Алексей Евтушенко - Избавление

Живущие в мертвой реке посерёдке,

И трогает птиц и шныряет меж ними.

А в памяти близких над крышей пустынно,

Там часто ни звезд не хватает, ни крыльев.

Достали кровать, белоснежным покрыли

И к лету невесту рожают для сына.

Работа женщины. Поверю ли теперь

В поспешные определенья чуда?

Порыв любви мы называли блудом

И не считали денег и потерь.

Нагое тело надрывало глотку

И двигалось в кровати, будто в лодке,

Застеленной серебряной парчой.

Вдоль ночи. Раздраженный и ничей,

Но чьей-то наглой славе одногодок,

Я понимал значение червя

И Господа. Червленая заря

Уже как щит вставала на востоке…

Летел но небу ангел синеокий,

На землю улыбался и глядел.

Терпение – сегодняшний удел

Людей, которым не хватило лодок.

Всё будет, подруга, как договорились:

И песни, и деньги, и звезды, и дети,

Иначе зачем мы с тобой появились

На этой безумной, дырявой планете?

Иначе зачем нам судьба подгадала

Короткие встречи и лишние слезы,

Все эти дворы, переулки, подвалы

И ранние вишни, и поздние розы?

Да сколько той жизни, да сколько той смерти —

Всего-то – мгновенье, всего-то – привыкнуть.

Успеть в чьи-то руки и губы поверить

И, может быть, вспомнить, и, может быть, крикнуть.

Так крикнуть, чтоб стало понятно и больно,

Что мы виноваты всегда и повсюду.

Но в низкое небо летят колокольни,

И жены рожают в надежде на чудо.

И песни поются, и деньги стареют,

И дети смеются, и звезды грохочут,

И с каждой минутой разлука острее —

Там кто-то не может, здесь кто-то не хочет,

Но то, что поймут и деревья и звери,

Останется тайной для храброго бога.

А нам остается узнать и проверить:

Живет ли удача, лежит ли дорога.

Мне вреден воздух октября —

Эвтерпы терпкое лекарство.

Вхожу в оранжевое царство

И терпеливо жду тебя.

И наслажденье, и порок, —

Любви таинственная прелесть.

Постели осень мягко стелит,

Но я уснуть на них не мог.

Запоминая красоту

Рассвета, облака и тела.

Увижу: роща облетела,

Теряет небо высоту.

И сердце быстрое губя,

Ласкаю косы и деревья.

Боюсь, любимая не верит.

Мне вреден воздух октября.

Когда ты идешь по улице,

Похожая на молодую богиню,

В которую пока еще не верят,

Я забываю о красоте

И жестокости мира.

Меня толкают прохожие

И говорят сердито:

– Смотреть надо!

И я смотрю.

Смотрю на тебя.

На шепоте трагика песня допета.

Потрепанных струн не менял на гитаре.

Кончается осенью всякое лето.

Октябрь утешит, октябрь поправит.

И сколько бы ни было бед и болезней,

Безумных привычек, тяжелых последствий,

Я в желтом и красном сольюсь и исчезну

На фоне развалин старинных поместий.

В последние дни листья надают реже.

Дожди зачастят, опустеет веранда…

Очнуться и слушать ноябрь безбрежный

В уютной постели, пропахшей лавандой.

Иным грозит безумие и голос

Пустых секунд, погибших в октябре,

А я спокойно исполняю соло

На меднокожей полковой трубе.

И на виду у смерти недалекой,

Пока вино не выпито до дна,

Вокруг друзей, горда и одинока,

Танцует – незнакомая – она.

Все кажется, дыхания не хватит.

Труба хрипит, расходятся друзья.

Вдоль гладких ног бушует пламя-платье,

И вертится последняя Земля.

Рожденная снежной метелью,

Твои ли искал я следы,

Когда переулки пустели

В предчувствии скорой беды?

Бежали и трусы, и сволочь,

И прочий подопытный люд.

Царила над городом полночь

И спешно вершила свой суд.

Прощала, дарила, казнила

Оставшихся между тенен.

Цветами наполнив корзину,

Я выломал двери в стене.

А ты выбегала на угол

И хмуро глядела туда,

Где с праздничным блеском и гулом

Я шел, как идут поезда.

Между тяжких еловых лап

Снег и тень, живая лыжня.

Восхищаться не мог – ослаб,

День на крик обогнал меня.

Крикну – эхо вернет печаль,

Виновато смолчит вблизи.

