Редьярд Киплинг - "Казарменные баллады" и "Семь морей" (книги стихов)

И воздавали почести как богу,

И вот он написал:: «Богов творят

Так. Только так. И смертью будь наказан

Тот, кто иначе их изобразит…

Весь город чтил его. И вот он умер.

Итак читай сказанье о Еварре,

Создателе богов в стране заморской…

Был город нищ и золота не знал,

И караваны грабили в дороге,

И угрожал король казнить Еварру,

А на базаре все над ним смеялись,

Еварра, пот и слёзы проливая,

В живой скале огромный образ бога

Создав, лицом к Востоку обратил.

Всем ужас бог внушал и днём и ночью,

Поскольку виден был со всех сторон.

Король простил Еварру. Тот же, горд

Тем что его зовут обратно в город,

На камне вырезал: «Богов творят

Так. Только так. И смертью будь наказан

Тот кто иначе их изобразит…»

Весь город чтил его. И вот он умер.

Итак читай сказанье о Еварре,

Создателе богов в стране заморской

Был диким и простым народ в деревне

В глухой пустой долине среди гор,

Он из разбитой бурею сосны

Изваял божество. Овечьей кровью

Намазал щёки, а заместо глаз

Он вставил ракушки, и сплёл из мха

Подобие косы, а из соломы —

Какое-то подобие короны.

Так рады были мастерству сельчане,

Что принесли ему и крынку меду,

И масла и баранины печёной,

И пьяный от нечаянных похвал

Он накарябал на бревне ножом

Слова священные: «Богов творят

Так. Только так. И смертью будь наказан

Тот кто иначе их изобразит…»

И чтили все его. И вот он умер.

Итак читай сказанье о Еварре,

Создателе богов в стране заморской…

Случилось так, что волею небес

Немного крови не своим путём

В его мозгу гуляло и крутилось

Еварра был помешаный и странный,

Жил средь скотов, с деревьями играл

С туманом ссорился, пока ему

Не повелел трудом заняться бог.

И он тогда из глины и рогов

Слепил чудовищную рожу бога

В короне из коровьего хвоста.

И вот, прислушавшись к мычанью стада,

Он бормотал: «Ну да, Богов творят

Так. Только так. И смертью будь наказан

Тот кто иначе их изобразит…»

А скот мычал в ответ. И вот он умер.

И угодил он в божий Рай а там

Своих богов и надписи свои

Увидел и немало удивлялся,

Как он посмел считать свой труд священным!

Но Бог сказал, ему смеясь «Возьми

Своё имущество, свои творенья,

Не смейся…» А Еварра закричал:

Я грешен, грешен!!! «Нет! — Сказал Господь,—

Ведь если б ты иначе написал,

Они б остались деревом и камнем!

А я б ни четырёх божеств не знал,

Ни чудной истины твоей, Еварра,

О, раб мычанья и молвы людской!»

Слёзы и смех трясли Еварру. Он

Божков повыкинул из рая вон.

Вот вам и всё сказанье о Еварре,

Создателе богов в стране заморской…

Пер. В. Бетаки

На зелёный с золотом Райский Сад

первый солнечный луч упал,

Под деревом сидя, отец наш Адам

палкой что-то нарисовал.

Первый в мире рисунок его веселил,

не меньше, чем луч рассвета,

Но Дьявол, шепнул, шелестя листвой:

"Мило, только искусство ли это?"

Еву муж подозвал, и под взглядом её

всю работу проделал снова.

Первым в мире усвоив, что критика жен

всегда наиболее сурова.

Эту мудрость передал он сыновьям.

Очень Каину было обидно

Когда на ухо Дьявол ему шепнул:

«Что ж, силён! Но искусства не видно…"

Башню строили люди, чтоб небо встяхнуть,

и повывинтить звезды оттуда,

Но Дьявол рассевшись на кирпичах,

пробурчал: "А с искусством-то худо!"

Камни сыпались сверху, известь лилась,

и трясся подъёмный кран,

Ибо каждый о смысле искусства во всю

на своём языке орал.

Захватили споры и битвы весь мир:

север, запад юг и восток,

И дрогнуло небо, и вдруг пролился

наземь тот самый потоп.

И вот, когда голубя выпустил Ной,

поглядеть на все стороны света,

Из под киля Дьявол забулькал: "Добро,

но не знаю, искусство ли это?"

