Константин Фофанов - Стихи и поэмы

Как причастница нарядна,
Вся в снегу, как в чистой шали,
Дремлет липа молодая
В очарованной печали.

Перед нею дуб, как старец,
Убеленный сединами,
Наклонился и колышет
Оснеженными ветвями.

А вокруг все бездыханно,
Мертвы снежные поляны,
И, в лесу по мерзлым веткам
Бродят зимние туманы.

И, дремля, в волшебной грезе,
Липа дубу шепчет тайно:
"Посмотри, как в чаще леса
Хорошо необычайно!

Посмотри, вдали алеет
Зорь румяных позолота.
Слышишь шорох звонких капель?
Это юный бродит кто-то.

Не весна ли это бродит,
Отряхая иней белый?”
— "Полно вздор болтать, малютка, —
Дуб промолвил престарелый. —

Это запад остывает,
Алым пламенеем истекши…
Этот шорох торопливый
От прыжков неловкой векши.

До весны еще далёко,
Да и много ли в ней толку?
Поучись терпенью, глядя
На выносливую елку!”

И замолк сурово старец
Под своею ризой снежной,
И задумалася липа
О весне в тоске мятежной.

Дни идут, теплее солнце
С каждым днем в лазурь восходит
И проталины по снегу
Тенью легкою обводит.

Липа к дубу снова с речью:
"Что задумался так, старче?
Посмотри, весна приходит,
Воздух стал звучней и ярче.

Слышу я, как надо мною
Разогретый снег сочится,
Как поутру, пробуждаясь,
Лес чернеет, и дымится!”

Но на речь веселой липы
Грустно шепчет дуб унылый:
"Как землею нынче пахнет,
Точного вырытой могилой!”

Дни идут… Апрель румяный
Из ветвей глядит лукаво,
Сыплет светом цветоносным
И налево и направо.

Дуб нахмурился сердито,
Липа юная ликует:
У нее в ветвях сегодня
Тайно горлинка ночует.

И в восторге липа шепчет
Сквозь весеннюю истому:
"Посмотри, как ходят тучи
По эфиру голубому,

Точно лебеди по морю…
Видишь, май идет лесами,
Раздвигая мокрый ельник
Лучезарными перстами.

Как свежо зеленым веткам,
Как тепло пригреты корни,
Мотылек сегодня утром
Перепархивал на дерне.

Я за ним следила долго,
Он весь белый был, как иней.
Наряжается фиалка
Для него в кокошник синий!”

Но печально дуб косматый
Слышит юной липы шелест:
Не влечет его, как прежде,
Мая девственная прелесть!

И нежнее шепчет липа:
"Посмотри, жак ярки почки,
Сколько тайны молчаливой
В ароматах этой ночки…

Как стекло, прозрачно нeбo!
Будит эхо в боре дальнем
Сиротливая кукушка
Кукованием печальным…

От избытка чар и страсти
Я сама запеть готова!”
Но на лепет нежной липы
Дуб нахмурился сурово…

Он дрожащею вершиной
Все глядит к востоку жадно
И, вдыхая душный воздух,
Что-то шепчет безотрадно.

Там, вдали, как темным флером,
Омрачилось небо тучей,
И порой в нем пробегала
Искра молнии летучей.

Зашатался лес косматый —
Испугался тучи черной, —
И поплыл в его вершинах
Ропот гневный и проворный…

В небе звучно и протяжно
Рокотанье пронеслося,
И вдали дрожащей сеткой
Дождь упал, волнуясь косо.

Ближе, ближе влажный рокот!
Шумно рвется в лес прохлада,
И раскапались по листьям,
Барабаня, капли града…

В туче молния сверкнула,
Небо гром потряс сердито,
Точно рухнули там скалы
Из тяжелого гранита.

Пошатнулся дуб маститый,
Наклонился головою
И упал, грозой спаленный,
Перед липой молодою.

