Яков Полонский - Стихи

Друг! По слякоти дорожной
Я бреду на склоне лет,
Как беглец с душой тревожной,
Как носильщик осторожный,
Как измученный поэт.

Плохо вижу я дорогу;
Но шагая рядом, в ногу
С неотзывчивой толпой, —
Страсти жар неутоленной,
Холод мысли непреклонной,
Жажду правды роковой
Я несу еще с собой.

Разливается по жилам
Жар и жгучий холодок…
Или ношу не по силам
Взял я на душу, — ходок?
Или ноша эта стала
Тяжелее и гнетет
От осенних непогод? —
Ум тупеет, грудь устала,
Чувство стынет в этой мгле,
Что зари сиянье прячет,
И дождит, как будто плачет,
Расстилаясь по земле.

Но, поверь мне, ноша эта
Мне была бы нипочем,
Если б только было лето
И дышалось бы теплом.
Мне б казался путь не долог,
Если б солнечных небес
Голубой прозрачный полог
Окаймлял зеленый лес;
Если б в поле пели птицы,
А за пашней, на юру,
Полоса густой пшеницы
Колыхалась по ветру.

Не простыл бы жар сердечный,
Я б надеждою беспечной
Дух мой втайне веселил…
И меня б, с утратой сил,
По дороге к правде вечной
Холод мысли не знобил.

Вздымая волны, над заливом
Шла к ночи буря, — гром гудел…
За облака, навстречу ливня,
Орел с добычею летел:
В свое гнездо, не внемля грому,
Крылами рассекая мглу,
Он нес в когтях своих голубку
И опустился на скалу.

За ним мерцали на закате
Вершин незыблемых снега,
Под ним клубились тучи — пена
Посеребрила берега.
Ручьи скакали по каменьям,
Орлы кричали… Никому
Не откликался он и слушал,
Как жертва плакалась ему…

В его копях, дрожа и жмурясь,
Она молила: «Отпусти…»
И внял мольбам великодушный
Орел и молвил ей: «Лети!»
И радостно, своей свободы
Почуя миг, как снежный ком,
С размаху брошенный, голубка
Рванулась вдаль, мелькнув крылом,

И полетела; — закружилась,
Ища родных ей берегов,
И погрузилась в водяную
Пыль между волн и облаков,
И сделалась добычей бури —
Добыча мощного орла…
Увы, бездушная стихия
Ее молитв не приняла…

Как мотылек, дождем прибитый,
Едва мелькая в бурной мгле,
Она исчезла в серой пене
Валов, несущихся к скале;
На той скале все тот же мощный
Орел державно отдыхал,
Порой свой клюв точил, порою
Лениво крылья расправлял.

И думал он: авось под утро
Стихий угомонится вой,
И выпрыгнет на солнце серна,
И гуси взмоют над водой…
А там, где конь пылил дорогу,
Стада потянутся в кусты…
И мне потребную добычу —
Господь укажет с высоты…

Нет, не забуду я тот ранний огонек,
Который мы зажгли на первом перевале,
В лесу, где соловьи и пели и рыдали,
Но миновал наш май — и миновал их срок.
О, эти соловьи!.. Благословенный рок
Умчал их из страны калинника и елей
В тот теплый край, где нет простора для метелей.
И там, где жарче юг и где светлей восток,
Где с резвой пеною и с сладостным журчаньем
По камушкам ручьи текут, а ветерок
Разносит вздохи роз, дыша благоуханьем,
Пока у нас в снегах весны простыл и след,
Там — те же соловьи и с ними тот же Фет…
Постиг он как мудрец, что если нас с годами
Влечет к зиме, то — нам к весне возврата нет,
          И — улетел за соловьями.
И вот, мне чудится, наш соловей-поэт,
Любимец роз, пахучими листами
Прикрыт, и — вечной той весне поет привет.
Он славит красоту и чары, как влюбленный
И в звезды и в грозу, что будит воздух сонный,
И в тучки сизые, и в ту немую даль,
Куда уносятся и грезы, и печаль,
И стаи призраков причудливых и странных,
          И вздохи роз благоуханных.
Волшебные мечты не знают наших бед:
Ни злобы дня, ни думы омраченной,
Ни ропота, ни лжи, на все ожесточенной,
Ни поражений, ни побед.
Все тот же огонек, что мы зажгли когда-то,
Не гаснет для него и в сумерках заката,
Он видит призраки ночные, что ведут
Свой шепотливый спор в лесу у перевала.
Там мириады звезд плывут без покрывала,
И те же соловьи рыдают и поют.