Стара эта повесть как Райское Древо,

и нова, как молочные зубы,

Мы ж Искусству и Истине служим с тех лет,

как усы чуть прикрыли губы!

Но сумерки близятся, и когда

постареют душа и тело,

В стуке сердца ты дьявольский слышишь вопрос

Где искусство во всем, что ты сделал?

Мы ведь можем и Древо Познанья срубить,

древесину пустив на спички,

И родителей собственных затолкать

в яйцо какой-нибудь птички,

Утверждаем, что хвост виляет псом,

Что свинью создают из паштета,

А чёрт бурчит, как отвеку бурчал,

"Всё умно, но искусство ли это?"

Вот зелёный с золотом письменный стол

первый солнечный луч озарил,

И сыны Адама водят пером,

по глине своих же могил,

Чернил не жалея, сидят они

с рассвета и до рассвета,

А дьявол шепчет, в листках шелестя:

"Мило, только искусство ли это?"

И теперь, если к Древу Познанья мы

проберемся аж в Райский Сад,

И переплывём все четыре реки,

пока архангелы спят,

И найдём венки, что Ева сплела —

то всё-таки, даже там

Мы едва ли сможем больше постичь,

чем постиг наш отец Адам.

Пер. В. Бетаки.

В кроманьонский дикий век бился я за устья рек,

За еду, за шкуры диких лошадей,

Я народным бардом стал, всё что видел — воспевал

В этот сумрачно-рассветный век людей.

И всё ту же песнь свою, что и нынче я пою,

Пел я той доисторической весной.

Лёд уплыл в морской простор. Гномы, тролли, духи гор

Были рядом, и вокруг, и надо мной.

Но соперник из Бовэ обозвал мой стиль "мовэ",

И его я томагавком критикнул.

Так решил в искусстве спор диоритовый топор

И гравёру из Гренель башку свернул.

Тот гравёр был страшно дик: он на мамонтовый клык

Непонятные рисунки наносил!

Но хорошее копьё понимание моё

В сердце врезало ему по мере сил.

Снял я скальпы с черепов, накормил отменно псов.

Зубы критиков наклеив на ремни,

Я изрёк, разинув пасть: "Им и надо было пасть —

Я ведь знаю, что халтурщики — они!"

Этот творческий скандал идол-предок наблюдал,

И сказал мне, выйдя ночью из-под стрех,

Что путей в искусстве есть семь и десять раз по шесть,

И любой из них для песни — лучше всех!

. . ……. . ……..

Сколько почестей и славы! А боец-то был я слабый —

Времена мне указали путь перстом.

И меня назвали снова "Бард Союза Племенного",

Хоть поэт я был посредственный при том!

А другим — всю жизнь забота: то сраженье, то охота…

Сколько зубров мы загнали! Счету нет!

Сваи в озеро у Берна вбили первыми, наверно!

Жаль, что не было ни хроник, ни газет!

Христианская эпоха нас изображает плохо:

Нет грязнее нас, крикливее и злей…

Только мы и дело знали: шкуры скоро поскидали

И работать научили дикарей.

Мир велик! И в синей раме замкнут он семью морями,

И на свете разных множество племён,

То, что в Дели неприлично, то в Рейкьявике обычно,

Из Гаваны не получится Сайгон!

Вот вам истина веков, знавших лишь лосиный рёв,

Там, где в наши дни — Парижа рёв и смех:

Да, путей в искусстве есть семь и десять раз по шесть,

И любой из них для песни — лучше всех!

пер. В. Бетаки.

1.

Это рассказ невесёлый,

Сумеречный рассказ.

Под него обезьяны гуляют,

За хвосты соседок держась:

«В лесах наши предки жили,

Но были глупы они

И вышли в поля научить крестьян

Чтоб играли целые дни.

Наши предки просо топтали,

Валялись в ячменных полях,

Цеплялись хвостами за ветви,

Плясали в сельских дворах.

Но страшные эти крестьяне

Вернулись домой, как на грех,

Переловили предков,

И работать заставили всех

На полях — серпом и мотыгой

От рассвета до темноты!

Засадили их в тюрьмы из глины

И отрезали всем хвосты.

Вот и видим мы наших предков

Сгорбленных и седых,

Копающихся в навозе

На дурацких полях просяных,

Идущих за гадким плугом,

Возящихся с грязным ярмом,