Туча медленно промчалась,
И, смотря на жатву бури,
Мирно радуга сияла
На безоблачной лазури.

И, смотря на остов дуба,
Липа сумрачно вздыхала:
Поняла oнa, что старца
Так тревожно волновало!..

В праздник вечером, с женою,
Возвращался поп Степан,
И везли они с собою
Подаянье христиан.

Нынче милостиво небо,
Велика Степана треба:
Из-под полости саней
Видны головы гусей,

Зайцев трубчатые уши,
Перья пестрых петухов
И меж них свиные туши —
Дар богатых мужиков,

Тих и легок бег савраски.
Дремлют сонные поля,
Лес белеет, точно в сказке,
Из сквозного хрусталя.

Полумесяц, в мгле морозной,
Тихо бродит степью звездной
И сквозь мглу мороза льет
Мертвый свет на мертвый лед.

Поп Степан, любуясь высью,
Едет, страх в душе тая;
Завернувшись в шубу лисью,
Тараторит попадья.

"Ну, уж кум Иван скупенек, —
Дал нам зайца одного,
А ведь, молвят, куры денег
Не клевали у него!

Да и тетушка Маруся
Подарила только гуся,
А могла бы, ей-же-ей,
Раздобриться пощедрей!

Скуп и старый Агафоныч,
Не введет скребя в изъян…”
— "Что ты брехаешь за полночь!” —
Гневно басит поп Степан.

Едут дальше. Злее стужа;
В белом инее шлея
На савраске… Возле мужа
Тихо дремлет попадья.

Вдруг савраска захрапела
И попятилась несмело,
И, ушами шевеля,
В страхе смотрит на поля.

Сам отец Степан в испуге
Озирается кругом…
"Волки!” — шепчет он супруге,
Осеняяся крестом.

В самом деле, на опушке
Низкорослого леска
Пять волков сидят, друг дружке
Грея тощие бока.

Гневно ляскают зубами
И пушистыми хвостами,
В ожидании гостей,
Разметают снег полей.

Их глаза горят, как свечи,
В очарованной глуши.
До села еще далече,
На дороге — ни души!

И, внезапной встречи труся,
Умоляет попадья:
"Степа, Степа, брось им гуся,
А уж зайца брошу я!”

— "Ах ты господи Исусе,
Не спасут от смерти гуси,
Если праведный господь
Позабудет нашу плоть!” —

Говорит Степан, вздыхая.
Всё ж берет он двух гусей,
И летят они, мелькая,
На холодный снег полей.

Угостившись данью жалкой,
Волки дружною рысцой
Вновь бегут дорогой яркой
За поповскою четой.

Пять теней на снеге белом,
Войском, хищным и несмелым,
Подвигаясь мирно вряд,
Души путников мрачат.

Кнут поповский по савраске
Ходит, в воздухе свистит,
Но она и без острастки
Торопливо к дому мчит.

Поп Степан вопит в тревоге:
"Это бог нас за грехи!”
И летят волкам под ноги
Зайцы, куры, петухи…

Волки жадно дань сбирают,
Жадно кости разгрызают,
Три отстали и жуют.
Только два не отстают,

Забегают так и эдак…
И, спасаясь от зверей,
Поп бросает напоследок
Туши мерзлые свиней.

Легче путники вздыхают,
И ровней савраски бег.
Огоньки вдали мигают,
Теплый близится ночлег.

Далеко отстали волки…
Кабака мелькают елки,
И гармоника порой
Плачет в улице глухой.

Быстро мчит савраска к дому
И дрожит от сладких грез:
Там найдет она солому
И живительный овес.

А в санях ведутся толки
Между грустною четой:
"Эх, уж, волки, эти волки!”
Муж качает головой.

А супруга чуть не плачет:
"Что ж такое это значит?
Ведь была у нас гора
В санках всякого добра!

Привезли ж — одни рогожи,
Что же делать нам теперь?”
— "Что ж, за нас, на праздник божий,
Разговелся нынче зверь!..”