КУРСАНТ
Не пожелай ни дождика, ни снега,
А пожелай, чтоб было нам светло.
В полглобуса локаторное небо,
Полмира проплывает под крылом.
Плывут леса и города:
А вы куда, ребята, вы куда?
— А хоть куда — а хоть в десант,
Такое звание — курсант.
И, рассекая синие пространства,
Пересекая желтый след луны,
Выходят на задание курсанты,
Летающие парни — летуны.
Мигнет далекая звезда:
А вы куда, ребята, вы куда?
— А хоть куда — а хоть в десант,
Такое звание — курсант.
И никому об этом не расскажешь,
Как ветры гимнастерку теребят,
Как двигатель взревает на форсаже,
Отталкивая землю от себя.
Плывут леса и города:
А вы куда, ребята, вы куда?
— А хоть куда — а хоть в десант,
Такое звание — курсант.
Пропали, пропали все звуки,
И странная, странная тишь,
Как будто не крылья, а руки,
Как ласточка, выгнув, летишь.
Как будто бежишь по песку ты,
А двигатель, правда, стоит.
Секунды, секунды, секунды —
Последние шансы твои.
Случись же такое вот дело —
Я сам же хотел в небеса, —
Я летчик — товарищ Гастелло,
Я Пашка — обычный курсант.
Я падаю взрывчатым телом,
А крыши согнулись и ждут.
Я, кажется, знаю, что сделать,
Чтоб эту не сделать беду.
На заре стартуют корабли,
Гром трясет окрестные дороги.
От Земли на поиски земли,
От тревоги к будущей тревоге.
Мы построим лестницу до звезд,
Мы пройдем сквозь черные циклоны
От смоленских солнечных берез
До туманных далей Оберона.
Не кричите — крик не долетит,
Не пишите — почта не доходит.
Утопают дальние пути
Там, где солнце новое восходит.
Нет привала на пути крутом,
Где гроза сшибается с грозою.
До свиданья. Плавится бетон.
Звездолет становится звездою.
Мы построим лестницу до звезд,
Мы пройдем сквозь черные циклоны
От смоленских солнечных берез
До туманных далей Оберона.
И ты приди сюда и в холод, и в жару,
На высокую планету простаков.
Розовеет к вечеру Донгузорун,
И Эльбрус пошит из красных облаков.
И снегопад на белом свете, снегопад,
Просыпаются столетия в снегу.
Где дорога, а где мелкая тропа,
Разобрать я в снегопаде не могу.
И ты представь, что не лежит вдали Москва
И не создан до сих пор еще Коран —
В мире есть два одиноких существа:
Человек и эта белая гора.
Но с вершины через скальные ножи
Ты посмотришь вниз, как с мачты корабля:
Под ногами что-то плоское лежит
И печально называется Земля.
И снегопад на белом свете, снегопад,
Просыпается столетие в снегу.
Где дорога, а где мелкая тропа,
Разобрать я в снегопаде не могу.
Вот тебе горы, вот тебе небеса, а вот моя рука.
Вот тебе скалы — это тоже немало — и еще река.
За полчаса до утренней синеющей зари
С товарищем по паре сигарет ты искури
И вверх иди — туда, где стоит всегда Накра,
Накра, Накра — белая гора.
Накру как Накру накрывает жара, но в основном ветра.
Если уж холод, то уже холод такой, что не махнешь рукой.
Тихонечко по полочкам, по скальным островам,
Зацепочки с иголочку, но чтоб не спасовать!
Ведь есть еще места, где не так проста Накра,
Накра, Накра — белая гора.
В этом году есть немало причин тебе вернуться вниз,
Кроме того, надо сердце лечить, и больше не влюбись.
И ты идешь по льду, который блещет, как слюда,
И ты увидишь то, что не видел никогда,
Когда очутится под тобою вся Накра,
Накра, Накра — белая гора.
Ты как хочешь: пиши не пиши,
Только вслед мне рукой помаши.
Самолет, мой отчаянный друг,
Высоту набирает звеня.
Самолет улетает на юг,
Где давно ожидают меня
Азиатские желтые реки,
Азиатские белые горы,
Раз увидел — так это навеки,
А забудешь — так это не скоро.
Азиатские пыльные тропы,
Азиатские старые люди,
И кусочек моей Европы
У пропеллера в белом блюде.
Мне закаты читают Коран,
Мне опять — вечера, вечера.
Вот налево разлегся Тибет,
И виднеется справа Сибирь,
И тоска по тебе, по тебе,
И разлучные версты судьбы.
Я с друзьями хожу и пою,
Я зарю бирюзовую пью,
И вот здесь, посреди ледников,
Что висят перед нами стеной,
Я плыву к тебе, как ледокол,
Оставляя, представь, за спиной
Азиатские желтые реки,
Азиатские белые горы,
Раз увидел — так это навеки,
А забудешь — так это не скоро.
Азиатские пыльные тропы,
Азиатские старые люди,
И кусочек моей Европы
У пропеллера в белом блюде.
О, как стартует горнолыжник!
Он весь в стремительном броске,
И дни непрожитые жизни
Висят, висят на волоске,
И снега жесткая фанера
Среди мелькающих опор…
Он разбивает атмосферу —
Непостижимый метеор.
Лети, но помни, крепко помни,
Что все дается только раз:
И снега пламенные комья,
И эта страшная гора.
Но мир не видим и не слышен:
Минуя тысячу смертей,
Ты жизнь свою несешь на лыжах,
На черных пиках скоростей.
Зачем ты эту взял орбиту?
К чему отчаянный твой бег?
Ты сам себя ведешь на битву,
И оттого ты — человек.
Несчастий белые кинжалы,
Как плащ, трепещут за спиной…
Ведь жизнь — такой же спуск, пожалуй,
И, к сожаленью, скоростной.
Приходи ко мне, Бригитта,
Как стемнеет, приходи.
Все, что было, — позабыто.
Все, что будет, — впереди.
От рассвета до заката
Всюду грустно на земле.
Лишь глаза твои — как карта
Для заблудших кораблей.
Но старпом не верит липе,
Ночь старпому не указ.
Я несусь, как чайный клипер,
Ну не клипер, так баркас.
На борту пылают битвы,
Разногласья до крови…
Паруса мои пробиты
Бомбардиршами любви.
Я несусь куда-то мимо
И с похмелья поутру
Городницкого и Кима
Песни громкие ору.
Мне подтягивает свита,
Бьет бутылки до зари…
О Бригитта, о Бригитта,
Путь мой дальний озари!
Но я устал от этой роли,
Не пират я в этот раз.
Я сажусь на мотороллер,
Нажимаю полный газ,
Обгоняю пару МАЗов,
Привожу в инфаркт ГАИ…
Ох, какая ты зараза,
Даже рифмы не подобрать!
А ты говоришь: «Люблю!»
А я говорю: «Не лги!»
Буксирному кораблю
Всю жизнь отдавать долги.
Приставлен мой путь к виску,
Дороги звенит струна
Туда, где встает Иркутск,
По-видимому, спьяна.
Ах, как бы теперь легла
Рука на твое плечо!
Земля до того кругла,
Что свидимся мы еще.
По мокрому по песку
Твой след замела волна,
И грустно вздохнул Иркутск,
Наверно таки, спьяна.
А ты говоришь: «Постой!»
А я говорю: «Дела!»
Лечу в черноте пустой,
Как ангел, но без крыла.
И день без тебя — в тоску,
И ночь без тебя больна.
Навстречу летит Иркутск,
Уж точно таки, спьяна.
