Евгений Абросимов - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Когда засыпают грачи, успокоясь,
И воздух от сумерек влажен и чист,
С проверенной скоростью угольный поезд
Выводит донецкий седой машинист.

В раскрытую степь, в голубые просторы
По переплетам упрямых мостов
И мимо зеленых огней семафоров
Протянется уголь донецких пластов.

Трамвай, простучав по мосту с опозданьем,
Сквозь парк разноцветной ракетой плывет,
И низко над крышею шахтного зданья
Знакомою трассой спешит самолет.

Мы вместе выходим, два брата, два друга,
Мы встретим в забое весеннюю ночь,
Чтоб рухнул веками спрессованный уголь,
Который не в силах людей превозмочь.

Чтоб глухо гудела под натиском лава,
Металась зажатая в лавах жара
И добрая наша шахтерская слава,
Пройдя по ходкам, поднялась «на-гора»,

Где ночь беспокойна от гула моторов,
Где лязг вагонеток и песни побед…
И вот по туманным заречным просторам
Идет торопливый весенний рассвет.

Здесь ветер крепче и грубей,
Деревья яростней и выше!
И воркованье голубей
Под низкою зеленой крышей.

А утром, чуть шагнешь на мол,
И море гулкое встречает
Ударом ветра, плеском волн
И криком беспокойных чаек.

К знакомым скалам повернув,
Садишься на широкий камень,
Голубоватую волну
Встречаешь жаркими руками.

Но в гулкой тишине, дробясь,
Ударит взрыв каменоломни,
И сразу вспомнишь про Донбасс,
Про шахту номер девять вспомнишь.

И подступившей песне рад,
Вдруг запоешь, забыв усталость:
«Товарищ, выходи, пора…
До смены полчаса осталось…»

Ожидаю два часа
Твой спокойный легкий шаг.
Засыпает знойный сад
Под гудки далеких шахт.
Над цветами колеся,
Шмель взволнованно гудит.
Чудо-яблоки висят
Сверху, сбоку, впереди.
Зреет солнечный ранет,
И желтеющий анис,
Точно в нежный пух одет,
Над антоновкой повис.
Но, ломая тишь в саду,
Песня хлынула на дождь.
Улыбаясь на ходу,
Ты с подругами идешь.
А навстречу (сдунув зной
Взмахом черного крыла)
Туча грозною стеной
Из-за яблонь поднялась.
Развернувшись широко,
В жарких листьях задрожав,
Теплый дождик босиком
По деревьям пробежал.
Ты спешишь: «Я так ждала…»
И смеешься, подходя.
Укрывает нас шалаш
От веселого дождя.
И твоим подругам я
Благодарность приношу:
Ждут под брызгами, смеясь,
Не подходят к шалашу.

Ветер вскинул пыль повыше,
И немного погодя
Вдруг ударили о крышу
Две дробиночки дождя,
И, качая подорожник,
Заставляя травы лечь,
Обложной осенний дождик
Начинает землю сечь.
Это снова ранний вечер
Тенью встанет у окон,
И в туман оденет плечи
Потемневший террикон.
Выйдет позднею порою
Вновь соседка на крыльцо,
От дождя платком закроет
Моложавое лицо.
Дым осядет полновесный,
Листья ринутся во тьму…
И опять подступит песня
Близко к сердцу моему.

В полночь холодно, в полдень жарко,
Ветер хочет всю пыль смести.
Остается рабочий Харьков
Вехой, пройденной на пути.

Войны слева и войны справа,
В центре – смертная карусель.
И задумчивая Полтава
Перед нами лежит, как цель.

Плач старухи и крик девчурки
На развалинах изб стоит.
Я завидую нынче Шурке,
Что в Донбассе ведет бои.

Солнце бисером по панели
Рассыпалось, лаская людей…
Это было в веселом апреле,
В суете городских площадей.

Ты меня, одинокого, взглядом,
Словно солнцем, осыпала вдруг,
И пошел я с тобою рядом
Как давнишний, испытанный друг.

Я не помню, о чем говорили,
И не знаю, куда мы шли,
Мы Америку, может, открыли,
А быть может, и мимо прошли.

Но когда я домой возвращался,
Всё кружилось и пело, звеня,
Каждый встречный чему-то смеялся
И просил прикурить у меня.

Словно девичьи щеки, краснели
Стекла окон в закате лучей…
Это было в веселом апреле,
Накануне бессонных ночей.

Из пропастей сердца, из мозга извилин
Мы вырвем мятежные мысли свои
И бросим их тем, кто борьбой обессилен,
И тем, кто запутался в кольцах любви.

Внезапною молнией грозные мысли,
Ударьте, зажгите людские сердца,
Пусть видят: над бездной тираны повисли,
Пусть знают: настало начало конца.

Кто скажет: «Я достиг», тот – труп окаменелый,
Кто вымолвит: «Довольно!..» – тот умрет…
Бессмертен взлет безумный, дерзкий, смелый,
Вперед, всегда вперед, без отдыха – вперед!

Бессмертно бурное, стихийное движенье,
Бессмертна мысль, горящая огнем,
Огнем желания, восторга, вдохновенья,
Горячим, трепетным, сверкающим огнем…

Желаньям нет конца, восторгам нет предела:
Еще, еще узнать! Еще, еще постичь!
Кто скажет: «Я достиг», тот – труп окаменелый,
Его не шевельнет звенящей жизни клич!

Мало на белом поле
Выстроить армию слов.
Надо, чтобы кололи
В кровь.

Чтобы криком кричали,
Чтобы плакали вплачь,
Чтобы сами с бумаги сбегали
Вскачь.

И по сердцу каблуками
Красноармейцы по мостовой
Дробили угрюмый камень
Мой или твой.

Тогда… Но и этого мало.
Только ли разрушать?
Чтобы армия марш играла,
Чтобы марш играла душа.

Чтобы звездами каждая фраза,
Чтобы каждое сердце — звездой,
Твоему повинуясь приказу,
Покорно неслось за тобой.

И само зажигало бы камень,
И само повторяло твой зов,
И само называло стихами
Черную армию слов.

На ключ, на цепочку двери,
На крюк, чтоб никто не узнал.
Что я — злополучный Сальери,
Что Моцарта я доконал.

Так. Теперь бы прилечь немножко,
Мысли стылые сном освежа,
Иль… На подоконник бы, да в окошко,
Да с четвертого б этажа!..

Полно, что ты? Клубок уж размотан,
И вопрос надоедливый стерт…
Где ты, Моцарт бессмертный? Вот он,
У меня он, но Моцарт — мертв.

О, теперь мне ничто не помеха,
И величье торжественных од
Уж никто непристойным смехом
По-мальчишески не перебьет.

И подымется плавно искусство
Без таинственных выкрутас…
Но как в комнате тихо, как пусто,
Как темно от невидящих глаз!

Посмотреть — крепко ль заперты двери,
Чтоб никто бы, никто не видал,
Как над Моцартом гордый Сальери,
Непреклонный Сальери рыдал.