Сказка
Сказка?.. Лес. Трясина
Торфяных болот.
У отца — три сына,
Им продолжить род.
Гнилью пахнет тина.
Выпь кричит порой.
Старший был детина
Умный. И второй.
От родного тына
Смотрят в полумрак.
Младший был детина
Тоже не дурак.
Славные ребята.
Стоя у ворот,
Слушают три брата
Лебединый лет.
…Выхлопы бензина.
Фронтовая пыль.
Сгинули три сына.
Вот какая быль.
Пацан, подняв чинарик с полу,
Себе махрою губы жег,
Поскольку бил мужскую школу
И женскую всеобщий шок.
Десятиклассница какая!
И вышла за военрука,
К тому бесстрашно привыкая,
Что у него одна рука.
Никто не ждал такого хода.
Ведь всем казалось, что он стар.
Он старше был — но на три года,
А тут и вовсе вровень стал.
И утром, только от подушки,
В знобящий сизый холодок,
Он умывался из кадушки,
Сломав молоденький ледок.
Заря горела за рекою.
А он с приливом новых сил
Дрова колол одной рукою,
Грудного первенца носил.
…Когда учил юнцов задетых
Войны классическим азам,
Что ждут в окопах и кюветах,
Никто сказать не мог:— А сам?..
Выстиранное белье,
Шаровары, гимнастерка…
Одевались без восторга:
Мокрое, хоть и свое.
Отжимали, а потом
На себе же высыхало,
За пределами привала,
На пути привычном том.
При ускоренной ходьбе,
В ту страду нечеловечью,
Как над вытопленной печью
Сохло старое х/б.
Нутряной какой-то жар,
Откликающийся живо,
Чем свой уровень держал?
До сих пор непостижимо!
Говорят, что лошади умны.
Но смотри: хозяина убили,
И убивший в тот же миг войны
Сел в седло средь грохота и пыли.
Женщины выходят за порог,
В отдаленный вдумываясь топот…
Ну, а он ей в зубы сахарок,
Как ему подсказывает опыт.
Может быть, действительно умна,
Или нрав на лакомое падок,
Но, блистая выучкой, она
Слушается рук его и пяток.
Девчонки в бязевых кальсонах,
А сверху в стеганых штанах,
Лежат вповалку в позах сонных
Иль пребывают в сладких снах.
Тая устойчиво обиду,
В тисках условностей зажат,
Порой обнимет их для виду
Один-единственный сержант.
Те тоже чувствуют утрату —
Таких во взводе большинство,—
Как сестры, что привыкли к брату,
И не стесняются его.
Стоял он в трусах,
Могуч, одноног,
Как гриб, что в лесах
Возрос, одинок.
Из дальних годов
Смотрел он на нас.
— Да ты не готов!..
— Оденусь сейчас…
Держась за косяк —
Нога-то одна,—
Вмиг, так или сяк,
Он был у окна.
А там кителек
В наградах уже…
За ним — фитилек
Дрожит в блиндаже.
Деревня горит,
Дорога в пыли…
— Ну, что ж,— говорит,
Пожалуй, пошли?
Несложный процесс,—
Сказал не шутя,—
Приладить протез.
Была бы культя.
Что такое трусость?
Только не спеши.
Трусость — это узость
Взгляда и души.
Неуменье выдать
Все, чем ты ботат.
Неспособность видеть
Дальний результат.
«Под конвоем,
Без погон, без ремня.
Бабы воем
Провожали меня,
Аж по коже
Этим криком скребя…»
А за что же
Повели-то тебя?..
«А за то, что
Рваться в бой не пылал.
Того кошта
Для себя не желал.
Вдаль взгляну я —
Стану белый как мел.
И в штрафную
Потому загремел.
После, помню,
У леска залегли.
Встал — и комья
Вверх летящей земли.
Вдруг — в санбате.
— Друг, ботинок стяни.—
Голос бати:
— Да ты, брат, без ступни!..
Снится сито
Тех особых атак.
Кровью смыто,
Все законно, все так.
В общем, тоже
Там война как война.
Вот… И все же
Не избыта вина».
Крик «ура!» или «за мной!» —
И окончен путь земной.
Но опять — сиянье дня.
Построенье. Толкотня.
Пионеры. Военком
С поролоновым венком.
И нечаянный укол:
Процедура? Протокол?..
Передал по колонне, чтоб люди чуть-чуть потерпели:
Скоро будет привал, и совсем уже близко до цели…
Передал по эфиру: активных штыков — курам на
смех.
Шесть отбили атак и стоять собираемся насмерть…
Передал по наследству позднее родившимся внукам
Верность, нежность и склонность к гуманитарным
наукам…
Мне мать, покуда был я на войне,
Костюмчик довоенный сохранила,—
Еще прилично выглядел вполне,
Лишь пятнышком на лацкане чернила.
Но, мама, ты, признаться, не права,
Смотри, каким я сделался в разлуке:
Короткие, по локоть, рукава
И куцые, по щиколотку, брюки.
Я в нем смешон, я попросту нелеп.
И не привыкну, даже понемножку.
Могла давно сменять его на хлеб
Или по крайней мере на картошку.
Безусловно, это был учитель,
А вокруг — его ученики.
Он вставал, войны привычный житель,
Смахивал травинку со щеки.
Ясным днем и на рассвете сером,
До конца запомнившийся мне,
Он других учил своим примером,
Как всегда бывало на войне.
Он учил отчаянных, отпетых
Смертным ветром,
Стреляных юнцов.
Никому не ставящий отметок,
Тоже молодой в конце концов.
Для важных дел,
Что не видны,
Пришел в отдел
В конце войны.
Пришел в КБ
Его рычаг —
Еще в х/б
И в кирзачах.
Башкой силен,
В работе злой,
Оставил он
Культурный слой
И в кабинете,
И в толпе.
И на планете,
И т. п.
Мальчики с той подлодки.
Хмурые моряки.
Жесткие подбородки,
Острые кадыки.
Но уже свет проплешин
Видите, замерев.
Каждый еще увешан
Знаками ВМФ.
Удары бывают,
Что память загубишь…
— Любовь забывают?
— Любовь не забудешь.
Мозги забивают
И чувствуют бодрость…
— А зло забывают?
— И трусость, и подлость
Труды затевают,
Друзей навещают…
— Добро забывают?
— Добро не прощают.
«С неба осыпался звук самолета…»
С неба осыпался звук самолета —
За горизонтом стихающий зов.
Так осыпается вниз позолота
Старых церквей и осенних лесов.
Две-три чешуйки осталось, не боле,
Воспоминаньем о прежней поре.
Видно сквозь ветви пустынное поле,
Капли дождя на холодной коре.
Это случается даже с богами,
Что временами приходят сюда.
Всех их вперед выносили ногами,
А ведь считалось: они навсегда.
Маленький этот поселок,
Замкнутая среда.
Грозного мира осколок,
Как-то попавший сюда.
Ни огонька за рекою.
Впрочем, отсутствует мост.
Господи, все под рукою:
Школа, работа, погост.
«Мать, в муках, в счастье продержись…»
