Рим загорается сзади,
И ясно, что Страшный Суд —
В траттории "Quo vadis?",
Где макароны жрут…
199.
КОЛИЗЕЙ
Из Эдгара По
О, символ Рима! Гордое наследство,
Оставленное времени и мне
Столетиями пышных властолюбцев!
О, наконец-то, наконец я здесь!
Усталый странник, жаждавший припасть
К истоку мудрости веков минувших,
Смиренно я колени преклоняю
Среди твоих камней и жадно пью
Твой мрак, твоё величие и славу.
Громада. Тень веков. Глухая память.
Безмолвие. Опустошенье. Ночь.
Я вижу эту мощь, перед которой
Всё отступает — волшебство халдеев,
Добытое у неподвижных звёзд,
И то, чему учил Царь Иудейский,
Спустившись ночью в Гефсиманский сад.
Где падали герои — там теперь
Подрубленные временем колонны,
Где золотой орёл сверкал кичливо —
Кружит в ночном дозоре нетопырь,
Где ветер трогал волосы матрон —
Теперь шумят кусты чертополоха,
Где, развалясь на троне золотом,
Сидел монарх — теперь по серым плитам
В больном и молчаливом лунном свете
Лишь ящерица быстрая скользит,
Как призрак в ложе мраморной скрываясь…
Так эти стены, выветренный цоколь,
Заросшие глухим плющом аркады,
И эти почерневшие колонны,
Искрошенные фризы — эти камни,
Седые камни, — это всё, что Время,
Грызя обломки громкой, грозной славы,
Оставило судьбе и мне? А больше
И не осталось ничего?
— ОСТАЛОСЬ!
ОСТАЛОСЬ! — эхо близкое гудит.
Несётся вещий голос, гулкий голос
Из глубины руины к посвящённым.
(Так стон Мемнона достигает солнца.)
"Мы властвуем над сердцем и умом
Властителей и гениев Земли!
Мы — не бессильные слепые камни —
Осталась наша власть, осталась слава,
Осталась долгая молва в веках,
Осталось удивленье поколений,
Остались тайны в толще стен безмолвных,
Остались громкие воспоминанья,
Нас облачившие волшебной тогой,
Которая великолепней славы!"
200.
Ф. Ярошевскому
Замок Ангела стал музеем.
Первый век и двадцатый квиты:
Стали кошками львы Колизея,
Итальянцами стали квириты.
Итальянцы бастуют лихо,
Кошкам носят еду старушки,
По музеям ржавеют тихо
Гладиаторские игрушки.
Все руины пристойно прибраны,
Всё на месте — и пицца, и пьяцца…
Но когда засыпают римляне,
Львы по крышам уходят шляться.
201.
ТИВОЛИ
(обратная глосса)
В руинах виллы Адриана,
В глуши некошеной травы,
Хранят извилистые львы
Остатки плоского фонтана.
Волна холодного тумана
Сползает с тихих крыл совы
В руинах виллы Адриана.
Сползает с тихих крыл совы
Кривого месяца огарок
На кирпичи подпружных арок
И тьмой замазывает швы.
Вот — оживут зубцы и рвы!
Туман, невлажен и неярок,
Сползает с тихих крыл совы.
Волна холодного тумана —
Дыханье варварских богов —
С гиперборейских берегов
Катилась медленно и пьяно.
Вот расплясалась обезьяна
На трупах мраморных врагов —
Волна холодного тумана.
Остатки плоского фонтана —
Подобие сковороды.
Тысячелетья нет воды
На бронзе чёрного чекана.
В сухом свечении Урана
Не ждут ни счастья, ни беды
Остатки плоского фонтана.
Хранят извилистые львы
Тугие афоризмы Рима:
Что всё на свете повторимо
И то, что рыба — с головы,
И то, что истина незрима…
Но мусор высохшей листвы
Хранят извилистые львы.
В глуши некошеной травы
Лежат латинских слов обломки,
И спотыкаются потомки,
Но не теряют головы.
У них мозги не слишком ёмки,
Они с античностью — "на вы"
В глуши некошеной травы.
В руинах виллы Адриана
Сползает с тихих крыл совы
Волна холодного тумана.
