ПРОЩАНИЕ С СИБИРЬЮ
А за бортом — представляешь, как дует!
Вот и уходит Сибирь в горизонт.
В чахлой тайге и по талому льду я
Понатаскался в этот сезон.
Мало ли что может позже присниться,
Но не забыть мне рек синеву
И на борту бортпроводницу —
Чтоб проводить нас с Сибири в Москву.
Вдруг без нее мы заблудимся в чаще,
Ладно бы в чаще — в сплошных облаках.
Вдруг без нее о любви настоящей
Нам за полгода не вспомнить никак.
Старой Москвой эту рану замою,
Может, к несчастью, уеду на юг.
Злые снега заметают зимовье,
Солнце встает из непуганых вьюг.
И вновь в поход — сигнал тревоги слышен,
И убран гюйс, и холоден закат.
Мы писем вам, девчата, не допишем
И не докурим свой «Дукат».
И вновь легко форштевень волны режет,
И ночь радаром щупает старпом.
И видит он ночные побережья,
И видит море целиком.
Звезда морей, сегодня посвети нам!
Держись, приятель, крепче у руля!
Ведь за кормой ракетной бригантины
Лежит советская земля!
И словно свет огромного вулкана
Ночную мглу разрезал пополам:
За край земли, за гребень океана
Ушла ракетная стрела.
Встает рассвет у дальних гарнизонов,
Несет коней в тревоге боевой.
Идет хозяин синих горизонтов —
Простой ракетный часовой!
Воскреси мне луну золотую
Над жнивьем некрещеной Руси,
Половчанку, жену молодую,
Постарайся, дружок, воскреси.
Эх, кочевники, археологи,
Из веков глядит темнота.
Архигении, архиолухи,
Что ж копаете, да не там?
Наши деды, история наша,
Из могил нам кричат: «Пособи!»
Кандалами гремит Кандалакша,
И острогами стонет Сибирь.
Бурят землю для нефти ребята,
Горняки о металлах скорбят.
Мы ж не бурим, мы ходим с лопатой,
В прошлом веке мы ищем себя.
Кому — чины, кому — награды,
Кому — пробраться в важное бюро,
А нашей Галке ничего не надо,
А ей — зеленое перо.
Не для крыла перо ей надо,
Не для того, чтоб совершать добро.
Всем — по чарке лимонада,
А ей — зеленое перо.
Зажегся Марс на небосклоне,
Как рыбы, спят все станции метро.
Пускай другие достают «болоньи»,
А ей — зеленое перо.
К ней женихи бегут отарой.
Суют ключи ей от других миров.
Пою ей песни сам я под гитару,
А ей — зеленое перо.
Она пройдет с пером в берете
Сквозь этот мир, устроенный хитро.
Вот почему — нам все проблемы эти,
А ей — зеленое перо.
На проезжей на дороженьке,
Что приводит в старый Рим,
Повстречалися безбожники
Трем спасителям святым.
И у древней у обители,
Над которой херувим,
Говорили те спасители
Тем безбожникам худым:
«Бросьте вы свои идеюшки
Да беритесь за кресты,
Сдайте дядьке, иудеюшки,
Запрещенные листы
Да идите по дороженьке,
Что приводит в старый Рим.
Ну а в Риме мы, безбожники,
По душам поговорим».
И ответили безбожники:
«Не сдаемся мы живьем,
А мы, свободные художники,
И без Бога проживем.
Мы не громкоговорители,
Не живем мы на заказ.
До свидания, спасители,
Помолитеся за нас».
На этом свете нет чудес,
Хотя поверий груда.
Стоит плотина до небес,
Но это ведь не чудо.
Я по ледовым гребням лез,
Я знаю слов значенье.
На этом свете нет чудес —
Одно лишь исключенье.
Никем не узнан, не любим,
Сомненьями богатый,
Я жил смотрителем лавин
И сторожем заката.
Стояли горы у дверей,
Зажав долины-блюда,
Как совещание зверей,
И звери ждали чуда.
И чудо вышло на порог,
Зажмурилось от снега.
И чудо сделало снежок
И запустило в небо.
Снежок распался на снежки…
И тот рисунок школьный
От звезд отламывал куски,
И было больно-больно.
А чудо, весело смеясь,
Конфеточку сосало,
Толкало в пропасти меня,
Но в пропасть не бросало.
Снега ударили с небес,
Мир задрожал от гуда.
На этом свете нет чудес —
Одно лишь, в общем, чудо!
«Я гляжу сквозь тебя, вижу синие горы…»
Я гляжу сквозь тебя, вижу синие горы,
Сквозь глаза, сквозь глаза — на пространства земли,
Где летят журавли, где лежат командоры,
Где боками стучат о причал корабли.
Гребни каменных гор машут сорванным снегом,
В мачтах молний встает, как дредноут, гроза,
И плывут облака по глазам, как по небу,
И стекает луны золотая слеза.
Я иду сквозь тайгу по весне белокрылой,
По колено в воде по разливам бреду…
Я иду сквозь тебя, пока есть мои силы,
Даже если уже никуда не иду.
«Знаком ли ты с Землей?..»
— Знаком ли ты с Землей?
— Да вроде бы знаком.
— А чей тут дом стоит?
— Да вроде общий дом.
А может, это твой.
Внимательно смотри,
Ведь нет земли такой
В других концах Земли.
Вот крыша в доме том —
Ледовый океан,
Вот погреб в доме том —
Хакассии туман.
И дверь за облака,
И море у ворот,
В одном окне — закат,
В другом окне — восход.
Он твой, конечно, твой —
И крыша, и крыльцо
С звездой над головой,
С могилами отцов.
И реками пьяна
Непройденная ширь,
Страны моей весна —
Желанная Сибирь.
«Июльские снега — не спутай их с другими…»
Июльские снега — не спутай их с другими.
Июльские снега, Памирское плато…
Приветствую тебя! Твержу твое я имя,
Но ветры мне трубят типичное не то.
А мне твердят одно: ты должен быть, ты должен —
Прозрачным, как стекло, и твердым, как наган.
В июле будет зной, а в январе морозы,
А мне пример такой — июльские снега.
Все вроде хорошо, и все в порядке вроде.
Я там-то все прошел, я там-то не солгал.
Привет тебе, привет! Как памятник свободе,
Пылают в синеве июльские снега.
«Над киностудией свирепствует зима…»
Над киностудией свирепствует зима:
Стоят фанерные орудия в снегу,
Поземка ломится в картонные дома,
Растут сугробы на фальшивом берегу.
В ночном буфете пьют актеры теплый чай,
Устав от света, как от жизни старики.
По павильонам постановщики стучат
И строят лестницы, дворцы, материки.
И лишь пожарник в новых валенках — топ-топ,
Ночной патруль, суровый взгляд из-под руки —
Не загорелись бы, не вспыхнули бы чтоб
Все эти лестницы, дворцы, материки,
Не провалился бы к чертям весь этот мир,
И сто дредноутов не сели бы на мель.
Не спи, пожарник! Ты хозяин всех квартир
И добрый гений свежекрашеных земель.
Но ты ведь слышишь, часовые-то — топ-топ,
Наган у пояса, ах, если б лишь наган!
Но ты ведь видишь, как ракетам прямо в лоб
Ревут и хлещут озверевшие снега.
Ракеты с берега, ракеты с корабля —
По тихим улицам, по сонным площадям…
И нет пожарника, и брошена земля,
Лишь два полковника за шашками сидят.
