Любовь убывает
Любовь убывает,
Как белые ночи.
Она все короче,
Она все короче.
Любовь умолкает,
Как шум водопада,
Встречаться не надо,
Встречаться не надо!
Не манит цветов
Придорожная алость.
Любви не осталось,
Любви не осталось!
Не вылетит слово,
Которое пелось,
Куда оно делось?
Куда оно делось?
И перед глазами
Пустое пространство.
Так где ж постоянство?
Так где ж постоянство?
Жизнь людская долго длилась,
И за серой мглой веков
Правда, честь и справедливость
Бились в тяжести оков.
По России дух бродяжий
Шлепал с правдой босиком,
И была она сермяжной,
И жила под сермяком.
За горами, за долами
Правда шла сквозь строй цепей
И гремела кандалами,
Заглушая звон церквей.
Стыла вольная отвага
В рудниках, в лесах, в степях,
И одна была отрада —
Арестантский стон в цепях.
Но ударила «Аврора»,
И пошло наоборот,
И неправду поборола
Правда, действие, народ!
Сердцевина жизни — сердце,
Корень жизни — труд, борьба.
Мы теперь единоверцы,
Наша правда — власть труда.
И никто не развенчает
Взгляда нашего вовек.
Только труд обозначает,
Сколько стоит человек!
Серебро из Великого Устюга
К тонким веткам примерила ива.
— Как идут тебе серьги русские,—
Я сказал ей. — И как ты красива!
— Я согласна! — мне ива ответила.
Наклонилась, совсем как любимая.
И нежнейшую веточку свесила,
И серьгою коснулась руки моей.
И стояла счастливая, стройная,
Признавалась — А я не южанка!
Берег северный — вот моя родина,
А точнее сказать — устюжанка.
На ветвях ее пчелы с усердием
Хлопотали над желтой пыльцою,
И гудели, и песню весеннюю
Распевали над бурной рекою.
Эта песня касалась души моей
И во мне земляка узнавала.
И своею зеленой вершиною
Вровень с лесом зеленым вставала.
Я в Сургуте мог бы жить,
Как в столице на Таганке.
Мне приятно говорить:
— Сургутяне, сургутянки.
Он стоит среди болот,
Где туман дымит и курит,
От его стальных долот,
Как глухарь, тайга токует.
Полон твой прекрасный порт
Грузов дальних и сибирских,
Ты, я вижу, очень горд
Силой кранов богатырских.
Ты широк, широкоплеч,
Ты под стать моим знакомым,
Что открыто ищут встреч
С арматурой и бетоном.
Звонок твой рабочий горн,
В нем едины — дело, слово.
Ты кладешь зеленый дерн
На пески и пыль былого.
Если ты впадешь в тоску,
От усталости застонешь,
Прилетай ко мне в Москву
Иль зови меня на помощь.
До свидания, Сургут!
На Тюмень мы путь свой держим.
Ты обласкан и продут
Ветерком кедрово-свежим!
Сердце не замените,
Нет к нему запчасти.
Сердце наше требует
Радости и счастья.
В клетке канареечной
Сердцу очень тесно,
Сердце любит Родину,
Сердце просит песню.
Если сердцу любится,
Значит, и поется,
Значит, радость на сердце
Морем разольется.
Сердце надо радовать,
Вот его леченье,
Золотое правило
Всем без исключенья.
В глазах твоих тревога и печаль
И тихое начало материнства.
Но ты себя ничем не омрачай,
Не бойся неизвестности и риска.
Не бойся! Ты не первая идешь
Дорогой материнской и опасной,
Потерпишь, что же делать, подождешь,
И у тебя родится сын прекрасный.
Люблю осанку гордую твою,
Не спутаю тебя ни с кем на свете.
Так бескорыстно о тебе пою,
Как могут только птицы на рассвете!
Лес осенний опустел,
Тропка скользко зазмеилась,
И среди небесных тел
Что-то тоже изменилось.
Звезды стали холодней,
Дальше, выше, безучастней,
Ближе стал мне и родней
Дым над крышей, день ненастный.
Деревянное крыльцо,
Листья клена на перилах.
Грустное твое лицо,
С грустью глаз больших и милых.
Над пыланием рябин
Снегири свершают тризну,
Плачет журавлиный клин.
Оставляющий Отчизну.
Мы с тобою будем ждать
Белой радости и боли,
Чтоб весной освобождать
От снегов родное поле!
Твои глаза — две черных ночи,
Две виноградины с лозы.
Они меня волнуют очень,
В них притаились две грозы.
Они зовут, не уставая,
За горизонт, где я живу,
Там оборвется мостовая
И ноги встанут на траву.
И мы пойдем по нежным травам
Среди цветущих медуниц.
Там будем кланяться дубравам
И будем слушать пенье птиц.
В твоих глазах и грусть и нежность,
Твои глаза — живая речь,
И неизбежность, неизбежность,
И неизбежность наших встреч.
Твои глаза — два обещанья
Светить через любую мглу,
В них две надежды, два признанья,
Два вечных слова: — Я люблю!
В балалаечке моей
Поселился соловей,
Голосистый озорник,
Я давно к нему привык.
Балалаечка моя
Приютила соловья,
Соловей не спит всю ночь,
Он поет, и я не прочь.
Балалайка, трень да брень,
Сердце музыкой задень,
Разожги, раскочегарь,
По тоске струной ударь.
Балалайка, семь досок,
Нежный, звонкий голосок,
Голос — в песню, ноги — в пляс,
Вот мы! Все тут! Знайте нас!
Вечерняя звезда Венера,
Среди небесного шатра
Ты на рассвете так звенела,
Что я проснулся в три утра.
И вышел. Ты пылала ярко
В предчувствии большой беды
Над вечной тишиною парка,
Над обморочным сном воды.
Ты била мне в глаза набатом,
Жгла сердце огненным лучом
И с месяцем, глупцом горбатым,
Не говорила ни о чем.
Звала, звала меня куда-то,
Чтоб неразлучно вместе быть.
Звала, завала меня, как брата,
Которого хотят казнить!
Падает снег
Нерешительно, нехотя.
Засомневался я:
Надо ли ехать-то?
Надо ли двигаться
В дальнюю сторону?
Срочно готовиться
К поезду скорому?
Сложены крылья,
Душе не летается.
Спит вдохновенье,
Талант угнетается.
Суть наша так
От природы зависима —
Форте исчезло,
Звучит пианиссимо.
Я не поеду!
Залягу в берложину.
Сколько и так уже
Хожено-брожено.
Езжено, бегано,
Летано, плавано,
Планово и
Бестолково-беспланово.
Комната чистая,
Печка натоплена.
Сон — это явь, это жизнь,
Не утопия!
Здравствуй, подушка,
Пуховая схимница,
Я засыпаю,
Мне грех этот снимется!
