Яков Полонский - Стихотворения Поэмы Проза

Домой с наловленной добычей!

Спеши! — уж божья благодать

На ложе сна детей приемлет,

Твои малютки спят, — и дремлет

Их убаюкавшая мать.

Уже в румяном полусвете,

Там, в сладких грезах полусна,

Тебя ждет милая жена

Иль труд в соседнем кабинете.

Труд благодатный! Труд живой!

Часы, в которые душой

Ты, чуя бога, смело пишешь

И на себе цепей не слышишь.

Люблю я стих широкий твой,

Насквозь пропахнувший смолою

Тех самых сосен, где весною,

В тени от солнца, меж ветвей,

Ты подстерег лесную фею,

И где с Каменою твоею

Шептался плещущий ручей.

Я сам люблю твою Камену,

Подругу северных ночей:

Я помню, как неловко с ней

Ты шел на шумную арену

Народных браней и страстей;

Как ей самой неловко было…

Но… олимпийская жена,

Не внемля хохоту зоила,

Тебе осталася верна,

И вновь в объятия природы -

В поля, в леса, туда, где воды

Струятся, где синеет мгла

Из-под шатра дремучей ели,

Туда, где водятся форели,

С тобою весело ушла.

Прости, мой друг! не знай желаний

Моей блуждающей души!

Довольно творческих страданий,

Чтоб не заплесневеть в глуши.

Поверь, не нужно быть в Париже,

Чтоб к истине быть сердцем ближе,

И для того, чтоб созидать,

Не нужно в Риме кочевать.

Следы прекрасного художник

Повсюду видит и — творит,

И фимиам его горит

Везде, где ставит он треножник,

И где творец с ним говорит.

Баден-Баден. Август 1857

На Женевском озере

Лодочка плывет

Едет странник в лодочке,

Тяжело гребет.

Видит он по злачному

Скату берегов

Много в темной зелени

Прячется домов.

Видит — под окошками

Возле синих вод

В виноградном садике

Красный мак цветет.

Видит — из-за домиков,

В вековой пыли,

Колокольни серые

Подняли шпили,

А за ними — вечные

В снежных пеленах

Выси допотопные

Тонут в облаках.

И душой мятежною

Погрузился он

О далекой родине

В неотвязный сон

У него на родине

Ни озер, ни гор,

У него на родине

Степи да простор.

Из простора этого

Некуда бежать,

Думы с ветром носятся,

Ветра не догнать.

<1859>

Когда предчувствием разлуки

Мне грустно голос ваш звучал,

Когда смеясь я ваши руки

В моих руках отогревал,

Когда дорога яркой далью

Меня манила из глуши

Я вашей тайною печалью

Гордился в глубине души.

Перед непризнанной любовью

Я весел был в прощальный час,

Но — боже мой! с какою болью

В душе очнулся я без вас!

Какими тягостными снами

Томит, смущая мой покой,

Все недосказанное вами

И недослушанное мной!

Напрасно голос ваш приветный

Звучал мне как далекий звон,

Из-за пучины: путь заветный

Мне к вам навеки прегражден,

Забудь же, сердце, образ бледный,

Мелькнувший в памяти твоей,

И вновь у жизни, чувством бедной,

Ищи подобья прежних дней!

<1859>

Я по красному щебню схожу один

К морю сонному,

Словно тучками, мглою далеких вершин

Окаймленному.

Ах! как млеют, вдали замыкая залив,

Выси горные!

Как рисуются здесь, уходя в тень олив,

Козы черные…

Пастухи вдали на свои жезлы,

С их котомками,

Опершись, стоят на краю скалы -

Над обломками.

Там, у взморья, когда-то стоял чертог

С колоннадами,

И наяды плескались в его порог

Под аркадами.

Там недавно мне снился роскошный сон -

Но… всегда ли я

Ради этих снов забывал твой стон,

О Италия!

Вдохновляемый плачем твоим, я схожу

К морю сонному,

Словно тучками, мглою далеких вершин

Окаймленному.

Там в лазурном тумане толпой встают

Тени бледные.

То не тени встают — по волнам плывут

Пушки медные.

Корабельный флаг отдаленьем скрыт.

Словно дымкою.

