Давид. Не знаю.
Таня. А хочется уехать, верно?
Давид. Куда?
Таня. Куда-нибудь. Просто - сесть в поезд и уехать. Чтобы - чай в стаканах с большими подстаканниками, и сухари в пакетиках... А на остановке - яблоки, помидоры, огурцы... И бежать по платформе в тапочках на босу ногу... А утро раннее-раннее и холодно чуть-чуть... А потом я вернусь в вагон, а ты проснешься и спросишь - что это была за станция? А я отвечу Матросская тишина... Будет так?
Давид. Будет. Непременно.
Таня. Я стала очень жадная, Додька! Хочу, чтобы все исполнилось. Самая малая малость. Ничего не желаю уступать. Вот, кончим и тогда...
Быстро входит сосед Давида - СЛАВА ЛЕБЕДЕВ (актер Олег Табаков). Он коренастый, косолапый, у него открытое мальчишеское лицо и большие солидные роговые очки.
Лебедев. Добрый вечер. Тебе письмо, Давид.
Лебедев через стол перебросил Давиду письмо. Сел на свою кровать, закрыл руками лицо.
Таня. Что с вами?
Лебедев. Голова болит.
Таня. Честное слово, у вас прямо не общежитие, а лазарет!
Давид. Славка, а что в газетах?
Лебедев. Все то же. Продолжаются бои на подступах к Мадриду.
Давид вскрыл конверт, быстро пробежал глазами письмо.
Таня. Откуда?
Давид. Из Тульчина. Целый месяц шло.
Давид со злостью разорвал письмо, бросил в пепельницу.
Таня. Что такое?
Давид. А какого черта он денег не шлет?!
Таня. Кто?... Ладно, мне пора, я ухожу... Через час вернусь... Хотите, Слава, я пирамидона вам принесу?
Лебедев. Спасибо, у меня есть. Большое спасибо.
Таня (вдруг, быстро наклонилась к Лебедеву). Славочка, вы очень хороший человек! Правда, правда! И вы не сердитесь - но я вам буду говорить "ты" ! Хорошо? (Засмеялась.) Мальчики, приказ такой - сидите и ждите! Я скоро вернусь и мы что-нибудь вместе придумаем... Давид, пей молоко!
Таня снова засмеялась, перекружилась на каблуках и исчезла. Долгое молчание.
Лебедев. Никто не спрашивал меня?
Давид. Нет. Никто.
Лебедев. Голова смертельно болит... А Таня откуда знает? Ты ей сказал?
Давид. Да.
Лебедев. Ну, правильно... Я ведь и не скрываю! Черт, голова как болит!.. Весь день сегодня прошатался по городу - все думал, думал.
Давид. О чем?
Лебедев. Об отце... Ты пойми, ведь я не просто любил его, я им всегда гордился! И всегда помнил о нем! Даже на зачете, когда Брамса играл, помнил о нем... О том, какой он могучий и смелый... О том, что это он научил меня читать, запускать змея, переплывать Волгу...
Давид (сквозь сжатые зубы). Перестань!
Лебедев. Что ты?
Давид (помолчав). Ничего. Глупости. Извини.
Лебедев. А теперь мне говорят - он враг... И в газетах пишут... И что же я - должен этому верить?!
Давид. Должен.
Лебедев. Почему?
Давид (неловко). Ну, потому что ты комсомолец...
Лебедев. А я не комсомолец!
Давид (опешил). Что-о?
Лебедев. Меня исключили сегодня. И со стипендии сняли. Вот, брат, какие дела!
Давид (недоверчиво). Врешь?! (Поглядел на Лебедева, стиснул кулаки.) Ну, это уже слишком!.. Это ерунда. Славка!
Лебедев (взорвался). Да? А что не слишком? На каких весах это меряют что слишком, а что не слишком?! (Поморщился.) Черт, как болит голова!.. А в общем, Додька, тяжело... Очень тяжело... Из Консерватории придется, конечно, уйти...
Давид. Ты шутишь?
Лебедев (усмехнулся). Разве похоже? Нет, не щучу. У меня же в Кинешме мать, сестренка маленькая - мне помогать им теперь надо... Уйду в какое-нибудь кино...
Давид. В какое еще кино?
Лебедев. Ну, в оркестр, который перед сеансами играет... Что я, "Кукарачу", что ли, сыграть не смогу?!..
В дверь стучат.
Давид. Кто там?
Входит, чуть прихрамывая, высокий русоголовый человек - в гимнастерке и сапогах. Это секретарь партийного бюро Консерватории Иван Кузьмич ЧЕРНЫШЕВ (Олег Ефремов). Ему лет сорок, не больше, но и Давиду, и Славе он, разумеется, кажется стариком. В руке у Чернышева полевая сумка - чем-то туго набитая, повидавшая виды.
Чернышев. Добрый вечер! К вам можно? Давид (удивленно). Иван Кузьмич?! Здравствуйте! Вот уж... Конечно, конечно можно!
Лебедев. Здравствуйте.
Чернышев неторопливо придвигает стул к постели Давида, вытирает лицо платком.
Чернышев. Жарко! Как здоровье, Давид?
Давид. Ничего... Только температура...
Чернышев (улыбнулся). Ты, давай-ка, поправляйся скорей - дела есть!
Давид (посмотрел на Чернышева, на Лебедева, снова на Чернышева, прищурил глаза). Иван Кузьмич, это очень хорошо, что вы пришли! Это просто очень хорошо... Я ведь уже дней десять не был в Консерватории, а мне сейчас Славка сказал...
