* * *
Я был сегодня утром
Счастливый человек.
Ко мне в почтовый ящик
Забрался ночью снег.
Надел я полушубок,
Взял валенки-пимы,
Уселся у окошка
Читать письмо зимы.
Она меня корила,
Что я забыл снега.
Что не хожу на лыжах
Почти что никогда.
Она писала: «Помнишь
Сосновые боры?
Как ты бесстрашно, парень,
Летел с крутой горы».
Чего зиме ответить
По поводу письма?
Не надо оправданий,
Зима права весьма.
Натер мастикой лыжи,
Спортивный лоск навел,
От дома оттолкнулся
И на весь день ушел!
Метели завывают
Под зимнею звездой.
А птицы завивают
Заветное гнездо.
Наперекор метели,
Наперекор зиме,
Важнее нет им цели —
Гнездо у них в уме.
В уме очаг, потомство,
Даль, высота, полет.
У птицы нет притворства,
Она о том поет.
Особенно отличен
На это дело клест,
В пернатом царстве птичьем
Сам-друг ему мороз.
Выводит деток малых
Он даже в январе.
И нет ему скандала,
Что стужа на дворе.
Сидит себе на елке
И гнездышко чинит
Под завыванье волка,
Под пение синиц!
У метели рукава
Горностаевые.
На сравнении на этом
Я настаиваю.
У метели ворот — выдра,
Да нещипаная.
В закромах богатство мира,
Ох, несчитанное.
Сосчитай-ка озимь в поле,
Да по перышку!
Миллионам чисел надо
Мчать по полюшку.
У метели шуба с шумом,
С белой проседью.
Как она гарцует в паре
С белой лошадью!
Выступает балериной
Невесомою
Над рязанскою равниной,
Над соломою.
Улю-лю! И раскидала
Стон пронзительный,
И в Рязани напугала
Телезрителей!
Расплела седые клоки
На две стороны,
А над нею, как пророки,
Черны вороны.
Хватит каркать!
Сбила наземь
Нечисть с крыльями.
И в решительном экстазе
Тут же скрыла их.
И метет, метет, метелит,
Стонет в радости.
И ложится светлой тенью
Людям на душу!
Что на улице — снег или наледь?
Ясность зимнего дня или дым?
Или осень все так же сигналит
Золотым увяданьем своим?
А на улице слякоть, и сырость,
И ненастье — такие дела!
Туча серая покосилась,
Как избушка, что век отжила.
А на улице под ногами
Грязь, как будто печное чело.
Не бодается месяц рогами,
По ночам непроглядно черно.
Сквозь осеннее непроглядье
Электричка летит напролом.
А за ней, отдохнувшая за день,
Машет тьма вороненым крылом.
Я хотел бы песней стать,
Той, которая поется.
Только как ее достать,
Песня в руки не дается!
Песня — птица: порх — и нет!
Песня — луч: скользнул — и дальше!
Песня — это весь поэт,
Без единой ноты фальши.
Балалаечка, звени!
Мне милы простые звуки.
Был я занят, извини,
Не сердись и прыгай в руки!
Трень да брень, дон-дон, ди-линь!
Где все это? Да на Пресне!
От седых-седых былин
Ты, и я, и наши песни!
Шире круг, пойду спляшу.
Ой, как сердце часто бьется!
Завтра встану, напишу
То, что сразу запоется!
Сном праведника спит поэт.
Сном древних стен и древних башен,
И наведенный пистолет
Его безумию не страшен.
Он не убил, не обманул,
Не покривил душой ни разу,
В пустых словах не утонул,
Не разменял добро и разум.
Спит, как шахтер и кочегар.
Спит, как шофер и как водитель,
Как битый бурей камчадал,
Как пехотинец-победитель.
Чуть свет он выведет коня,
Которого зовут Пегасом,
Который гривою огня
Тряхнет, и где тут с ним тягаться!
Под ним земля, вершины гор,
Соборы, храмы, сосны, кедры,
Неунывающий простор,
Неотдыхающие недра!
Хочу осенний лес послушать,
Не между делом, а всерьез.
Хочу на суетность обрушить
Спокойствие больших берез.
До осени я снова дожил,
Теперь я жду тебя, весна.
Я человек. Я тоже должен
Быть долголетним, как сосна.
Она стоит на косогоре,
Как подвенечная свеча,
В таком торжественном уборе,
Такая царственная вся.
На тихо дремлющие лапы
Береза, словно ювелир,
Кладет лимонные накрапы,
И у сосны с березой мир.
Святое доброе соседство,
Живущее у них извне.
И нам бы знать такое средство,
Чтоб в мире жить, а не в грызне!
Белую березоньку
Сделали дровами.
Обругали бедную
Черными словами.
Плохо-де, мол, колешься,
Вся в сучках и шрамах,
Как тебе молилися
Наши предки в храмах?
В печку грубо бросили,
Вспыхнула, сгорела,
У того, кто сжег ее,
Сердце не болело.
Он и не задумался,
Он и в ус не дует,
Он живет в Калинине,
Рыбою торгует.
Рыба браконьерская,
Из браконьерской верши.
Честно пионерское,
Я его повешу!
Тают снега,
День прибывает.
Только весной
Это бывает.
Вот и земля
Вновь показалась.
— Как тебе там
Под снегами лежалось?
Не говорит,
Тихо вздыхает.
Только весной
Это бывает.
Двое идут
Под одною полою.
Гомон грачей
Над головою.
Встали к сосне,
Он ее обнимает.
Только весной
Это бывает.
Июнь подарил свою нежность траве,
А омуту тихую медленность вальса.
Июнь целый день говорил синеве:
— Дождя бы немного! Уж ты постарайся!
И облачко белое стало расти.
Сначала не больше коробочки хлопка,
Потом покатилось, как пудель в шерсти,
Потом растянулось, как та изгородка.
Потом разрослось, как крапива в лесу,
Построилось войском, во фронт развернулось
И, словно по графику, в пятом часу
Решительным ливнем природы коснулось.
— Спасибо! — чуть слышно шептала трава. —
За помощь, за ливень, за ласку и воду! —
И падали с листьев такие слова,
Какие я сам не придумывал сроду!
