Над озерцом – где-то или нигде.
Запустил я лёгкий и плоский камень,
И разбежалась она кругами, по воде, –
Концентрических лет прозрачная память.
За кругом круг всплывал и за годом год.
В каждом круге по негативу –
Пластинки старинного аппарата.
Зыбко, едва узнаваемо... Только вот –
Трудно всё рассмотреть, если снимок не отпечатан!...
Перемешались пейзажи, лица и города:
На Пантеон наложился Исакий – купол на купол,
А за королевами, населившими Люксембургский сад,
За этими подобиями закутанных в средневековье кукол,
Просвечивает барокко: полуголые итальянки стоят
В аллеях Летнего Сада и глядят неизвестно куда.
Всплывает месьё Лафонтен с маленькой на ступеньке лисой,
Но чуть поверни голову – и взгляд случайный косой
Упрётся в Крылова.
И живее он, да и зверей там побольше тоже!
Дом Книги сверкнёт, стёкла смешав, за «Самаритеном».
Где-то белые колонны лепятся к жёлтым стенам,
И стилизованные рожи с фронтонов передразнивают прохожих.
Круги расширяются. Теперь на них
Найдётся место и настоящим лицам.
То там, то тут мелькают:
Кто-то в центре кадра оказаться стремится.
От снимка к снимку он всё меньше лохмат,
Волосы цвет меняют: и не только виски...
А губы по-прежнему сложены – тот же мат –
Да над клавиатурой тень от пальцев той же руки...
Вдруг непрошенный ветер взрябит поверхность.
Над водой две ивы светятся.
И – ничего – и темно:
А если камушек запустить – так наверно,
Он снова включит вневременное кино?
14 декабря 2011
ХИМЕРЫ
Играют синие огни на лапах ёлок,
Большая площадь кое-как освещена,
Да в жёлтом блеске фонарей, на ветках голых
Случайных листьев уцелела желтизна –
Ещё колышатся над ёлочным, над синим,
Пока их слабый ветер с веток не сорвёт...
Луна приткнулась между башнями и шпилем...
Ну что, Нотр-Дам, покажешь мне под Новый год?
Невыразительны апостольские лица:
Затенены – не разглядеть, и лишь одно –
Лицо неверного Фомы едва искрится:
Живой луной оно слегка освещено.
Ну да. Одиннадцать нисходят к нам по шпилю,
А он, Фома, он – архитектора портрет[1],
Лицом к луне штурмует шпиль, чтоб не забыли,
Кто восстанавливал собор десятки лет!
Вьоле Лё Дюк идёт по шпилю вверх, а ниже
Река, кафешки и толпа цветных огней...
На левой башне, над предпраздничным Парижем
Среди химер есть лица двух моих друзей...
Я им дарил тех двух химер когда-то в шутку –
Настольный гипсовый уменьшенный портрет!
...Декабрьский ветер в башнях вечную погудку
Всё повторяет, всё твердит: «их нет, их нет...»
А посреди химер, гаргуй и прочих статуй
(Кто, кстати, выдумал вот так пугать детей?)
Мудрец масонский, говорят, алхимик спрятан[2],
Химичит что-то химеричный книгочей...
А впрочем, ладно уж, пускай себе химичит,
Не знаю кем, да и зачем тут влеплен он,
Что и кому, и для чего он всё талдычит, –
Но и ему не разгадать секрет времён...
22 декабря 2011
ФОТОРЕПОРТАЖ С МЕДОНСКОГО БАЗАРА
Холодный сырой предрождественский день, и
Фонтаны замедлены зимнею ленью.
Базар – средь графической черни древесных
Стволов...
И лавчонкам, и людям так тесно!
Зелёные крабы, бутылки, трава и...
Их сговор от серого неба спасает,
От скучного зимнего освещенья,
Прилавки, зелёной укрытые тенью.
Базар! Он воистину раблезианский:
Деревья – все в каплях,
И в радужных красках
Расбросаны отблески яблочек райских
В три цвета, на ветках блестящих и гнутых.
Две важных, парадных сороки клюют их.
Дроздишка на деревце слёту садится,
За ним и ворона (огромная птица –
И кажется, ветке пора подломиться).
Сороки слетели. Ворона осталась.
