Храпит, как те, и тоже пьян.
Супруга, поплевав в ладошки,
Ему отряхивает ножки,
Как будто бы снимает пух…
«Вот пьяница, чтоб ты опух!
Одетый спит, кабан бесстыжий,
Вставай-ка в церковь! Ну иди же
Беднягу Кунца отпевать!»
Но муж в ответ: «Да что ты, мать?
Как нагишом пойду я к храму,
Ведь так не оберешься сраму?»
А та кричит ему в ответ:
«Ты что, ослеп? Ведь ты ж одет!
Вчера штанов не снял, пьянчуга!»
И так опутала супруга,
Что он нагим явился в храм
И подошел к святым дарам.
Тут поп орет: «Ты что ж, балбес,
В храм божий голышом прилез?»
А тот: «А ты как здесь читаешь?
Да ты ведь грамоте не знаешь!»
Так препирались два глупца
И рассмешили мертвеца.
Тот прыснул, обмерли два друга,
Но после первого испуга,
Увидев, что он жив, втроем
Отправились в питейный дом
Отведать доброго вина.
Кому ж тесьма пойти должна?
Хозяева и подмастерья,
Спрошу об этом вас теперь я.
КУПЕЛЬ ЮНОСТИ
189
Мне как-то сон мудреный снился:
У кладезя я очутился.
Из мраморных он сложен плит,
Из желобов златых налит
Водой горячей и студеной,
Людьми премного восхваленной.
То чудодейная вода:
У тех, кого томят года,
Кто сорок лет, как поседел,
Коль час в купели он сидел,
Так снова молодели разом
И дух, и телеса, и разум.
У кладезя не счесть толпы:
Монахи, рыцари, попы,
Ремесленники, горожане
И даже челядь и крестьяне,
Протискиваясь еле-еле,
Всем скопом двигались к купели.
А на дорогах от народу
Ну прямо-таки нет проходу!
Из ближних и из дальних стран
Набрался целый караван
Телег, носилок и саней.
Каких тут не было людей!
На костылях иные шли,
Кого и на горбу несли,
Ну, а иные в скорби слезной
На тачке ехали навозной.
Скопилась уйма старцев разных —
Чудных, в морщинах безобразных:
Кто лыс, кто вовсе без волос,
Их одолели тряс и чес,
Подслеповаты, глуховаты,
Беспамятны, придурковаты,
Всяк шамкает, в дугу согнут…
И уж такое было тут
Кряхтенье, харканье, сморканье,
И оханье, и воздыханье,
Что в пору вспомнить скорбный дом
Приставленных при деле том
Двенадцать банных мужиков
В купель сводили стариков.
Омоложались старики
И вскорости, душой легки,
Выскакивали из воды,
Резвы, румяны, молоды.
В них обновлялись ум и сила,
Ну словно им по двадцать было.
И не минет один черед,
Как уж другой к купели прет.
«Ей-ей! — подумал я во сне. —
Ведь шестьдесят два года мне,
Пошли на убыль слух и зренье.
К чему бы, право, промедленье?
Тебе не худо было б тоже
Отпариться от старой кожи».
И мне почудилось тотчас,
Что, догола разоблачась
И париться скорей изладясь,
Я было опустился в кладезь.
Да тут, глядишь, и сон долой.
Захохотал я над собой,
Помысля: «Ладно мне и гоже
Весь век таскаться в прежней коже.
Ведь зелья нет такой породы,
Чтоб Гансу Саксу сбавить годы».
ПОНОМАРЬ И ЦАПЛЯ
190
Про хитрость ведали и встарь:
Убил раз цаплю пономарь,191
Снес женушке ее тотчас
И строгий отдает наказ —
Зажарить к ужину тайком:
Придет священник вечерком.
Не долго думала жена:
На вертел дичь водружена,
И вкусный запах, как назло,
Вмиг облетает все село.
Соседке невтерпеж узнать,
Что дух тот может означать.
Вбегает: «Цапля! Вот так раз!
Отведаем ее сейчас!»
А пономарша тетке: «Нет!
Как мужу мне держать ответ?»
«А! Что-нибудь ему сбрехни!»
И вот уж за столом они —
Вдвоем на кухне — для порядка
Съедают цаплю без остатка,
С вечерни пономарь домой
Ведет священника с собой
И женушке кричит: «Встречай!
На стол скорее накрывай!»
«А что нести мне, муженек?»
«Да цаплю! Разве невдомек?»
«Какую цаплю? Вот те на!
Тебе привиделась она!»
Муж со стыда сгореть готов —
От злости не хватает слов;
Уводит гостя он в кабак,
Честя супругу так и сяк.
Хозяйка же хитра, ей-ей,
Бежит к соседушке своей
И говорит: «Беда! Ахти!
Теперь мне шкуры не спасти!»
Та утешает: «Я, любя,
Стерпеть готова за тебя:
Уж коли надо отвечать,
Я лягу на твою кровать».
