Роберт Рождественский - Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Он пока еще
                 не улей.
Он возник
              из-под крыла,
будто тлеющие угли
небывалого костра.
Вот,
     гляди,
сползает набок!
Вот,
     сейчас помчится
                           вскачь!
До восторга одинаков.
И до ужаса горяч!..
Люди вымотаны за день.
Восторгаться
людям лень…
Но предельно осязаем
стал цветастый жар
углей!
Мы,
     влетая в пытку эту,
бережем глаза свои.
Восходящей
                массой света
самолет качнуло
и…
Небо черное в румянце.
Зной
      объятья
                распростер.
Наши волосы дымятся.
Мы
    садимся
              на костер!
Он —
        под нами
                    в желтом нимбе.
(Летчик,
           друг,
повремени!)
Все мощней,
все объяснимей,
ослепительней
                    огни.
И уже дома подробны.
И понятно,
               что —
                        куда.
И видна
аэродрома
ровная сковорода.
Соберите волю,
                     йоги!..
Что мне делать?
Я —
      не йог…
Приземляемся в Нью-Йорке!
Надвигается Нью-Йорк!
И назад нельзя
                    ни шагу.
Мы
бросаемся в него!..
– Жарко будет?
– Очень жарко.
– Перетерпим.
Ни-че-го!

Бум!
Это не костюмированный
                                   бал.
Бум!

Это грянул
              боевой
                       барабан…
Бум!
Он рокочет,
                как размеренный
                                      пульс.
Вот в него вплетается
звяканье
бус.
В барабанном рокоте
                            слышится мне:

«Мы когда-то жили
в этой самой
                 стране.
Мы сейчас шагаем
                         по отцовским гробам…
Громче,
          барабан!
                     Чаще,
                             барабан!
Будто бы,
будто бы
все
    как тогда, —
наша
земля,
наша
вода!
Наши вигвамы
                    у Зеленой горы.
За этими деревьями —
наши костры!..
Шли мы на охоту,
                        как река из берегов.
Только по скальпам
считали мы врагов!
Мы —
        люди из племени
                               Справедливого Орла…
Смейся, бледнолицый.
Твоя взяла!
Смейся, бледнолицый.
Кричи,
         воронье…
Это ты
         здорово придумал —
                                     ружье.
Это ты
         здорово придумал —
                                     спирт.
Кто не убит,
тот как мертвый
спит…
Мы остановились.
Мы глядим,
               удивясь:
«Ах, какая шелковая кожа
                                  у вас!
Ах, какие волосы
                       у ваших жен!..»
А если
по шелковой коже —
ножом?!
А если бы,
              а если
посреди тишины
снова позвала бы нас
                            тропа войны?!
Как бы над росою
свистел томагавк!
Ах, какие скальпы
дымились бы
в руках!
Наши барабаны
                     выбивали бы
                                      такт…
Не бойтесь!
Не будем.
Это мы…
           так…
Это на секунду
                    нас обожгла
жаркая кровь
Справедливого Орла.
Мы нарежем ленты
                         из березовой коры…
Смейся, бледнолицый!
Мы —
         дикари…
Будем сниться детям твоим
                                    по ночам…
Видишь?
Это пляшет
                наша печаль!
Танец наш древнее,
чем отцовский вигвам.
Он,
    скорей всего,
не понравится
вам.
Пусть!..

Но заплатите
                  хотя бы за то,
что мы здесь жили прежде!
А больше —
                 никто».

Облака плывут,
                    за сосны задевая.
Дунул ветер.
Океаном запахло.

