***
«Любовь приходит и уходит»,
А кушать хочется всегда.
И только утром солнце всходит,
Желудок спросит: «Где еда?»
Сначала это будет просто
Картошка, каша, хлеб, вода.
Но каждый день питаться просом?
Икры бы, сёмги – это да!
Бокал шампанского бы, трюфель,
И фруктов чтоб была гора!
А к ним…костюмы, пары туфель,
Духи и мебель и – ура!
Ах, да, ещё нужны колготки,
Бельё, ковры, пальто, меха.
И дом за городом, и сотки,
И хоть немножечко греха.
И в поисках разнообразья,
Не часто, иногда, чуть—чуть,
Себе позволить безобразья,
От скуки чтобы не уснуть.
Но, водрузившись в мягком кресле,
Скривишь в недоуменье бровь:
Купили всё для счастья если,
Куда и как ушла любовь?..
О, как смириться с подлостью измены?!
Когда душой ты к Богу устремлён,
Вновь уязвит тебя «иудино колено»,
Достав из приснопамятных времён.
Остави, Господи, нам дóлги наша!
Подай обманутым умение прощать!
Ведь завещал врагов любить Ты даже. —
Но как мне в сердце мýку укрощать?!
Оно болит! И так болит, – нет мóчи!
И не прощать зовёт, а плакать и кричать!
Отравлены и дни мои, и ночи, —
На них теперь предательства печать.
Но помня, что Твоим лишь попущеньем
Меня сразила не в честнóм бою праща,
Дай видеть обо мне и в этом попеченье,
Чтоб научить меня прощаться и прощать.
Я, увы, не английская леди,
А простая российская баба.
Крашу волосы хной цвета меди
И по радио слушаю «АББу».
На работу хожу, как на праздник,
Тот, который лишь повод напиться.
Мне знакома свобода как праздность
В тот момент, когда лень удавиться.
Столько дел переделать бы надо,
Но уже нет ни сил, ни стремленья.
Мне бы лошадью быть, а я – баба.
Вот такое сейчас настроенье.
Давно я так не проживала дни —
По—детски остро, вольно и беспечно.
Как будто жить нам предстояло вечно,
И знала я: мы в мире не одни.
Я каждый день свой помню, как подарок,
Где даже тьма лишь оттеняла свет.
И свет внутри меня стал снова чист и ярок,
И чудо обещал очередной рассвет.
Когда в душе моей настало лето, —
Я птиц услышала, увидела цветы.
Мне в зимний день так не хватало света.
И где тогда, о, Господи, был ты?!
Теперь я знаю, для чего страдала, —
Ведь холод зим не смог траву убить.
И мне не боль свою, а суету вокзалов
Ещё прописано судьбою полюбить.
Одиночество, друг, одинокость.
Мир, чужой языку и уму.
От винта будто ржавая лопасть
Загребает и тянет ко дну.
И раздавлена тёмной водою,
Может, там обрету тишину.
Разонравилось мне быть собою
И тащить за собою вину.
Я такой одинокой и прежде
От разлук временами была,
Но сегодня последней надежде
Я последнюю дань отдала.
Пусто будет в душе и пустынно:
Лишь песок и в песке – саксаул.
Если станешь любимым постылой,
То себя как любить мне саму?..
А себе, нелюбимой, не нужен
Мир заморских красот и чудес.
Мне теперь всё равно – море, лужа,
Раз не любят меня теперь здесь.
Снежинки падают так мягко и так нежно,
И вот уж на земле пуховый белый рай.
Но нет тепла в красе стерильно—снежной.
И на душе лишь сумрак и раздрай.
О чём не думала б, в душе одно – разлука.
И холод впереди, и что ни день – обман.
И будней суета не заглушает муку.
И, кажется, сей крест мне не по силам дан.
Но нет ни ропота во мне, ни упованья.
И под уныньем погребён когда—то пёстрый край —
Мои мечты, надежды и желанья.
И манит в нём уснуть – обманный снежный рай…
По—весеннему тенькает птица.
Солнца луч на решётке окна.
Нет предчувствий, что что—то случится.
Синь небес ожиданий полна,
Что закончится зимняя стужа,
Прекратится нелепый кошмар,
Засверкают зеркальные лужи,
Зазвенит надоедный комар.
Всё вернётся, как прежде, на круги.
Грусть растает, как льдинка в воде.
И надёжными будут подруги,
И друзья не оставят в беде.
Плод познанья не будет так горек,
Как прогорклый ненужный орех.
И дымком улетучится горе,
И простится уныния грех.
Запоют разноцветьем поляны,
И в симфонии солнечных дней
Я забуду про лживых и пьяных —
Про упившихся властью своей.
