
Как в трухлявой доске тесак, я торчу по колени
В море жидкого скепсиса голубых поколений!
Слева — пестрая пустошь, справа — розовый лак.
Слева — сноб от искусства, справа — просто дурак.
На планете поэзии не ходи к полюсам:
Полюса бесполезны, не расти там лесам.
Слева — моды подлатаные, справа — взвизги «уррра»...
Но идут по экватору мастера, мастера...
Г. Горбовскому
Слова скованы, но звуки еще свободны.
(Бетховен)
Бетховен в подвале
играет сегодня.
И свечи устали,
и пиво не подано;
и девки в передниках и алкаши
молчат,
обретая частицы души,
молчат, как столы,
как кирпичные своды,
как стены сырые,
как прошлые годы;
и трубки погасли,
как пыл драчунов,
как магия каст
или пыльных чинов.
Бетховен сегодня играет в подвале,
чтоб кружки на досках в ответ дребезжали!
Он молод.
И нет рокового вопроса,
ни гривы старинной,
ни длинного носа,
ни славы,
ни Эгмонта,
ни глухоты:
и он не с Историей — с жизнью на ты!
Салоны и залы,
Певцы и старухи,
Все, кроме подвала,
к нему еще глухи:
ни слов нет,
ни злобы,
ни нас —
ничего!
Оглохнет — тогда и услышат его.
Услышат и те,
кто вовек не бывали
в пивном и срамном и безвестном подвале,
где свечи оплыли, скамейки — вверх дном,
в подвале,
причастном тому,
что потом
колонный пролёт назовет гениальным,
тому,
что осталось, как было, подвальным,
подпольным, подспудным,
тому, что...
Лежи
в неясных глубинах, чуть ниже души,
пока не обвалится
свод преисподней...
Бетховен в подвале играет
сегодня.
А. А.Щ.
Киль раскололся. Теперь — пора...
А шкипер ворчит, как все шкипера.
(Последняя шлюпка — рывком — и прочь!)
— Ну вот и остались втроем
Вы, да я, да синьора Ночь...
Не угодно ли с кораблем?
Плывет Камоэнш,
Одной рукой
Подняв поэму
Над головой.
— Да бросьте ваш свиток! И, может быть
Поможет Святая Дева.
Вы что, синьор, хотите доплыть
Одной левой???
Бросьте, прошу Вас, море не куплет!
Хотите тонуть? Не спорю...
Сотни лет
Или тысячи лет,
Одной рукой загребая, поэт
Плывет по этому морю...
В. Сосноре
1
В сумерках желтых в шуршащих аллеях
Листья алеют...
В желтых туманах, в желтых тоннелях,
в желтых метелях...
Листья — как мысли, каждый — как слово:
Свежим сухое не сделаешь снова!
Не вместе ли с листьями бестелесными
Мы, по осенней незримой лестнице
Сами, словно касание
В желтый туман ускользаем?...
2
Листья лимонные, зелень — сквозь золото,
Листья лиловые, листья тяжелые,
Листья — как пестрая разноголосица:
Каждый в неповторимые просится!
Так мотыльковы листья осины,
Ивы белеют в искорках синих,
Царственно щедро медные клены
Серым кустарникам дарят короны.
Хмурого дуба темная бронза
Падает тяжко, больно и грозно,
Падает каждый, как падает знамя!
Так не однажды бывало и с нами.
Все отплясались истины, бредни —
Липы остались. Пляшут последними.
Липы хвостами лисьими машут,
Липы устали, липам не страшно...
Да над банальностью луга и лужицы
В вихре венгерки орешники кружатся...
