И потоки блаженства лиёт и лиёт.
Это – чистых мечтаний могучий полет.
Это – сладость дыханья жасминов и роз.
Это – вишни в цвету, это в золоте даль.
Это юной души молодая печаль.
О, виденья весны, вы – со мной, вы со мной!
Вы поведайте мне о печали земной.
Что такое – печаль? Что такое – печаль?
Это – сердце, которому прошлого жаль.
Это – парус, плывущий в лазурный туман,
К голубым берегам неизведанных стран.
Что такое – печаль? О печаль! О печаль!
Это – эхо, зовущее в синюю даль.
Это – вздох, замирающий в синей дали,
Далеко от небес, далеко от земли.
Это-лунная греза над тьмою земной.
Это-дух, нисходящий с ночной тишиной.
Это – боль, о которой поют соловьи.
Это – девственный лик отраженной любви.
О, виденья весны, вы – со мной, вы – со мной!
Что зовется любовью в печали земной?
Что такое – любовь? Что такое – любовь?
Это – луч, промелькнувший и скрывшийся вновь.
Это-павших цепей торжествующий смех,
Это – сладостный грех несказанных утех.
Что такое – любовь? О любовь! О любовь!
Это – солнце в крови, это – в пламени кровь.
Это – вечной богини слетевший покров.
Это – вешнее таянье горных снегов.
Это – музыка сфер, это – пенье души.
Это – веянье бури в небесной тиши.
Это – райская сень, обретенная вновь.
Смерть над миром царит, а над смертью -
любовь!
1902–1904
«Я – жрица тайных откровений…»
Я – жрица тайных откровений.
Во тьме веков мне брезжит день.
В чудесной были воплощений,
В великой лествице рождений -
Я помню каждую ступень.
Я – жрица откровений тайных,
Слежу за цепью роковой
Моих путей необычайных
Не мимолетных, не случайных,
Но предначертанных Судьбой.
Я – откровений тайных жрица
И мир-пустыня для меня,
Где стонут жертва и убийца
Где страждущих белеют лица
В геенне крови и огня
1902–1904
Мне снились горы в огне заката,
Не как туманы, не как виденья,
Но как громады земной твердыни,
Преддверье славы иного мира.
Оне вздымались двойной стеною
Алели ярко над облаками,
Все в чудных знаках, в заветных рунах,
Хранящих мудрость Предвечной Тайны.
Мне внятны знаки, понятны руны -
В мгновенья света и откровенья.
Но как пройду я златые стены?
Как вниду в царство иного мира?
Горят вершины в огне заката
Душа трепещет и внемлет зову.
Ей слышен шепот: "Ты внидешь в вечность,
Пройдя вратам любви и смерти".
1902–1904
Утренним солнцем давно
Чуткий мой сон озарен.
Дрогнули вежды. В окно
Розовый стукнул пион.
В яркий одевшись покров,
Пышный и дерзкий он взрос.
Льется с его лепестков
Запах лимона и роз.
Смотрит румяный пион,
Венчик махровый склонив.
Алый мне чудится звон,
Мнится могучий призыв,-
Юности пышной знаком,
Зрелости мудрой далек.
Ветер качает цветком.
Крепкий стучит стебелек.
Чуждый поэзии сна,
Ранним дождем напоен,
В светлые стекла окна
Розовый бьется пион.
1902–1904
Приди! Испей от чаши сладостной.
Свои дух усталый обнови.
Я буду светлой, буду радостной,
Я буду гением любви.
Я дам лазурные мгновения.
Приди – и сердце обнови
Полетом вольного забвения
Меж белых роз моей любви.
1902–1904
Когда-то ты меня любил,-
Давно, в стране иной.-
Ты полон был могучих сил,
Ты был любимым мной.
Блеснул закат лучистых дней -
Давно, в иной стране.-
Расстались мы – не по твоей,
Не по моей вине.
И свод затмился голубой-
В стране иной, давно.-
Мой друг, склонимся пред Судьбой;
Так было суждено.
1902–1904
Слышишь, как птицы щебечут в саду? -
Мчится на розовых крыльях рассвет.
В тихом саду я блаженство найду,
Влажных ветвей ароматный привет.
Слышишь дрожанье пурпуровых струн? -
Алой зари колесница плывет.
День возрожденный прекрасен и юн,
Грез обновленных воздушен полет.
Властно ликующий гимн зазвучал.
Властному зову душою внемли.
Это – мгновенье великих начал!
Это – слиянье небес и земли!
1902–1904
Я – горних стран живой привет.
Дохну, блесну – и сгинут тени.
Я – белый цвет, весенний цвет,
Дыханье вишен и сирени.
Лечу на Крыльях вольных птиц,
Венчаю вечностью мгновенье.
Мне – нет предела, нет границ.
