Поэзия Некрасова
Поэзия Некрасова
Правдивая, прекрасная.
Она, как песня русская,
Веселая и грустная.
Она набатно-вольная,
Призывно-колокольная,
Льняная и пеньковая,
Простая, мужиковая,
Проселочная, дальняя.
Как Стенькины кораблики,
Она нам всем свидание
Назначила в Карабихе.
Она пошла из Грешнева
С котомкою холщовою,
Сказав во имя Вечного:
— Посторонитесь, щеголи!
Я не на вечер свадебный,
Я не в семью дворянскую,
Мне поскорее надобно
На полосу крестьянскую! —
Она пленила Левина,
Любовь ей! Слава! Почести!
В ней так просторно, зелено,
Что уходить не хочется..
1971 г. КарабихаЗемля сорок первого года
Горела,
Любовь сорок первого года
Вдовела!
. . . . . . . . . . . . .
Я призван, острижен,
Я числюсь солдатом,
Я сплю не с женою,
Я сплю с автоматом.
Паек мой — «блондинка».
Так звали мы кашу.
Она выручала
Всю армию нашу.
Горох-барабанщик,
С гороха нас пучит.
Такая еда
Никогда не наскучит.
Веселое время!
Портянки, обмотки,
Всесильная молодость!
Мы одногодки.
Я помню сибирский
Глухой полустанок.
Ночь. В баню ведут,
Только мы не устали.
Предбанник, где мы раздевались,
Был темен,
Кудлатая пакля
Торчала из бревен.
Я стал раздеваться,
Гляжу и не верю,
Из мрака сияет
Лицо над шинелью.
Все ближе, все ближе,
А губы открыты,
А кудри
На левую сторону сбиты.
А шапка-ушанка
Из серой овчинки,
На алых губах
Притаились смешинки.
Такая она молодая,
Парная,
И добрая чем-то,
И чем-то смурная.
Подходит
И руки кладет мне на плечи.
И смотрит:
— Ты будешь ли жив, человече?
Война ведь, она ведь
Берет без разбору,
Ей что ни моложе,
То в самую пору.
И вдруг как заплачет:
— Солдатик, одна я!
Мужик-то убит мой,
А я-то живая!
А вот они груди!
Еще не кормила.
Кормильца-то нашего
Пуля убила.
Такое прекрасное
Юное тело,
Хоть горе,
А каждая клеточка пела!
Печаль и веселость
В глазах ее были.
Два голоса жизни
В два рога трубили.
Стояла она предо мной
И лучилась.
О, как я боялся,
Но это случилось.
— Жалей меня крепче, — просила,—
Ты слышишь?
Останешься жив,
Мне письмишко напишешь!
Прости меня, мертвый солдат,
За проступок,
За близость к жене твоей,
За прегрешенья,
Клянусь тебе богом,
Я не был распутен,
Я сердцем ответил
На бабье лишенье.
Что баба без ласки?
Без близости мужней?
Безводный арык
И солдат безоружный!
Не буду описывать,
Как мы прощались,
Как строем из бани
Домой возвращались.
Стучали подошвы
По мерзлой земельке,
От стужи белье
Приставало к шинельке.
Холодные рельсы
Пурга заметала,
На печке вода
В котелках закипала.
В теплушке храпели
Солдаты на нарах,
Сон крепкий, как молодец добрый,
Ронял их.
А кто-то просил:
— Одолжи мне махорки! —
А кто-то не спал:
— Завари концентраты!
И вьюга все выла и выла,
Как волки,
И были повсюду —
Утраты… утраты…
1971Когда река ломает лед,
Вширь раздается по равнинам,
Природа русская поет
Весенним голосом грачиным.
Когда летят к нам журавли
Из увольненья, из отлучки,
Роняют на землю они
Признание: — В России лучше!
Когда березы белый ствол
Нырнет в листву в одно мгновенье,
Я всех друзей зову за стол,
Чтоб справить праздник обновленья!
1971На холст рубахи ложится пот.
В ладонях крепко зажат топор,
Кто в жизни не трудился — тот
Не Муромец, не Святогор.
Не богатырь и не боец.
А кто же он? Растратчик сил.
Я наколол себе дровец,
Принес их, печку затопил.
Трещат веселые дрова,
Зима весь день глядит в окно.
В душе рождаются слова,
И так светло, и так тепло!
Над печкой сушатся носки,
Под лавкою лежит пила.
И весело, и нет тоски,
И отдых сладок, жизнь мила!
1971Черемуха в цвету,
Весна в разгаре.
Для всех начистоту
Открылись дали.
Немыслимо свежи,
Чисты, наивны.
Без меры и межи
Лежат равнины.
Гляжу не нагляжусь,
Как мать на дочку.
— А сколько тебе, Русь,
Пошло годочков?
— Эх, милый, не сочтешь,
Не хватит чисел!
— А с кем ты вдаль идешь?
И кто возвысил?
— Меня возвысил труд,
Людские руки.
— Пусть дальше так идут
Отцы и внуки!
Весь день галдят грачи
На старых гнездах.
Стремительны ручьи,
Прозрачен воздух.
Так ясно явь видна
С дороги дальней.
И вся земля полна
Больших свиданий!
1971Тепло ль тебе, вечер, ходить по земле босиком?
Не зябко ль? Не дать ли чего-нибудь на ноги, милый?
Ты будешь сегодня всю ночь пастухом,
А стадо твое — светлый месяц и звезды в заливе.
Берн кнутовище и хлопай веселым кнутом,
Чтоб знали коровы, жующие вику,
Что звезды имеют дела с пастухом
И мирно пасутся и нет бестолкового крику!
Тепло ль тебе, вечер? Росою покрылась трава,
От речки туман поднимается белобородый,
А где-то во ржи возникают простые слова
И входят без шума и в душу и в сердце народа.
Ты где прикорнешь? В камыше, в шалаше, на мосту,
На сером настиле парома,
Пропахшего потом лошадным?
Трава луговая вздыхает легко: — Я расту! —
И небо весь луг обнимает объятьем громадным.
Тепло ль тебе, вечер? Возьми-ка тамбовский зипун,
Зайди на конюшню, приляг и поспи на попонах.
— Зачем мне зипун? Не озябну! Нагреет табун,
Упарюсь в пастушьих бегах
И заботах о звездах и конях!
1971Любовь убывает,
Как белые ночи.
Она все короче,
Она все короче.
Любовь умолкает,
Как шум водопада,
Встречаться не надо,
Встречаться не надо!
Не манит цветов
Придорожная алость.
Любви не осталось,
Любви не осталось!
Не вылетит слово,
Которое пелось,
Куда оно делось?
Куда оно делось?
И перед глазами
Пустое пространство.
Так где ж постоянство?
Так где ж постоянство?
1971