А потом зашагает домой, невысокий и ловкий,
Мимо озера, мимо забора, теряясь впотьмах…
И ещё один гость — он появится из кладовки,
Той, что шкафом стенным называют в стандартных домах.
Этот гость — не поэт.
С ним рифмуют, как правило, п р о ф и л ь —
(Он настолько худой, что его не увидеть en face).
С петушиным пером и в дырявом плаще — чёрт бродячий
Мысик шапочки красной как стрелка торчит между глаз.
Слушай, оперный тип! Ты, наверное, адрес напутав,
Заплутался в стандартных хрущобах
и клетках квартир.
Доктор Фауст живёт в однокомнатной келье напротив,
Спит и видит, чтоб ты его душу опять прихватил.
Старикан всё скрипит….
Но тут начинается новая тема:
Возврат потерянных лет.
На круги своя вернётся поэма,
Поэма, которой НЕТ.
1965 г.
14.
Впереди — бесконечная зима,
А на улице снега — по колени,
И гуляет такая кутерьма
Аж по всей шестидесятой параллели.
Лупит ветер то в морду мне, то в бок,
Только воздух в самом деле без движенья:
То земля опять уходит из-под ног —
Ощущаю подошвами вращенье.
Надоел необъезженный буран,
Снова белый жеребец сорвал подпругу…
Хоть бы выйти на какой меридиан
И держась, как за канат, скатиться к югу.
15.
ИЗБОРСК
Николаю Рубцову
За Труворовым городищем,
За тяжким каменным крестом,
Напрасно взгляд предела ищет,
В плывущий уходя простор.
И всё — внизу: кусты и крыши,
Журавль колодца и пруды,
Бумажный змей, толпа мальчишек
Да яблоневые сады.
А в грозовом вечернем небе
Над всем величьем тишины,
Неровный, выветренный гребень
Полуразрушенной стены.
И обезглавленные башни
С пустыми стрельнями вразброс
Над нынешним и над вчерашним
Безмолвно встали в полный рост…
И стены, серые, как туча,
Под тучей, грозной, как стена,
Нависли над зелёной кручей
В оковах векового сна.
И кажется, что город этот
Не мёртв, но чутко предан сну:
Ведь яблоки, срываясь с веток,
В предгрозье рушат тишину.
16.
Вот и сонный июль, и ночная Нева…
Станет город в закатах топить острова,
Над провалом каналов нависнут мосты,
Тенью воду выхватывать из пустоты.
И останется Город без слов и без снов,
Словно сотни других городов…
Сонный, каменный, голову мне не морочь:
Ведь утоплена Белая ночь!
В молчаливых закатах ты сжёг острова,
И в единственном русле осталась Нева,
И опять до весны ты без снов и без слов,
Словно сотни других городов.
17.
Л. Г.
Когда случается всерьёз —
Доверься ветру, он излечит,
Доверься милости берёз,
Пусть осень их зажжёт, как свечи,
Чтоб в тёплый, нестеровский вечер
Они гляделись в тёмный плёс…
Когда случается всерьёз —
Неповторимость каждой встречи
Листвой невнятною лепечет
Тебе…
Так пальцы тонких лоз
Кирпич ласкают и калечат.
Когда сбывается всерьёз —
Закат над морем бесконечен,
Пусть берег двинется навстречу
И лодка вскидывает нос,
Случвйно брошеный вопрос
Особой глубиной отмчен,
Залив туманен и беспечен,
И весла попадают врозь,
И ты не замечаешь гроз,
А грозы падают на плечи…
18.
Странно гавань видеть без единой чайки,
В снежном корабельном сне.
Странно, когда серый крейсер — словно чайник,-
Воткнутый зачем-то в снег.
Стала неподвижной сама вода —
Всё, кроме снежинок, застыло на местах,
Кораблям из гавани — никуда,
Словно фонарям на пустых мостах.
Ловят, ловят снег прожектора
Где-то у Кронштадта…
Снова сумерки, как завтра, как вчера
Меж домов зажаты.
Птицу бы живую! Хоть не чайку — воробья!
Но зима — по всей стране.
Или существуют тёплые края
Только в корабельном сне?
19.
ЗАМЫКАНИЕ ВРЕМЕНИ
…А завтра я приду опять
Пустые поезда встречать.
Дождь. Отсыреет мой табак.
