Дочитав очередную страницу и доев котлету, приступаю к следующей странице и к гречке. По телевизору – прогноз погоды. Педерастический метеоролог, суетясь и кокетничая, возвещает, что в Москве завтра утром будет тепло. Брезгливо вернувшись от телека к книге, я с удивлением тут же обнаруживаю фразу: «Утром зазвонил будильник». Утром! Уже третье совпадение! Очень странно.
Отставив тарелку с гречкой, я стал внимательно прислушиваться к словам в телевизоре, сверяя их с текстом книги. В течение получаса я не обнаружил никаких совпадений, кроме предлогов. Фу, слава богу, никакой мистики в природе нет. Со спокойной душой я доел гречку и принялся за компот.
Наевшись, я сонно расслабился и лениво продолжил чтение. Почему-то глаз задержался на слове «возрождаются». Какое-то дурацкое слово, пафосное. И тут слышу из телека: «Традиции возрождаются». Мою сонливость как рукой сняло. Стоп. Или это у меня глюки, или есть закономерность. Совпадения возникают не всегда, а только в те моменты, когда я немного отвлёкся, невнимателен.
Для полной расслабухи я выпил немного водки, закусил огурчиком, прилёг на диван, раскрыл книгу и стал кемарить в полудрёме, краем уха прислушиваясь к телеку. Снова совпадение! Слово – «ночью».
Я продолжил свой мистический эксперимент. Буквально в течение нескольких минут ещё два совпадения – «оставаясь» и «вечными».
Вдруг я осознал, что если расположить все совпавшие слова в том же порядке, в каком они появлялись, то получается нечто осмысленное: «Звёзды исчезают утром и возрождаются ночью, оставаясь вечными». Так это ж афоризм!
Назавтра вечером после работы я опять стал экспериментировать. И получил из книги и телека такое послание: «Если ты переделываешь жизнь, то она переделывает тебя».
Теперь каждый вечер я получаю в подарок какое-нибудь послание, вполне тянущее на мудрый афоризм. Вот только не понимаю – от кого…
Многие женщины – как амазонки. Никогда не влюбляются, но ведут активную позиционную войну за будущую мирную семью. Такая женщина всегда выбирает самый перспективный объект, обычно – орденоносного генерала. И делает в его сторону осторожную разведку боем, призывно постреливая глазами и прикрываясь щитом притворства. Убедившись, что орденоносец не слишком труслив, не мочится в траншеях, не ходит в беспорядочные ночные атаки, но почивает на победных лаврах и потерял бдительность, женщина начинает плотную осаду. Наряды, причёска, макияж, парфюм, … – вот её боевой камуфляж. Попка, сиськи, кокетство и танцы – вот её боевое оружие. Если генерал, целеустремленно увлечённый маршированием, легкомысленно не замечает осады, воительница переходит к тактическим маневрам: пытается вызвать в нём огненную любовь через жгучую ревность. Она начинает демонстративно флиртовать с полковниками, лейтенантами, солдатами и даже курсантами. Увы, она не понимает, что доблестный генерал не способен полюбить через ревность. Он человек прямой, без фокусов и лишних извилин. Как только генерал осознаёт, что атакующая женщина использует других мужчин в качестве колючих заграждений или скорострельных пистолетов, он проникается к ним товарищеским сочувствием, а к ней – презрением. Для него честь и боевое братство – превыше всего. Тогда женщина импульсивно идёт в танковый загул и вводит в бой тяжелую артиллерию легкомысленного поведения. Женщину бесит, что тщательно разработанный план не сработал. Все запасные тыловые ухажёры начинают казаться ей доблестными гвардейцами. Женщина временно забывает о первоначальном штабном плане. Особо она уповает на многочисленные конно-моторизованные скаковые рейды. Она пытается ударно вести бои сразу на всех фронтах, даже второстепенных. Но, увы, чувствует, что каждый раз получается не Брусиловский прорыв, а затяжная миномётная перестрелка, с переменным успехом, в опасных топях постельных болот. Ей хочется завоевать не болотные кочки, не трухлявых пней и не рощу дубов, а стратегическую высоту, где можно взять достойные трофеи. В итоге, совершив загогулистый разворот, она, как истребитель-бомбардировщик после ряда неудачных пике и неточных бомбометаний, возвращается в исходную точку дислокации, на главный запасной аэродром. Но генерал, наблюдавший издалека в армейский бинокль за её смелыми пируэтами на любовных фронтах, теперь плотно забаррикадировался в своём железобетонном блиндаже на вершине. Защитник родины не хочет овладевать этой женщиной, поскольку воочию видел её с теми, с кем она самозабвенно спала