Модератор stichi.ru по просьбе одного из читателей вскоре вообще удалил моё критическое эссе. Я выразил Модератору глубокую благодарность за пиар. А заодно решил посыпать голову пеплом и принародно покаяться.
Теперь возникает вопрос: как каяться? Ежели просто назвать себя кретином, ничего не понимающим в поэзии, то этого будет маловато. Пожалуй, тут нужно назвать себя тупым нахалом, имевшим наглость посягнуть на самое святое, на вершину русской поэзии. Ведь в том, что Пастернак «великий» поэт, ни у кого из его почитателей сомнения нет. Иначе бы за что ему дали Нобелевскую премию? (хотя за прозу, а не за стихи). Вот, правда, Ахматовой и Маяковскому не дали. Но это мелочи. Нобелевскую, как известно, просто так не дают, а только за самые выдающиеся заслуги. Среди награжденных есть не только поэты, но ученые, политики, писатели. Тут можно упомянуть Горбачева, Обаму и многих других. Не буду перечислять, чтобы не утомить читателей.
Чтобы все увидели, как я был неправ, и чтоб каждый осознал, что Пастернак – Мастер Поэзии, причем, с большой буквы, я привожу ниже отдельные катрены из ряда его стихов, причем, в основном из довольно известных и нахваливаемых. Катрены я брал почти наугад, подряд, ничего специально не выбирая. Итак, читайте эти шедевры и наслаждайтесь! И не обращайте снимания на несуразности, сбои в ритмах и рифмах, неумелые повторы, отсутствие смыслов и логики.
* * *
Я вспомнил, по какому поводу
Слегка увлажнена подушка.
Мне снилось, что ко мне на проводы
Шли по лесу вы друг за дружкой.
* * *
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.
* * *
Усмехнулся черемухе, всхлипнул, смочил
Лак экипажей, деревьев трепет.
Под луною на выкате гуськом скрипачи
Пробираются к театру. Граждане, в цепи!
* * *
Сад застлан, пропал за ее беспорядком,
За бьющей в лицо кутерьмой.
Родная, громадная, с сад, с характером
Сестра! Второе трюмо!
* * *
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.
* * *
И видят окраинцы:
За Нарвской, на Охте,
Туман продирается,
Отодранный ногтем.
* * *
Ослепляя блеском,
Вечерело в семь.
С улиц к занавескам
Подступала темь.
В последнем катрене вообще – полный абзац русскому языку, вроде классической школьной несуразицы «проезжая по деревне, лаяли собаки».
Итак, вот моё резюме насчет большинства стихов Пастернака:
Хоть Пастернак был не дурак,
Но как поэт блистал не часто.
Порол вердыщенку в стихах
И пыл свой тратил понапрасну.
Прелюбопытнейшую «услугу» недавно я на сайте Стихи. ру обнаружил: «Помощник поэта» называется. Там декларируется буквально следующее: «Оригинальная компьютерная программа от разработчиков сервера Стихи. ру поможет вам подобрать рифму к любому слову, а также сочинить стихотворение. В программе используется база рифм, примененных авторами нашего сервера»
Первая услуга – подбор рифмы к слову: «Введите слово, к которому вы хотели бы подобрать рифму».
Я ввел, для прикола, слово Сколопендра. Какую же рифму предложила мне Оригинальная компьютерная программа? А вот какую: Ветра. И ничего другого. Для лексикона авторов нашего сервера весьма не густо. А ведь тут можно было применить кучу (!) разных слов: недра, цедра, щедро, рента и т. д. и т. п.
Вторая услуга – написание четверостишия по двум первым строкам: «Введите первые две строки нового четверостишья. Они не должны рифмоваться друг с другом. Программа дополнит их до четверостишья на основе перекрестной системы рифмовки».
Ввожу такие две строки:
Очень просто рифмовать
Нам с «Помощником поэта»
Какие же варианты четверостиший в ответ были предложены? В основном – убогие и примитивные. Причем, в общей сложности – всего по десятку вариантов для обеих строк. Среди них обнаружились, к примеру, такие перлы:
Ветви озябшего лета. – тут ударение озябшее.
А она ему платила – тут нет рифмы и смысл странноват.
Что за ёб@нная мать – матерная рифмочка предложена!
И меня еда-зараза – тут не поэзия, тут зараза.