Случилось все по уговору:
Приходит муж в ночную пору
И, проучить желая женку,
Хватает за косы бабенку.
Как та ни билась, ни визжала,
А тумаков снесла немало.
Наутро пономарь встает —
Жена за прялкою поет.
Он ей: «Ну, как? Досталось цапли?»
«Да не попало мне ни капли!»
«Я ж глаз тебе подбил, сдается?»
Жена ни в чем не признается:
Гляди хоть сзаду, хоть с боков —
Нигде не видно синяков.
Тут пономарь и впрямь решил,
Что цапли он не приносил,
И говорит: «Прости, жена!
Ты и правдива и скромна».
Поддастся хитрой бабе так
Не раз доверчивый простак.
Глядите в оба наперед! —
Совет мужьям Ганс Сакс дает.
ТРИ СМЕРТИ, ВЫЗЫВАЮЩИЕ РАДОСТЬ
192
Я назову три смерти кряду,
Которым все бывают рады;
Но в каждой смерти в свой черед
Бывает скверный оборот,
Когда готов рыдать в печали
Тот, кто был смерти рад вначале.
Весьма отрадна смерть попа.
Лишь умер он, друзей толпа
Спешит прибрать к рукам деньжата.
Вот веселится их душа-то!
И каждый тянет часть свою,
Будь поп в аду или в раю.
Но может ждать их огорченье:
Поп расточил свое именье
На лошадей, вино, борзых
Да на красоток молодых,
Что обобрали все до нитки
И унесли его пожитки;
Одни долги оставил плут,
Куда уж радоваться тут.
Отрадна смерть жены ревнивой,
Старухи злобной и сварливой,
Что пилит мужа день и ночь,
Так что и жить ему невмочь,
Как пес цепной, рычит и лает,
То так, то этак донимает.
Но чуть она протянет ноги,
Забыты беды и тревоги;
От ведьмы тощей наконец
Освободившися, вдовец
Берет себе молодку в теле
И веселится с ней в постели.
Но если старая тайком
Свое добро все целиком
Друзьям откажет в завещанье
И те с угрозами и бранью
Дом очищают, ровно тати,
Веселье тут совсем некстати;
Тогда вдовец, кляня судьбу,
Честит покойницу в гробу.
А в-третьих, радует семью,
Когда решат колоть свинью:
Хозяин, слуги, домочадцы
Вокруг, довольные, толпятся,
Собаки тоже тут как тут
Стоят и требушины ждут.
Хозяин своему соседу
Шлет свежей колбасы к обеду,
Зовет друзей, и всем им в миски
Кладет колбасы и сосиски,
И режет от окороков
Немало лакомых кусков.
Но тот хозяин горько тужит,
Когда глисты он обнаружит
В свинье. Теперь домашним пост,
Пропали деньги — псу под хвост;
Хозяину одна кручина:
За полцены идет свинина,
А вместо колбасы весь год
Жена горох ему дает.
СПОР ЭЙЛЕНШПИГЕЛЯ С ЕПИСКОПОМ ОБ ИЗГОТОВЛЕНИИ ОЧКОВ
193
В один из дней зимы студеной
Тиль Эйленшпигель,194 плут прожженный,
Оборванный и без гроша,
Шел через поле не спеша,
Как вдруг заметил в отдаленье
Возков и всадников движенье.
То ехал с челядью своей
Епископ в Вормс на съезд князей.
Они, собрав рейхстаг, хотели
Потолковать об общем деле,
О том, как прекратить раздор,
Империи с недавних пор
Междоусобьем угрожавший.
Тиль встретил поезд подъезжавший,
Епископский возок нагнал
И, кланяясь, шапчонку снял.
Сообразил прелат почтенный,
Что перед ним шутник отменный,
И думает: «Твердили мне,
Что быть правдивыми вполне
Дано лишь дуракам да детям.
Поговорю-ка с парнем этим
И все, что думает мужик
О нас, князьях, узнаю вмиг».
И молвит: «Друг, идешь куда ты?
Ведь на тебе одни заплаты!
В мороз тебе гулять не след».
А Тиль епископу в ответ:
«Я выбрал ремесло такое,
Что с ним не видеть мне покоя
Три года обхожу Рейнланд,
Пфальц, Нидерланды и Брабант,
Края Богемский и Саксонский,
Венгерский, Швабский и Франконский,
Работы не найду нигде
И вечно мыкаюсь в нужде,
Затем что нынче спроса мало
На ремесло такое стало».
Вопрос епископ задает,
Каким он ремеслом живет
И почему оно в забвенье.
А Тиль ему: «Изготовленье
Очков — вот то, чем я кормлюсь.
Из-за того я и томлюсь
В напрасных поисках работы».
Прелат в ответ с улыбкой: «Что ты!
Не может быть! Казалось мне,
Что спрос на них возрос втройне
И что в ходу среди народа
Изделия такого рода.
Ведь знаем мы, что человек
Стал плотью хил в наш чахлый век
И зреньем ослабел намного.