А солнце сквозь капли вовсю разблисталось.
И бежевы стены...
И ты несомненно
Реален, не меньше, чем вся эта сцена,
Где рыбы блестят, как жестянки. А мята...
...............................................................................
Ты сквозь объектив всё протащишь куда-то,
Базар за собой уведёшь ты, как будто
Флейтист...
А тебя кто-то в ту же минуту
Куда – сам не знаешь, но определённо
Тебя и базар, и дрозда, и ворону
Увёл точно так же куда-то... И это...
Умножит твои появления где-то:
Во встречном окне, под кистями рассвета,
Хоть в небе, или у кого-то на фото
По той по неважной причине, что кто-то
Снимал просто так, не прицелясь, куда-то,
И ты вдруг забрался, как некий «нон грата»,
С базара на матрицу аппарата,
Случайно став бликом чьего-то прихвата,
И вдруг объявляешься где-то когда-то
(чужей Ланцелота или Писистрата)
Нежданно, негаданно, замысловато.
И тут уж не важны ни возраст, ни дата...
Так мы остаёмся в чужих аппаратах,
Так мы отражаемся в чьих то глазах –
в сорочьих, в собачьих,
И кто-то куда-то
Уносит часть памяти... Чья она? Чья-то,
Наслаиваясь, как на асфальте заплата,
Безвестно, незримо – но ты отпечатан
На стенках и в двориках, и в площадях...
25 декабря 2011
ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС
Рождество в Шартрском соборе
Ты привык, забравшись внутрь шкатулки,
Свет витражный видеть среди мглы,
Где слова уже давно не гулки,
И темны колонные стволы.
Под сплетеньем каменных подкрылий
Столько поколений тут прошло...
Закоптили, вусмерть замолили
Всех витражей звонкое стекло!
И в колоннах, и со сводом вровень
По нервюрам затаилась мгла...
Но не только шёпот суесловий,
Даже копоть к небу не дошла!
Так прошли века, года умчались
В темноту готических сплетений...
Только вдруг столетья раскачались
И в Реке Времён отрылись броды:
Засверкали стрельчатые своды
В закоулки загоняя тени!
Гул органный вместо бормотанья
Прямо в небо музыку несёт!
Лазерное синее сверканье –
Метр за метром очищает свод!
Он тысячелетьем нам обещан
Этот благородный белый камень,
От старинной копоти очищен,
От молитв и прочих бормотаний...
Нам теперь перекликаться с теми,
Кто увидел новыми и белыми
Канелюры стрельчатых сплетений,
А витражи – яркими и целыми.
Так смотри глазами тех, кто строил
До тебя тут лет за девятьсот:
Белое, прозрачное, сквозное
Поднимает праздничность под свод.
С тягою земною в вечном споре
Аркбутаны гнутся кружевно...
И вертеп рождественский в соборе
Тот же самый, что давным давно:
В нём под сенью камышовой крыши –
Люлька, празднично накрытый стол...
Вол смеётся, в четверть уха слыша,
Как болтает с лошадью осёл.
За дощатой дверью ветер веет
И сгоняет снег со щёк земли...
Если звери говорить умеют –
Значит их из сказок привели!
Гул органный вместо бормотанья
Речи их до неба донесёт...
Праздничное синее сверканье –
Шаг за шагом очищает свод.
1 января 2012
РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ЧУДЕСА
Славе Швец
Разлетались ангелы по Риму
И трубят в беззвучные тромбоны,
Крылья шелестят неуловимо,
В ветви пиний прячутся вороны.
И одетый чопорно и строго
(Петербургский всё ж таки профессор!)
Вместо кузнеца Данилы – Гоголь
Сел на дрессированного беса!
И поводья взяв двумя руками,
Под дождём, лупящим по плащу,
Он пришпорил чёрта каблуками:
«Живо – в Рим! Не то перекрещу!»
Он запарковался под платаном,
Привязал свой адский транспорт крепко,
И себя похлопав по карманам,
Сел за столиком в кафешке «Греко».
Пётр-апостол буркнул: « Не положе...»,
Помянув и ту, и эту мать,
Но сегодня даже он не может
Чёрта с римской улицы прогнать!
Ангелам велит трубить тревогу,