Лебедев. Давид!.. Давид, я прошу тебя - перестань !
Отворяется дверь и снова появляется Людмила Шутова.
Людмила. Шварц!
Давид (резко). Людмила, к нам сейчас нельзя!
Людмила. Ничего, ничего, мне можно!.. Шварц, а какой основной вопрос стоял на втором съезде?
Давид. До чего же ты мне надоела!.. Программа партии!
Людмила. Так. Нормально. А закурить нет, Славка?
Лебедев. Нет.
Чернышев (развел руками). И я не курю.
Людмила (весело). Жалеете! Все у вас, ребята, есть - только совести у вас, ребята, нет...
Давид. Людмила, уходи!
Людмила. Да, между прочим. Славка, держи тридцать рублей - я у тебя зимою брала ! Не помнишь?! Держи и не спорь! (Легко положила руку Лебедеву на плечо.) И не горюй. Славка! Выше голову!
Мы еще побываем у полюса,
Об какой-нибудь айсберг уколемся.
И добраться - не красные ж девицы!
К Мысу Доброй Надежды надеемся!
И желанье предвидя заранее,
Порезвимся на Мысе Желания...
Давид. Людмила, ты уйдешь?!
Людмила. Поэма не кончена, продолжение в следующем номере... Прощай, прощай и помни обо мне!..
Людмила уходит. Молчание.
Чернышев (засмеялся). Занятная гражданочка! Это кто же такая?
Давид. Шутова Людмила. Из Литинститута. Она - не то гениальная, не то ненормальная, не поймешь?
Лебедев (с виноватой улыбкой спрятал деньги). Какой-то еще долг выдумала...
Молчание.
Давид (волнуясь). Вот кстати, Иван Кузьмич, я начал говорить, а она перебила... Я хотел... Мне Славка сказал, что его сегодня исключили из комсомола и сняли со стипендии...
Чернышев (негромко). Ну, насчет комсомола - этот вопрос будет окончательно решать райком. А насчет стипендии - зайди в понедельник, Лебедев, в дирекцию, к Фалалею, он тебе даст приказ почитать...
Лебедев. А я уже читал, спасибо.
Чернышев. Ты утренний приказ читал. А это другой - вечерний.
Давид. О чем?
Чернышев. Об отмене утреннего! (С невеселым смешком.) Как говорится круговорот азота в природе... Вы проходили в школе такую штуковину?!
Давид (с торжеством). Вот, видишь. Славка?!.
Лебедев (зачем-то снял очки, подышал на стекла, встал). Вижу... Извините... До свидания...
Чернышев. Погоди! Ты смотрел новое кино "Депутат Балтики"?
Лебедев. Нет.
Чернышев. И я не смотрел. А говорят, стоит. Хорошее, говорят, кино. Может, сбегаешь, если не лень, - возьмешь билеты на девять тридцать?
Лебедев (растерялся). А кто пойдет?
Чернышев. А вот мы с тобою и пойдем... Или моя компания тебя не устраивает?!
Лебедев (с вызовом). А вас - моя?!
Чернышев (нарочито спокойно). Поговорим на эту тему!.. Возьми деньги!
Лебедев. Иван Кузьмич!
Чернышев. Бери, не выдумывай! Я ж не девица, чтоб тебе за меня платить... Беги, а я тебя здесь обожду!
Лебедев. Хорошо.
Лебедев быстро уходит. Чернышев усмехается, вытаскивает из полевой сумки бутерброды с колбасой, кладет их на стол, включает электрический чайник.
Чернышев. Ловко умел устраиваться Иван Кузьмич Чернышев - и чаю попью, и кино посмотрю, и с тобою успею кое-что обсудить...
Из уличного радиорепродуктора загремел марш: - Аванти, пополо! Аларис косса!
Бандьере росса, бандьере росса!..
Давид. Неужели все-таки возьмут Мадрид? Тогда это конец, да, Иван Кузьмич?
Чернышев. Боюсь, что возьмут. И боюсь, что это совсем не конец, а только начало! (Разломил бутерброд, протянул половину Давиду.) Хочешь?
Давид. Нет, спасибо.
Чернышев. Дело хозяйское! (С наслаждением принялся за еду.) Проголодался!.. Так вот, Давид, ты насчет Всесоюзного конкурса скрипачей слыхал что-нибудь?
Давид (насторожился). Слыхал.
Чернышев. У нас по этому поводу в Консерватории был нынче Ученый Совет. Решали - кого пошлем.
Давид. Ну?
Ч е р н ы ш е в. До седьмого пота спорили. Каждому, конечно, хочется, чтоб его ученика послали, это вполне естественно! Ну, а я, как тебе известно, не музыкант, я в подобные дела обычно не вмешиваюсь, не позволяю себе... Но как-то так оно сегодня вышло, что предложил я твою кандидатуру...
Давид (восторженно). Иван Кузьмич!
Чернышев. Погоди! Предложил, знаешь, и сам не рад! Такую на тебя критику навели, только держись - и молод еще, и кантилена рваная, и то, и се... (Поглядел на вытянувшееся лицо Давида и улыбнулся.) Ты погоди огорчаться - включили тебя. (Погрозил пальцем.) Но только смотри! Насчет кантилены ты подзаймись! Ведь не зря люди говорят, что хромает она у тебя... Да я и сам вижу!.. Мне объяснили... Ты подумай об этом, Давид, подтянись!
