Японская поэзия – грациозная, немногословная, столь непохожая на творчество западных поэтов – явление уникальное. И многие специалисты полагают, что именно эпоха Серебряного века (конец XIX – первая половина XX века) представляет собой период наивысшего расцвета японского стиха. В настоящую антологию, подготовленную известным востоковедом и переводчиком японской поэзии Александром Долиным, вошли произведения крупнейших поэтов Серебряного века (среди которых встречаются такие прославленные имена, как Рюноскэ Акутагава и Нацумэ Сосэки). Книгу дополняют вводные статьи и примечания, воссоздающие панораму многочисленных поэтических школ и направлений Серебряного века.
class="v">притулилось во внешней прихожей
прямо на потолке,
подле толстой кровельной балки
в небольшом городском рёкане… [33]
Постоял на горе,
на развалинах старого замка,
в думах не о былом,
но всего лишь о ней, любимой, –
и обратно в город спустился…
Миновав перевал,
под вечер спускаюсь в долину –
даль бескрайних небес
открывается перед взором –
как она мне близка сегодня!..
Я с высокой горы
спускаюсь по южному склону –
в белых венчиках волн,
отражая полдневное солнце,
ослепительно море блещет…
Я в соседнем селе
встречаю крестьян, что явились
песни петь для меня –
кое-кто пришел издалёка
в зимних «снеговых шароварах»… [34]
На высоком холме
смотровая площадка над взгорьем –
видно, как вдалеке
красный флаг на ветру трепещет.
Отчего-то тоска на сердце…
В этом славном дому
на взгорье, под сенью деревьев,
тишина и покой –
на ночлег попросившись к крестьянам,
все мы рядышком спим сегодня… [35]
Все давно уже спят,
натянув поплотней одеяла,
а по темным лугам
запоздалый путник шагает
и поет себе во все горло…
Я всю ночь напролет
вспоминаю минувшие годы
и грущу о былом,
до рассвета глаз не смыкая
в отдаленном пристанище горном…
У подножья горы
клубится туманная дымка –
и при виде ее
сердце полнится отчего-то
странной, необъяснимой грустью…
Под осенним дождем
зеленую хвою роняют
сосны на берегу,
обступив укромную бухту,
в белых плотных клубах тумана…
Тучи низко плывут
по предзакатному небу –
на застывшей воде
в тусклых бликах зари вечерней
очертанья горы чернеют…
Грустной думой объят,
коротаю на взгорье лесистом
эти летние дни.
Вот и нынче мы вместе с другом
по окрестным тропам гуляем…
Непроглядный туман
уже наползает на взгорье,
но пока что видны
желто-бурые стебли тута
на плантации в дальней лощине…
В пору летних дождей
не радует серое небо.
Мы в вагоне сидим
и с тревогой смотрим в окошко –
слишком низко нависли тучи…
Сумрак вечерний.
Теснятся один к одному
семь горных пиков –
в эту дальнюю деревушку
я приехал проведать друга…
Грустной думой объят,
забрел я в тенистую рощу –
там, на склоне холма,
из сплетенья ветвей раздается
горной горлицы зов одинокий…
Серый, пасмурный день.
В саду голубей перекличка.
Вечер уж недалек,
а пока коротаем время
за неторопливой беседой…
Долог, долог мой путь!
Конца нет сосновому бору –
и чем дальше иду,
тем пронзительней это чувство
одиночества и печали…
Из далеких краев
я нынче приехал на море
в одинокий приют –
по холодному побережью
в полумраке долго гуляю…
Из книги «Собрание танка Цутида Кохэй»
Подошла их пора –
опадают соцветия вишен.
В эти вешние дни
так приветливы и безмятежны
склоны гор, выходящие к морю…
Поутихли в саду
сверчков неумолчных напевы –
верно, там, за стеной,
теплый летний дождь поливает
молодую буйную зелень…
Предвечерней порой
безлюдно на пляже песчаном –
только там, вдалеке,
белой пеной вскипают волны,
будто ластясь к темным утесам…
Обрывавший листву
с деревьев осенних на склонах,
дождь на время утих –
на другой стороне залива
белый снег по отрогам Фудзи…
Опускается мгла,
и холодом веет под вечер.
Слышно, как по плетню
барабанит ливень осенний,
поливая мой палисадник…
Успокоился вихрь,
утихла осенняя буря,
и в бескрайней дали
вновь колышутся так печально
темно-синие волны моря…
Гор далеких гряда –
должно быть, вершины Синано [36] –
приковала мой взор.
Вижу, как неярко сверкает
белый снег под утренним солнцем…
Гонят стадо коров
вдоль рва по старой дороге –
и в закатных лучах
на земле пластами белеют
лепестки облетевших вишен…
На исходе весна.
Я пасмурный день коротаю –
и весь день за стеной,
там, в песчаной бухте Наганэ,
бьют о берег волны прибоя…
В пору летних дождей
проглянуло яркое солнце,
озарило траву –
и кузнечики со сверчками
вновь заводят свои напевы…
В обрамленье листвы
густой, иссиня-зеленой,
окропленный дождем,
шар гортензии