Дети
длинную игру
                   затевают
на окраине
чистенького парка.
Игры прежние
                    теперь забыты начисто.
Опостылели
бандиты и индейцы.
Начинается игра.
                       Начинается!
Называется:
«Убийство президента…»

Президент
              в голубом автомобиле
сам отчаянно
крутит педали.
Просит,
          чтоб его не сразу убили.
Просит,
          чтоб еще чуть-чуть
                                    подождали.
Чтоб не около скамейки,
а после, —
там, где в зарослях
                         темные проходы…
А за ним охрана
                      в джинсах ковбойских
И на поясе у каждого —
кольты.
Охранение
               шествует
                           солидно.
В мягких шляпах,
как ведется на Юге…
Вот пылит на самокате
                               Жакелина —
долгоногая,
в коротенькой юбке…
Президент красив.
                        Он скорость повысил.
Он охрану обгоняет бесстрашно.

И тогда-то
              из кустов
хлещет выстрел.
А потом еще!
И несколько сразу!..
Президент из машины выползает
и, шатаясь,
ковыляет к скамейке.
Не помогут доктора!
Он
    занят.
Бесконечно занят
                       собственной смертью.
Игры прошлые его закалили.
Подойти к нему жену
                            попросите…
Почему-то
в глазах у Жакелины
абсолютно настоящие
                              слезинки.

Солнце пыльное
                      на части дробится.
Духота вокруг.
А мне сейчас морозно!..
Я смотрю:
охрана
         ищет
                убийцу.
Не взаправдашно ищет.
Понарошку…
На аллеях беготня,
                         трещат залпы.
За моей спиной
слегка дрожит ветка…

А во что они
                  начнут играть
                                     завтра, —
дети
громыхающего
века?

Уходят,
          уходят могикане.
Дверей не тронув.
Половицами не скрипнув,
Без проклятий уходят.
Без криков.
Леденея.
Навсегда затихая.
Их проклинали
                     лживо,
хвалили
лживо.
Их возносили.
От них отвыкали…
Могикане
удивлялись и жили.
Усмехались и жили могикане.
Они говорили странно,
поступали странно.
Нелепо.
          Неумно.
                     Неясно…

И ушли,
не испытав
               страха.
Так и не научившись
бояться.
Ушли.
Оставили
             ветер весенний.
Деревья,
посаженные своими руками.
Ушли.
Оставили
             огромную землю,
которой очень нужны
могикане.

Слишком солнечный четверг
                                       праздником оказывается!
Вспомним песни прошлые.
Вспомним танцы древние…
Слышишь,
              как колокола
                               широко
                                         раскачиваются?
День благодарения!
День благодарения!..
По улицам,
               дразня, плывут особенные запахи.
И даже в утлые углы
                           залезть они решаются.
На самом Ближнем Западе,
на самом Дальнем Западе,
стреляя салом в поваров,
                                 сейчас индейки жарятся!
Скоро на столах задышат
                                  заварные пудинги.
Скоро хрустнут на зубах
                                 коричневые корочки.

На усталых животах
                           расстегнутся пуговицы.
Станет жарко в городе!
Станет пьяно в городе!
День благодарения!
Блестят глазенки
                      у детей.
День благодарения!..
И сразу же добрею я:
ведь для меня
давным-давно
                  каждый день,
                                    любой день —
День благодарения!
День благодарения!..

Я благодарю село
                        по имени Косиха,
благодарю за доброту,
за ощущенье истины.
Суматошным друзьям
                             я говорю:
                                         «Спасибо!»
И низко кланяюсь земле.
Моей земле.
Единственной.
Я на ней
           узнал
                  мир.
Я на ней
           от вьюг
                     слеп.
Обошел я на ней
                       все леса и просеки.
Ел я каменный хлеб.
Черный хлеб.
Трудный хлеб.
И его благодарю
до последней крошечки!

Я благодарю судьбу
с ее прямыми сроками
за то,
       что было солнечно.
За то,
       что было ветрено.
На колени становлюсь.

Ладонью
            землю трогаю.
Говорю своей земле:
«Будь во мне уверена».
Как звонят колокола!
Вблизи
          и в отдалении.
Как звонят колокола!
А может, это кажется?..
Над моею головой
                        солнце
                                 раскачивается.
День идет.
Жизнь идет.
Жизнь благодарения.