Я весь – порыв, весь – дуновенье.
Кого коснусь – навеки мой.
Со мною – свет. За мною – тени.
Я – гений, веющий весной,
С дыханьем вишен и сирени!
1902–1904
Мечтая о жарком пустынном раздолии,
Колючие кактусы дремлют в безделии.
В шелку разноцветном блестят центифолии,
И в розовый бархат оделись камелии.
Здесь роскошь природы, здесь пир изобилия
Зубчатые пальмы, сквозные латании.
Царит здесь надменная, белая лилия,
В червонной короне, в жемчужном сиянии.
В атласных колетах нарциссы прекрасные
Ей служат – за счастье погибнуть готовые.
Обвеяны сказкой их личики ясные,
Их желтые кудри, уста их пунцовые.
Все блещет, ликуя в росе и в веселии.
Но грезы царицы не светят победою.
– Мне скучно, нарциссы! Мне грустно, камелии!
В мечтах о блаженстве – я счастья не ведаю.
Мне горькое бремя судьбою даровано,
Я блекну под властью тоски и бессилия,
Небесной мечтою – навек зачарована;
Я – чистая, гордая, белая лилия!
1902–1904
Огонь созвучий,
Аккордов пенье,
О вальс певучий,
Мое забвенье.
Ты льнешь украдкой
Мечтою ложной,
Ты – отдых сладкий
Души тревожной.
Кольцом неверным
Сомкнуты звенья,
В движенье мерном
Покой забвенья.
В огне созвучий,
В живом стремленье -
И трепет жгучий,
И утоленье.
1902–1904
В скорби моей никого не виню.
В скорби – стремлюсь к незакатному дню.
К свету нетленному пламенно рвусь.
Мрака земли не боюсь, не боюсь.
Счастья ли миг предо мной промелькнет,
Злого безволья почувствую ль гнет, -
Так же душою горю, как свеча,
Так же молитва моя горяча.
Молча пройду я сквозь холод и тьму,
Радость и боль равнодушно приму.
В смерти иное прозрев бытие,
Смерти скажу я: «Где жало твое?»
1902–1904
На праздник той, пред кем бледнеют боги,
Стеклись толпы – и зыблются как сны.
По грудам тел, лежащих на дороге,
Ее везут священные слоны.
Склонив чело, идут младые йоги;
Поют жрецы, служенью преданы;
И пляски жриц торжественны и строги
Под звуки флейт и пение струны.
Богиня Кали! Черная Царица!
Будь проклята за дикий праздник твой,
За стон, и кровь, и страждущие лица,
За то, что, странной скована судьбой,
Моя душа, как пляшущая жрица,
По трупам жертв – влечется за тобой!
1902–1904
"Меня сковали кольца и запястья.
Рука моя бессильна, как во сне.
Художник – маг, создай мне остров счастья
И вызови на белом полотне".
Художник – маг взял кисть мою и смело
Вершины гор набросил наугад;
Морская даль под солнцем заалела,
Из мирт и роз расцвел чудесный сад.
Окончил он – и вот, с улыбкой странной,
Мне говорит: «Хорош ли твой эдем?»
Но я молчу. Мой край обетованный
В моих мечтах стал холоден и нем.
Все то же, да, – и все одно и то же:
И океан, и горы, и цветы.
Моей душе печаль ее дороже
Знакомых снов обычной красоты.
Прекрасный дар окован мыслью пленной.
Бессильны мы, бродящие впотьмах!
Воспрянул маг. Великий, вдохновенный,
Святой огонь блеснул в его очах.
О, где следы недавнего бессилья?
Могуч и тверд ложится каждый взмах.
И, вижу я, – сверкают крылья, – крылья, -
Сплетенные в вечерних небесах.
О, сколько света! Счастья! Трепетанья!
Что купы роз? Что море алых вод?
Бессмертных душ подземные мечтанья
Возносят нас до ангельских высот!
1902–1904
Мне отраден лампад полусвет голубой, -
Я покоя, как счастья, хочу.
Но когда умирать буду я – пред собой
Я зажгу восковую свечу.
И рассеется мрак от дыханья огня,
И душа не предастся Врагу.
Пред восходом зари незакатного дня
Я свечу восковую зажгу.
1902–1904
Шла я, голодом томима
За насущным хлебом.
Шла – и стала недвижима
Пред вечерним небом.
Все огни, цвета, уборы
Жаркого заката
В мощные сливались хоры
Пурпура и злата.
Хоры пели о мгновенье
Скорби скоротечной,
О блаженном пробужденье
Душ-для жизни вечной.
О великом, ясном небе
Над земным Эребом.
И – забыла я о хлебе
Пред вечерним небом.
1902–1904
Люблю я блеклые цветы
Фиалок поздних и сирени,