Остатки плоского фонтана
Хранят извилистые львы
В глуши некошеной травы
В руинах виллы Адриана.
202.
ТЕРМЫ КАРАКАЛЛЫ
На белые с чёрным мозаики белые с чёрным чайки
Усаживаются важно, и на мгновенье влажно
Становится на полу…
Чайки не улетают — чайки на месте тают:
На чёрном мраморе белые контуры
На века остаются в углу…
А слуги пучками кидают в тяжёлые ванны лаванду,
Спорит голый философ с полуголым другим, -
А потом
Оба идут в таверну надраться, никак не подозревая,
Что элегический дистих Горация, рифму приобретая,
Станет русским стихом…
Вот и ушли они, важные!… Им завесы подняв, мальчишки
Получили монетки влажные, и — прямиком на базар,
А я сюда эту рифму принесу в записной книжке
И прилажу, как только все они
Прекратят мне мозолить глаза,
И укреплю, -
Тут, где на белые с чёрным мозаики
белые с чёрным чайки,
Как обычно, садятся важно, и на мгновенье — влажно
Становится на полу.
203.
ИЮНЬ
…Ну чем излечиться,
Если на асфальте у соборов старых
Извели тебя, утопили
В солнечных многоцветных пожарах?
Сильвия Плат
В белом фонтане вода стеной.
Длинная пьяцца Навона.
Жарко? Так прислонись спиной,
Охладит любая колонна,
Даже если ей
только триста лет,
Опыт с жарой бороться
У неё есть, а у тебя — нет,
И ещё — как вода из колодца —
Воздух из тяжких церковных дверей
Прохладою по ногам…
Не знаю, спускался ли Пётр
с этих вытертых ступеней,
Но Микель-Анджело — там!
Поставь, если хочешь, свечку. Возьми.
А лучше —
стань частью от
Улиц, где смешаны боги с людьми,
И с этим светом — тот.
Ищешь ты Бога, или богов —
Этот слоёный пирог
Из семи холмов с начинкой веков
И тебе кусок приберёг:
Вдоль парапета платаны толпятся
Над жёлтой водой реки.
Мимо таверн, церквей, палаццо —
Весёлые каблучки.
Женский смех на руинах миров
Воистину неистребим,
Вечен Amor — А наоборот
Читается Roma — Рим.
Но это известно, само собой,
Зачитано аж до дыр —
По-русски есть перевёртыш другой:
Рим — Мир.
И вот — со всех семи холмов
Катится ночь. И вот —
Неизвестно кто, зачем, у кого
Подсохшие лавры крадёт —
И смешиваются
Стен квадраты
С колоннами,
И спешиваются
Императоры,
А пешие статуи
Становятся конными.
Над ними фонарный белый шар,
И если взглянуть построже —
Неважно, форум или базар —
Почти что одно и то же!
—-
Во все глазницы глядит на Рим,
Вокруг себя Колизей:
Вдруг снова сведут с Палатина над ним
Больших полосатых зверей?
И цезарь в ложу изволит войти
В лавровом венке?
Да нет —
Тут полосаты только коты
А лавром пахнет обед…
204.
Ostia Lidо
Под пальмами не было ни души.
Уткнувшись в набережную косо,
Заснули стада понурых машин,
Весь мир заполнили дрёмой колеса.
Дома притворялись, будто спят:
На окнах белые шторы смыкались,
Пытался не утонуть закат,
А в его душе волноломы копались.
Пенный ветер шуршал
Неизвестно о чём,
И по скалам бренчал
Звонкий луч за лучом…
Ловить эти звуки,
Терять их опять,
В судьбе копаться и не раскопать.
И долго потом перебирать в темноте
Бренчащие слова —
те или не те?
Но не подберёшь,
Как ни шарь по земле,
Луч, звеневший, как грош
На гранитной скале…
205.
Помпея
Шуршанье ящерок по солнечным камням,
И плющ, как плащ,
под сонным ветром чуть упрям.
В осколках солнца мозаичные полы,
В пилястрах розовых зеленовата тень,
И через трещины классических затей
Шалфей пробился и лаванда, и полынь.
Сметает ветер листья с мраморных собак,
Раздует каменные складки белых тог,
