Женское
Как тогда, в иные дни,
Я опять с тобой побуду.
Ты приляг и отдохни,
А я вымою посуду.
Вновь столетник на окне,
По-научному — алоэ.
Вечер. Чайник на огне.
И — ненужное былое.
Так случилось — даже снедь
Из того же магазина.
Но успела потускнеть
Бедной памяти пластина.
Пристрастие к слезам
Послужит ли уроком?
Обиделся — и сам
Обидел ненароком.
Но не желала зла
Всему, что сердцу мило,
Тихонько подошла
И ласку применила.
«Какие женщины в пейзаже…»
Какие женщины в пейзаже,
На фоне скверов и морей!
Готов понять и тех, кто даже
Моложе дочери моей.
Но в самом беглом разговоре
Я замечаю в тот же миг,
Что я, пожалуй, не в фаворе,
О чем не скажут напрямик.
Приветливые как вначале,
Уходят, галькою шурша.
И слабым отзвуком печали
Мгновенье тешится душа.
Не любит — это факт,
Хоть есть еще и такт,
В дожди и в стужу
Привычка к мужу.
Но что мешает ей
Смотреть вокруг смелей,
Коль чувства нету
К сему предмету?
И все ж иная нить
Мешает изменить:
Порой стыдливость,
Порой брезгливость.
Он слабо говорит,
Лежат в подглазьях тени,
Взъерошен и небрит,
Всю жизнь на бюллетене.
Но блещет торжество
Из допотопной были,
Где женщины его
С готовностью любили.
Был прочих не хужей,
Гулял себе — а там уж
Две бросили мужей,
А три не вышли замуж…
В глазах довольный свет,
Горящий непреложно.
А было или нет —
Проверить невозможно.
«На планете такой голубой…»
На планете такой голубой
Человек пребывает фатально
В чреве матери вниз головой
И под холмиком — горизонтально.
Но покуда навеки не стих
И едва лишь пожаловал в плаче,
Быть считается нужным как штык
И способствовать этой задаче.
«Никогда в чащобах этих…»
Никогда в чащобах этих
Зверь не думает о детях
С той естественной поры,
Как убрались из норы.
Цель — с природой расплатиться!
О птенцах забыла птица
В тот счастливый миг, когда
Упорхнули из гнезда.
Начинают все сначала,
Лишь бы в сердце кровь стучала,
Смутно радости суля.
Начинают все с нуля!
Средь степей, в речных излуках
Зверь не ведает о внуках
И о правнуках своих
В чащах мрачных и сырых.
Возле Ялты когда-то
Стоял туман.
Плыли тучи космато.
Маяк дремал.
Огоньки в ресторане.
Пустынный пирс.
И кораблик в тумане
Забыт, как Фирс.
«Я проснулся от птичьего гвалта…»
Я проснулся от птичьего гвалта.
Сразу сна ни в едином глазу.
Осторожно ворочалась Ялта
Сквозь разрывы тумана, внизу.
Словно звуки, продленные в эхе,
Многократно: — Э-гей! О-го-го!..—
Возникали привычные вехи
В новом утре, в просторах его:
Православная церковь, а ниже —
Санаторий, гостиница, мол,
И еще заслоняли они же
Пляжа здешнего крупный помол.
Но главнейшая утра примета —
Проступал над молочностью вод
Ожидаемым знаком привета
Появившийся вновь теплоход.
Виды эти дыханье спирали,
И, как слову, входящему в речь,
Захотелось но горной спирали
К морю маленькой капелькой стечь.
«Погибшие стволы среди живых стволов…»
Погибшие стволы среди живых стволов,
Пожухлая листва кой-где осталась даже.
Негромкая печаль, понятная без слов.
Суровая деталь в безоблачном пейзаже.
Быть может, их сгубил промышленности яд.
Закупорка корней иль молнии сниженье…
Так средь живой толпы ушедшие стоят,
Возникшие на миг в луче воображенья.
Поразительное дело —
И об этом горестная речь:
Человеческое тело
Остывает быстро, словно печь.
Только что пылало жаром,
Но прервался длительный полет,
И оно, по всем законам старым,
Стало холодно как лед.
Нет ни сходства, ни приметы.
Будто бы цена тебе — пятак.
В мирозданье целые планеты
Умирают так.
«С утра гусей пролетных клич…»
С утра гусей пролетных клич
Над голубой землей расцветшей.
Рыжеет сквозь листву кирпич
Давно отстроенных коттеджей.
Березовый вскипает сок,
И хочется, душе на радость,
Прожить еще какой-то срок,
Покуда никому не в тягость.
«Поддай еще газку»,—
Сказал себе и вдруг
Почувствовал тоску,
Руль выпустил из рук.
Пошел волчком вперед,
Подумал: «Поделом!..»
Закрытый поворот.
Открытый перелом.
И в отраженье глаз —
Чужой резины след…
Огромный встречный «МАЗ».
Зеленый вечный свет.
Боже, как она растет,
И в особенности летом!
Сил негаданный расход
Обязателен при этом.
Говорит о пустяке:
Мол, короче стала юбка.
Высоко на косяке
Будет новая зарубка.
Сверху птичьи голоса.
Все размеренно и просто…
Даже русая коса
Отстает при темпе роста.
«Юноша проявляет чувство…»
Юноша проявляет чувство
Тоскующими глазами,
Девушка проявляет чувство
Пылающими щеками,
Мужчина проявляет чувство
Решительными руками.
Женщина — всем своим существом.
Холодная высь
Обдавала дождями.
Они разошлись,
Но остались друзьями.
Они разошлись,
Но остались друзьями.
Несчастная рысь
В свежевырытой яме
Мерцает глазами.
Любовь, это ты?
До скончанья? До гроба?
…Глядят с высоты,
Потрясенные оба.
Грядущего залог —
На память узелок
Средь луга или зала
Опять не завязала.
Пусть это далеко,
Но, право, как легко
Недавние обиды
С готовностью забыты.
Ах, память коротка,
Стремится без платка —
Как женщина по лужам
За уходящим мужем.
«Средь полночной тишины…»
Средь полночной тишины
Нынче свойственно мужчинам
Спать отдельно от жены
По техническим причинам.
Объясненье каково!
Раньше были все моложе,
Да и редко у кого
Дополнительное ложе.
…Дело близится к зиме,
Но, как прежде, без изъятья
Шелестит в прозрачной тьме
Рифма: «платья» и «объятья»…
«Я приобщился к сонму стариков…»
Я приобщился к сонму стариков,
В их гавани ошвартовался тоже.
Я старым стал. Твардовский, Смеляков,
Светлов, Бернес — и те меня моложе.
Мои друзья безжалостно стары,
Немало повидавшие мужчины.
Рисунком, отпечатанным с коры,
Темнеют их глубокие морщины.
Жизнь далеко нас нынче завлекла
И все еще, посмеиваясь, длится.
Неужто правы эти зеркала —
Ровесников немыслимые лица?
«Так волна смывает след…»