Там судьба твоя с фитилем стоит

Невидимкою…

1858

Волшебный край! Соренто дремлет -

Ум колобродит — сердце внемлет -

Тень Тасса начинает петь.

Луна сияет, море манит,

Ночь по волнам далеко тянет

Свою серебряную сеть.

Волна, скользя, журчит под аркой,

Рыбак зажег свой факел яркий

И мимо берега плывет.

Над морем, с высоты балкона,

Не твой ли голос, примадонна,

Взвился и замер? — Полночь бьет.

Холодной меди бой протяжный,

Будильник совести продажной,

Ты не разбудишь никого!

Одно невежество здесь дышит,

Все исповедует, все слышит,

Не понимая ничего.

Но от полуночного звона

Зачем твой голос, примадонна,

Оборвался и онемел?

Кого ты ждешь, моя синьора?

О! ты не та Элеонора,

Которую Торквато пел!

Кто там, на звон твоей гитары,

Прошел в тени с огнем сигары?

Зачем махнула ты рукой,

Облокотилась на перила,

Лицо и кудри наклонила,

И вновь поешь: "О идол мой!"

Объятый трепетом и жаром,

Я чувствую, что здесь недаром

Италия горит в крови.

Луна сияет — море дремлет -

Ум колобродит — сердце внемлет -

Тень Тасса плачет о любви.

1858

(Фантазия)

(Посв. М. Ф. Штакеншнейдер)

Там, под лаврами, на юге

Странник бедный — только ночь

Мог я взять себе в подруги,

Юга царственную дочь.

И ко мне она сходила

В светлом пурпуре зари,

На пути, в пространствах неба,

Зажигая алтари.

Боже! как она умела

Раны сердца врачевать,

Как она над морем пела!

Как умела вдохновлять!

Но, увы! судьбой на север

Приневоленный идти,

Я сказал подруге-ночи:

"Ненаглядная, прости!"

А она со мной расстаться

Не хотела, не могла

По горам, от слез мигая,

Вслед за мной она текла.

То сходила на долину

С томно блещущим челом

И задумчиво стояла

Над моим степным костром;

То со мною ночевала

Над рекою, у скирдов,

Вея тонким ароматом

Рано скошенных лугов.

Но чем дальше я на север

Шел чрез степи и леса,

Незаметно холодела

Ночи южная краса…

То, в туманы облачаясь,

Месяц прятала в кольцо;

То с одежд холодный иней

Отрясала мне в лицо.

Чем я дальше шел на север,

Тем гналась она быстрей,

Раньше день перегоняла,

Уходила все поздней.

И молила и стонала…

И, дрожа, я молвил ей:

"Ты на севере не можешь

Быть подругою моей".

И, сверкнув, у синей ночи

Помутилися глаза,

И застыла на ресницах

Накипевшая слеза.

И пошла она, — и белым

Замахала рукавом,

И завыла, поднимая

Вихри снежные столбом.

Сквозь метель на север хладный

Я кой-как добрел домой…

Вижу — ночь лежит в долине

Под серебряной парчой…

И беззвучно мне лепечет:

"Погляди, как я мертва!

Сердце глухо, очи тусклы,

Холодеет голова.

Но гляди — всё те же звезды

Над моею головой…

Красотой моею мертвой

Полюбуйся, милый мой.

И поверь, что, если снова

Ты воротишься на юг,

В прежнем блеске я восстану,

Чтоб принять тебя, мой друг!

С прежней негой над тобою

Я склоню главу мою

И тебе, сквозь сон, над ухом

Песню райскую спою"…

<1858>

Здесь Берлиоз!.. я видел сам

Его жидовско-римский профиль

И думал: что-то скажет нам

Сей музыкальный Мефистофель?

И вот, при свете ламп и свеч,

При яром грохоте оркестра,

Я из-за дамских вижу плеч,

Как тешит публику маэстро.

Трубят рога, гремит тимпан,

В колокола звонят над нами…

И над поющими струнами

Несется звуков ураган.

И адская слышна угроза…

И раздаются голоса…

И встали дыбом волоса

На голове у Берлиоза.

Поют!.. увы! не понял я,

Что значит хор сей погребальный?

И вдруг — тебя увидел я,

Знакомка милая моя.

Тебя, мой критик музыкальный.

К коленам уронив цветы,