Чем еще разжалобить даль

Всю из гор, облаков, низин?

Но подруга растопит печь,

Сядет мужа ждать у огня.

Остается – любовь сберечь,

И любовь сбережет меня.

Остается ночь за спиной.

Километры, огни, глаза…

Постою за рыжей сосной

И, вздохнув, поверну назад.

Безветрие. Еще не кончились чернила,

И можно начинать историю земель,

Где, августом жива, ты умирать учила.

Зима застукала, но я уже умел.

И вот – скандальный двор

И трудная задача —

Полгода пересечь к подъезду под углом.

Давно лежит снежок, давно дышу иначе,

Но медленно вхожу в пятиэтажный дом.

Нам некогда любить среди бетонной ночи,

Пять песен за глаза и губы напрокат.

Особо молодых я обижал нарочно,

Но ты меня простишь, коль буду виноват.

Сторонником зверей слыву в любое время

И в городской среде запутываю след.

Меня возьмут, когда мы оба не поверим

В безумную любовь, как в чей-то пьяный бред.

Плясала голой в голубом углу,

В зеленом – пела, в желтом – одевалась.

А в красном – незаметная усталость

Ей в мозг вводила гибкую иглу.

Ночь кончится, как только хлопнет дверь.

Тот, кто уйдет, не верит даже птицам.

Купи кота – хороший мягкий зверь,

Живое рядом – сразу лучше спится.

Усталым трудно боль преодолеть,

Тем более рассчитывать на отдых.

Рассвет хлестнул по окнам, словно плеть,

И день пришел. Пришел и не уходит.

Помянем неродившуюся дочку

Стаканом темно-красного вина.

Выдалбливаю лодку из бревна

И сыплю время из часов песочных.

А ты уже привыкла спать одна?

Вот угол комнаты – пространство бытия

Простых предметов, равных по значенью

Улыбке моего второго "я",

Когда оно следит с привычной ленью

За жалкими попытками схитрить.

Тут зеркало на плоскости стола

Умело передразнивает вазу.

И я готов смеяться раз за разом,

Дотрагиваясь пальцем до стекла, —

Ему не трудно мир отобразить.

Пузатая бутылка для монет,

Свеча и камень – мрамор настоящий.

От низкой лампы неуклюжий свет

Ощупывает в комнату входящих, —

Лицо твое пытается найти.

Гляжу на фотографию друзей,

Она полгода украшает угол.

Внизу собака из породы кукол

И глиняная женщина над ней —

Из тех, что не ломаются в пути.

Хромое время медленно идет,

Цветы теряют лепестки, как годы.

Букет к утру доверчиво умрет,

Я вылью застоявшуюся воду

И новые цветы тебе куплю.

Вереница любимых имен

Уплывает в сознании чутком,

Будто по небу дикие утки

За теплом над планетой вдогон.

Холода подступают, и стал

День мне короток, словно рубаха.

Тяжкий месяц острей, чем наваха

Закаленная твердая сталь.

Пусто в сердце. Лютует зима

Вдоль дорог, занесенных снегами.

Влезу в старое кресло с ногами

И уткнусь инстинктивно в Дюма

И погаснет закат за окном,

И дневные грехи скроет вечер,

И по радио громкие речи

Растворю я горячим вином.

Так бы целую вечность читать,

Грея зябкую душу и кости,

Но звонят запоздалые гости,

И пошел д'Артаньян открывать.

"Катти Сарк" – короткая рубашка.

Вспыхнул ветер в белых парусах.

– До свиданья, не грусти, милашка.

Рви цветы в тропических лесах.

Солнце светит яростно и сильно,

В трюмах чай, и на душе печаль…

– До свиданья, возвращайся, милый,

Походя, случайно, невзначай.

Напоследок из обсидиана

Подарю красивый острый нож.

Сохраните, духи Океана,

Чайный клипер, чаячий галдеж,

Ровный ветер, бодрую погоду,

Запах соли, высоту небес!

Моет лапой заспанную морду

Старый боцман, как похмельный бес.

Я не могу в этом городе жить,

Мне без тебя в этом городе – смерть.

Видишь, в соборе горят витражи

Так, что безбожникам больно смотреть.

Не удержали пальцы бокал,

И растерялись на время вожди.

Ветер на город швырнул облака

И превратил их в злые дожди.

С неба тянулась кислотная дрянь

И растворялась в мутной воде.

Из подворотен шарахалась брань

И осторожные тени людей.