Извели меня печали,
Извела меня беда,
То ли черти накачали?..
Я от них туда, сюда, —
Никуда от них не скрыться,
Не уехать, не уйти.
Будто сон, и будто снится —
К смерти все ведут пути.
Ждёт она меня повсюду:
В подворотне и в лесу.
Остаётся только чудо —
Может, ноги унесу.
Стала в церкви свечки ставить,
И молиться всем Святым,
Умоляя переставить
Меня с чёрной полосы
Да на светлую полоску:
– Господи, спаси! Избавь!
Не гони судьбы повозку,
Не скажи в сердцах мне: «Слазь!
Всё. Довольно. Погрешила,
Счёт пришёл, пора платить.
Ночь тебе и саван сшила…»
Нет, о, Боже, дай пожить
Мне ещё на белом свете,
Небо видеть в облаках,
Песни петь, купаться в лете.
Тяжела Твоя рука,
То есть, не рука, десница.
Потерпи меня чуть—чуть.
Знаю, жизнь нам только снится,
А реальность – в вечность путь.
Я пока позаблуждаюсь,
Сон свой мрачный досмотрю.
Ведь когда я пробуждаюсь,
Вижу ясную зарю.
Я теперь миг каждый жизни
Буду, как брильянт, ценить,
И позволь без катаклизмов
Хоть немножечко пожить.
Может, как—то всё ж сумею
Жизнь свою я оправдать,
И дочурку я жалею,
Мне бы внуков повидать.
Понимаю, недостойна,
Мне ли это отрицать…
Но позволь чуток спокойно
Мне пожить: годков так …дцать.
Умолила. Окропила
Дом с молитвой одновá.
Тьма—полоска отступила.
Вот и чудо: я жива!
И пою я Славу Богу,
Что простил пока грехи,
Что светла опять дорога.
Даже пишутся стихи.
Мой дом безысходностью пахнет и горем.
Давно в нём не слышно родных голосов.
И я не бронхитом болею, а морем —
Лекарство мне лучшее – вид парусов.
И хоть отступило на время ненастье,
И высвечен солнцем порой горизонт,
Но здесь уж не будет безоблачным счастье,
И то, что прошло, забывать не резон.
Я помню свой страх и бессонниц бессилье,
Отчаянья слёзы в потухших глазах,
Молитвы и чьи—то незримые крылья,
И серебро, что блестит в волосах.
В стране, где гуляет сто лет бесовщина,
Где вместо раскаянья – новый разгул,
И праздники грустные, как годовщины
По тем, кто без веры навеки уснул…
Чем—то до боли знакомым, осенним
Ветер июньский овеял лицо.
Птицы поют, пахнет вымокшим сеном,
Свежестью утра, терновым венцом.
Когда солнца нет, в небе тучи
Гурьбой без просвета идут,
И день впереди невезучий,
И жизни родной институт
За что—то мне выставил двойку, —
Себя я пытаюсь спасти,
Чтоб новую головомойку
К нулю как—нибудь бы свести.
Под кофе глоток вспоминаю
Я счастья короткого тень,
Иль тешу себя, что иная
Ждёт участь сегодняшний день:
Жизнь—ректор простит мне ошибки,
Штрихом я подправлю места,
Что вызвали злые улыбки.
И шанс получу хоть из ста
Один, но единственно верный —
Начать свою жизнь без прорех.
…Но часики тикают мерно…
В ненастье уныния грех,
Быть может, мне легче простится,
Чем если он в солнечный день.
С утра хорошо бы молиться. —
Сестрёнка уныния – лень
Мешает мне встать на колени,
О милости слёзно просить.
…А где—то в Бруаже олени,
И дождик там не моросит.
И солнце на фото осталось
Над зáмком оленям светить.
Здесь – родина, дождик и старость.
Там – Франция, счастье, цветы…
Шум дождя. Его ни с чем не спутать.
В лужах резво пляшут пузыри.
Летний дождь изменчив и беспутен, —
Сумрак туч вдруг солнце озарит.
Слева – синь небес, а справа – серость.
То ли радость день сулит, а то ли грусть.
Та же двойственность в моём уставшем сердце:
Без надежд нельзя, надеяться – боюсь…
Полынно—горькою настойкой —
Такой ты стала, жизнь моя.
Не оловянный и не стойкий
Солдатик в этой жизни я.
Обидит кто – в ответ заплачу,
Солжёт – я верить не хочу,
Предаст – и тут не дам я сдачу:
Всё по грехам своим плачу.
Надеюсь всё ж на Божью милость,
Что будет в бедах перерыв,
Пройдёт, что было, будто снилось,
И от чего в душе надрыв.