в грязных окопах. В его воображении всегда будут возникать картинки, на которых она позорно согнулась в раскорячку перед каким-нибудь блудливым прапорщиком или тыловой крысой. Обиженный генерал гордо обнажает шпагу и, размахивая ею, воодушевленно распевает гимн «Вставай, @лда огромная!». И распивает в гордом одиночестве спасительную бутылку водки. И успокаивается. А женщина не успокаивается. Она затевает партизанскую войну. Партизанка сжигает понтонные мосты, взрывает рельсы, грабит продовольственные склады и безжалостно отстреливает зазевавшихся одиночек. Она начинает метать в сторону генерала зажигательные фугасы и гранаты. Генерал получает осколочное ранение в самое уязвимое место. Он мужественно терпит, но, в конце концов, возмущается, возбуждается и, оседлав любимого конька по прозвищу Пегас, идёт в штыковую атаку. Но женщина, ожесточенная мелкими победами, в этот момент мстительно пускает генеральский бронепоезд под откос. Генерал, разогнавшись на скаку, не успевает увернуться и находит гибель под колёсами собственного бронепоезда. И хотя женщина потеряла этого генерала, но выиграла эту войну. А сколько ещё победных боёв впереди! …
Он был уже доктором наук, завлабом, а я еще только защищал (точнее – перезащищал после прокола в ВАКе) свою кандидатскую. Он был импозантен, обаятелен и успешен в науке и жизни, а я вёл себя глупо и упёрто, никому не нравился и везде терпел неудачи. Он был постарше, держался солидно и умел заставить сотрудников работать на себя. А я надолго застрял в молодых ученых, выглядел не солидно и вкалывал один, без чьей-либо помощи.
Позже, когда я защищал и перезащищал докторскую, он стал уже академиком, мэтром. На семинарах он всегда производил на меня и окружающих самое лучшее впечатление.
Иногда до меня доходила случайная информация о его непорядочности (пронырлив, подлизывается к начальству, зажимает своих сотрудников, присваивая себе их результаты и т. д.), но я считал, что это просто слухи, вызванные завистью.
Для меня стало неприятным сюрпризом то, что он, нахваливая мне мою научную работу, за глаза отзывался о ней, как мне передали пару раз добросердечные коллеги, резко отрицательно. Однако я не захотел в это полностью поверить и решил, что тут какое-то искажение информации вроде «испорченного телефона» или недоразумение, или просто чье-то злословие.
И вот однажды я получил из редакции научного журнала, где была опубликована моя новая статья, отрицательный отзыв на неё, подписанный двумя учеными, один из которых был этот самый академик. Редакция собиралась опубликовать отзыв и просила дать к нему комментарий. Меня поразило, что академик направил отзыв в журнал, не соблаговолив до этого побеседовать со мной. Он мог бы мне позвонить, мы бы подискутировали по теме статьи и, я уверен, многие вопросы снялись бы сами собой.
В отзыве академик делал весьма резкие замечания, причём, многие из них, на мой взгляд, были ошибочны. Я позвонил ему. Он был недоступен, а секретарша через несколько дней сообщила, что академик очень занят и не может уделить мне внимание. Тогда я написал ответ на отзыв и отправил в редакцию. В ответе я буквоедски по пунктам показал, где академик прокололся, а где вообще не понял суть.
Отзыв и ответ были опубликованы в журнале одновременно и вызвали много шума. Большинство профессионалов приняли мою сторону. А академик потом мстил мне везде, где мог – в редакциях журналов, научных фондах и т. д.
В отзыве, аргументируя свои замечания, он сослался в частности, на свою монографию. Я не поленился взять её в библиотеке и с удивлением обнаружил, что эта книга не имеет никакого отношения к теме моей статьи. Более того, монография произвела на меня плохое впечатление. В ней не были решены какие-либо важные биофизические проблемы. Она представляла собой набор бездоказательных спекулятивных допущений и кучу математических формул, повисающих в воздухе. Типичная наукообразная халтура.
Совершил ли академик хоть одно научное открытие? Нет. За что его избрали в академики? За то, что имел ряд статей в рейтинговых журналах (в соавторстве с западными коллегами), подготовил энное количество кандидатов наук и имел личную поддержку в лице нескольких академиков. Причём, его статьи в журналах были типичной ремесленнической работой, когда в гранты вложены кучи денег и авторам нужно изобразить, что деньги потрачены не зря. Ни новых идей, ни новых методов, ни новых открытий. Ничего принципиально нового.