Фиг ли надо приставать – тут офигенно высокий штиль.
О здоровии младенца – тут слово «здоровие», которого в современном русском языке нет.
Шампанским стол заливать – тут ритм не тот, да и смысл нулевой.
Вот такой вот сгусток бреда – тут ритма и рифмы нет, но зато весьма самокритично.
А не стыдно ли вам, господа создатели сайта, такие «услуги» поэтам-новичкам предлагать?
И вам, среднестатистическим «маститым» поэтам, угарно резвящимся и рьяно клонирующимся на Стихире, не позорно сочинять такую белиберду?
Прохаживаясь по выставке современной живописи, я увидел около одного из полотен импозантного мужчину с лицом киногероя. Спокойное холеное породистое лицо с пронзительными, но печальными карими глазами, смотрящими куда-то вдаль, прямым рубленым, но аккуратным, носом, с тонкими слегка сжатыми губами и волевым подбородком с чуть заметной ямочкой, со светлыми, с пепельным отливом, гладкими волосами, зачесанными аккуратно «в пробор», Средних лет, немного выше среднего роста. Подтянутая фигура. Одет в стильный серый костюм «а-ля Версачи», при модном красном галстуке. Он неподвижно замер около картины размером примерно метр на метр, в золоченой раме, висящей на белой стене.
Что мужчина является автором, не было сомнений. Он стоял, в пол оборота, близко к картине. Тёмными грубыми гуашевыми мазками на полотне было изображено нечто, напоминающее размытые контуры человеческой головы, не имеющей ясного лица. Собственно говоря, было одно большое тёмно-мутное пятно, на котором угадывались места, где должны быть глаза, нос, рот… Гуашевая палитра была суперпозицией черного, темно-серого, темно-желтовато-серого, тёмно-коричневато-зеленого и тёмно-красновато-фиолетового. Она имела сходство с масляной палитрой Эль-Греко и особенно Гойи и Мунка. От картины осязаемо исходили какие-то непередаваемо неприятные флюиды, наводящие жуть. У меня аж побежали холодные мурашки по спине.
«Ну, что скажете?», – с легкой усмешкой спросил художник, отводя взгляд куда-то вниз. Я ничего не мог ответить из-за внезапного комка в горле. Я придвинулся к картине и наклонился, чтобы прочитать её название, хотя интуитивно уже догадался: Смерть.
«Нравится?», – иронично скривился художник, не подымая глаз.
«Послушайте, как бы Вам это сказать…»
«А Вы не стесняйтесь, говорите напрямик. Я пойму», – перебил он меня и ободряюще кивнул; но его взгляд был устремлен куда-то в сторону.
«Ужасно! Это не живопись. Это мертвечина. Такое нельзя рисовать. Да, Вы мастер, это факт. Но художник должен воспевать жизнь, а не смерть».
«Воспевать?! – переспросил он резким тоном, – Вы хотите, чтобы я лгал?»
«А что, разве жизнь не достойна, чтобы её воспевать? Покажите красоту жизни. Не хотите красоту – покажите её мрачные стороны. Никто не запрещает. Дайте правду жизни, пусть суровую, пусть грубую, но – жизни».
«Да Вы, батенька, как я вижу, легкомысленный оптимист», – язвительно произнес художник.
«Нет, не в оптимизме дело. Просто есть грань, за которую искусство не должно заступать. Иначе оно перестаёт быть искусством».
«Вот как? И чем же оно тогда, по Вашему, становится?»
«Кошмаром. Бредом. Мерзостью. Тлением. Разложением. Смертью».
«Как много в Вас эмоций! Но давайте включим логику. Разве смерть не является непременным атрибутом жизни? Если Вам угодно, точнее – конца жизни? Разве не избавляет смерть от тягот и бедствий, от болезней и страданий? Смерть не меньшее благо, чем жизнь, а даже тысячекратно большее».
«Не вижу логики. Как может быть благом то, что убивает? Вам что – трупы нравятся больше, чем живые люди?»
«А Вам очень нравятся люди?», – ехидно переспросил мой собеседник.
«Увы, большинство не очень. Но это не означает, что их нужно презирать и желать им смерти. Наоборот, нужно их поддерживать и давать им своё тепло и свет. Ведь в каждом – душа. И эта душа есть чудо, которое воспевается искусством».