Однажды в ночь осеннюю,
          Пройдя пустынный двор,
Я на крутую лестницу
          Вскарабкался, как вор.

Там дверь одну заветную
          Впотьмах нащупал я
И постучался. — Милая!
          Не бойся… это я…

А мгла в окно разбитое
          Сползала на чердак,
И смрад стоял на лестнице,
          И шевелился мрак.

— Вот-вот она откликнется,
          И бледная рука
Меня обнимет трепетно
          При свете ночника.

По-прежнему, на грудь ко мне
          Склонясь, она вздохнет,
И страстный голосок ее
          Порвется и замрет…

Она — мой друг единственный,
          Она — мой идеал!
И снова в дверь дощатую
          Я тихо постучал.

— Прости меня, пусти меня,
          Я дрогну, ангел мой!
Измучен я, истерзан я
          Сомненьем и тоской.

И долго я стучался к ней —
          Стучался, звал и — вдруг
За дверью подозрительный
          Почудился мне стук.

Я дрогнул и весь замер я,
          Дыханье затая…
— Так вот ты как, — изменница!
          Лукавая змея!

Вдвоем ты… но… безумец я!
          Очнуться мне пора…
Здесь буду ждать соперника
          До позднего утра.

Все, все, чему так верил я, —
          Ничтожество и ложь!
Улика будет явная —
          Меня не проведешь…

Но притаив дыхание,
          Как сыщик у дверей,
Я не слыхал ни шороха,
          Ни скрипа, ни речей…

— О гнусность подозрения!
          Искупит ли вину
Отрадная уверенность
          Застать ее одну.

И, сердцем успокоенный,
          Я понял, что она
Моим же поведением
          Была оскорблена.

Недаром в час свидания
          У лестницы, внизу,
Подметил я в глазах ея
          Обидную слезу.

Не я ль — гордец бесчувственный! —
          Сознался ей, как трус,
Что я стыжусь любви моей,
          Что бедности стыжусь…

Проснулась страсть мятежная,
          Тоской изныла грудь;
Прости меня, пусти меня,
          Слова мои забудь.

Но чу!.. Опять сомнение!..
          Не ветер ли пахнул?
Не мышь ли? не соседи ли?
          Нет! — Кто же так вздохнул?

Так тяжко, так мучительно
          Вздыхает смерть одна —
Что, если… счеты с жизнию
          Покончила она?

Увы! Никто не учит нас
          Любить и уповать;
А яд и дети малые
          Умеют добывать.

Мерещился мне труп ее,
          Потухшие глаза
И с горькой укоризною
          Застывшая слеза.

Я плакал, я с ума сходил,
          Я милой видел тень,
Холодную и бледную,
          Как этот серый день.

Уже в окно разбитое
          На сумрачный чердак
Глядело небо тусклое,
          Рассеивая мрак.

И дождь урчал по желобу,
          И ветер выл, как зверь…
Меня застали дворники
          Ломившегося в дверь.

Они узнали прежнего
          Жильца и, неспроста
Хихикая, сказали мне,
          Что комната пуста…

С тех пор я, как потерянный,
          Куда ни заходил,
Все было пусто, холодно…
          Чего-то — след простыл…