Опять вагонов мокрый лак,
Асфальт платформ и ртутный свет,
И поезд, и тебя в нём нет.
Платформа ждёт.
Из пустоты —
То чемоданы, то зонты,
И делает пустой её
Отсутствие твоё.
И тот же поезд, и вагон,
И те же люди — на перрон,
И кончик стрелки — тот же круг:
А вдруг?
Но тот же дождь, и тот же свет,
Как будто много лет
Я ожиданье берегу —
Я столько ждал, что спать смогу!
Уйду и высплюсь! А потом
Вот так же встану под дождём.
И та же стрелка круг замкнёт,
И поезд — снова тот…
И я стою.
И свет стоит.
И дождь.
И даже этот ритм.
Как будто пущен фильм кольцом:
Начало склеено с концом,
Как будто осуждён всегда
Встречать пустые поезда.
А завтра я приду опять
Пустые поезда встречать…
20–22.
ТРИ СОНЕТА
ХЛЕСТАКОВ
Нет, в городке его никто не ждал.
Он сам себя не ждал в подобной роли.
Мы все порой бывали поневоле
В чужих ролях. Но не всегда скандал
Нас в этих случаях сопровождал,
Хоть мы не меньше чепухи пороли,
Но не хватало нам, как видно, соли,
Которую ему сам Гоголь дал.
Так мы бесцветно, так мы пресно жили,
Что даже ругани не заслужили
В благословенном царстве дураков,
Где ни на грош ни славы, ни позора,
Где каждый ждет прихода ревизора,
И каждый сам отчасти Хлестаков.
66-ОЙ СОНЕТ ШЕКСПИРА
(в некоторых изданиях "Гамлета"
этот сонет поставлен как пролог)
Невыносимо всё! Я смерть зову,
Я вижу — в нищете достойный бьётся,
Ничтожный предаётся торжеству,
Коварство над доверием смеётся,
Блеск почестей бесчестье золотит,
И грязь ведёт торговлю женской честью,
И совершенство стонет от обид,
И низость на весьма высоком месте,
И власть искусству затыкает рот,
И тупость указует путь науке,
И откровенность глупостью слывёт,
И зло добру выкручивает руки,
Невыносимо всё. Умру, усну…
Но как тебя оставить здесь одну?
УСТАЛЫЙ СОНЕТ
Как я устал, как дьявольски устал!
Лежу в постели и читаю книги,
А цезаря тяжёлые калиги
Уже гремят в гранитный пьедестал.
Ещё ступенька, две — и вот он встал,
И листьями посыпались интриги,
И снова мародёры и сквалыги
Толпятся в предвкушении поста.
Минуты шарят у души в карманах,
Год практикуется на барабанах,
А каждый день — как мелкий спекулянт…
Я б отдохнул, когда б не эта малость:
Век продаёт нам право на усталость,
Но в шейлоковский смотрит прейскурант!
23–24.
ПОСЛЕ ПЕРВОГО МАРТА
Марку Альтшуллеру.
ЛЕТО 1881
Ночь, для чего ты белая?
Ночь, почему не рваная?
Ночь, ты всё та же целая,
Перинная, диванная…
Считает Питер ложечки
На буднях и на праздниках,
Лежат в карманах ножички
У васинских лабазников;
Фонарь поблёк — фонарь, дрожи,
Верь, суеверец, в сон и в чих!
Острят — и щупают купчих,
Острят на выборжцев ножи.
Не забредай на Выборгскую —
Прибьют и в Невку выбросят!
Кто там невнятно и угарно
Гитарно ноет за стеной:
"..А ва-асинскiе парни
Кричатъ: "Чеснокъ, постой!"
Чеснокъ остановился,
Они его кругомъ.
— Вы бейте чъмъ хотите,
Но только не ножомъ!…"
А охтинские пустыри —
Хаос развалин и зари…
В Рыбацком пышет самовар
Среди соломенных перин —
Зван, иль не зван — пирог румян,
Пьян иль не пьян — бери стакан,
Сиди и жри, крути роман…
А Питерская сторона?
Ах, питерская сторона —
Опять — ни отдыха, ни сна:
Гармошку в лапы,
В картуз — гвоздику,
Каблукам ладно
По мостовой гвоздить!
А веку — чуть за восемьдесят лет.
Ещё ни Блока, ни "Возмездья" нет…
Век отупел, век сед и крив…
Так сколько ждать тебе, Залив,
