Поцелуй акулы
Шанхаю в лад,
Под мирские гулы,
Я ел салат
Поцелуй акулы.
Не мёдом плыл
Он из дальних ульев,
А создан был
Он из губ акульих.
Весь рот сожжён
Новым блюдом диким,
И пахнет он
Океаном Тихим.
Я в простоте
Молвил вам на зависть
Про губы те,
Что моих касались.
1993
Не поддаться опять
Воле случая,
Но суметь перенять
Наилучшее.
От своих и чужих
Взять доставшееся…
А на каждый их чих
Не наздравствуешься.
1994
"В военном бодром городке…"
В военном бодром городке,
Где часто пахнет горькой гарью,
На хмурой северной реке
Под белым небом Заполярья
Проблема старая остра
В своей угрюмости суровой:
Там женщин мало. Медсестра,
Две подавальщицы в столовой
Привычно ловят на себе
Мужчин задумчивые взгляды,
В чьей долгой службе и судьбе
Не ожидается услады.
И лейтенантская жена,
Что прилетела рейсом ранним,
Слегка смутясь, поражена
Спрессованным мужским желаньем.
1994
Не сумела её распять
Жизнь, текущая монотонно.
Выходила она раз пять
Замуж — впрочем, вполне законно.
И несли её два крыла
На супружеском новом марше.
Чем моложе она была —
Тем мужья её были старше.
Но имелась ещё одна
Предусмотренность в этом деле:
Начинала стареть она —
И мужья её молодели.
1994
Шли различным путём —
Чуть достать взглядом.
Оказалось потом,
Что идут рядом.
Ни один не зачах
В бывших снах гордых.
Он раздался в плечах,
А она в бёдрах.
Стал он крепче, ловчей,
А она мягче.
Впрочем, выигрыш чей
В том земном матче?
1994
"Ужасно, если баба глупая…"
Ужасно, если баба глупая, —
Разгладив белое чело,
Она сидит, глазами лупая.
Ей не втемяшишь ничего.
Ну что ж, смиримся с этой истиной —
Ведь сказано не наобум.
Но чёткий и безукоризненный
Надоедает женский ум.
Смеяться будешь или хмуриться —
Всё это, право, не беда.
А мне всего милее умница,
Что скажет глупость иногда.
1994
Он провидцем был и пастырем,
А они ему
Залепили очи пластырем,
Повлекли во тьму.
Хохоча над шуткой плоскою, —
Всё равно, мол, врёт! —
Тоже клейкою полоскою
Защемили рот.
«Не сживать досрочно со свету!
Хватит этих мер…»
А коль что напишет сослепу,
Как старик Гомер?
1994
Просыпаюсь разбитым, —
Завалящий товар.
А под окнами битум
Как сапожницкий вар.
С кепкой драною нищий.
А недавний байбак,
Не смущаясь вонищей.
Лезет в мусорный бак.
Эта жизнь — не находка.
Подумаешь, плюнь!
Но в оранжевом тётка,
Седая как лунь,
Не дождавшись зарплаты
(Ещё подождём!),
По асфальту заплаты
Кладёт под дождём.
1994
Молодые поэты после войны
Стихи пришли с блиндажных тесных нар
Сквозь ту испепеляющую вьюгу,
И оттого-то — весь наш семинар —
Мы хорошо относимся друг к другу.
Но каждый как смиренный пилигрим,
Мы за столы учебные садимся
И колкости друг дружке говорим,
Хотя ещё без явного садизма.
1994
Приём прибывших. В госпитале баня.
Тяжёлым — и она нехороша.
Солдатика намыливает няня,
Сестра за ней льёт воду из ковша.
Потом дадут бельё, покормят сытно, —
Быть может, и в преддверии конца.
Я голый, но ни капельки не стыдно —
Как будто обмывают мертвеца.
Потом — хочу участвовать вот в этих
Беседах, что над койкою моей
Шуршат, но нет возможности ответить
И то, что нужно, выразить ясней:
«Не отрезайте ногу, докторица,
Не совершайте этот укорот.
Она мне очень даже пригодится,
Чтоб отбивать чечётку у ворот.
Кто вам сказал, что у меня гангрена?
Я утверждаю — это чепуха!
Не отрезайте ногу до колена,
Зря не берите на душу греха…»
Рост у него сто семьдесят при весе
Лишь сорок шесть…
Эй, парень, веселей!
Ходить учиться будешь на протезе,
Ну, а сначала пара костылей…
Какой в окне горит закат весенний
В уже затихшей вишенной пурге!
Как много есть ночей для размышлений,
Какая боль в утраченной ноге!
И с головой укрывшееся горе,
И на совсем забытое настрой,
И сны, и разговоры в коридоре
С дежурящей у тумбочки сестрой.
1995
Фонарик-«жучок»,
Жужжащий в руке у кого-то,
И света пучок,
Возникший вблизи поворота
Тропинки. Темно.
Не ведомо, что ему надо,
Но это пятно
Качается в сумраке сада.
Почти уже час
Маячит, и всё ему мало.
— Ну что там у вас?
— Наташа кольцо потеряла.
— Да что за мура!
При солнечном свете свободно
Найдёте с утра!..
— Ей важно, чтоб только сегодня…
Не думал тогда,
Что смутно останется с лета,
Как чья-то беда,
Движенье тревожного света.
1996
К этому острову снова
Острый возник интерес:
Мимо проходит сурово
Общность ума и телес.
Однопартийная резвость —
Женские эти пиры.
Лежбище острова Лесбос,
Дымка античной поры.
1996 Эгейское море
Вновь осень за летом
В распахнутой шири…
Гудки под запретом,
Звонить — разрешили.
Согласием высшим
Открытые зоны,
В которых мы слышим
Забытые звоны.
В соборе
И в церкви.
В Загорье
И в центре…
1996
Измучены присутствием друг друга
В пределах комнаты одной…
На штору кошка прыгает упруго,
А птица в клетке хохлится родной.
Вновь солнце появляется в тумане,
И птица певчая поёт.
А кошка мрачно дремлет на диване,
Обдумывая следующий ход.
Но вечер наступил. Спит птица в клетке,
Накрытой клетчатым платком,
И, как, бывало, в синем небе предки,
Мечтает попорхать под потолком.
1996
Прохладно. Уместен свитер.
Устроились ладком.
Он яблоко крепко вытер
Батистовым платком.
Тень выдвинулась косая.
Сидели у пруда,
По очереди кусая
От одного плода.
Блаженствуя и ликуя,
Здесь каждый в дело вник.
Приятнее поцелуя
Занятие у них.
1997