class="v">Подобно пламени, что плавит воск.
Мне стала внятна сущность размышлений
Ученого, писавшего, что нрав
Амора зол, лукав,
Но ловит он не тех, кто вечно занят,
А тех, кто, праздной жизни возалкав,
Бежит забот и предается лени;
Таких без промедлений
Амор в засаду скрытую заманит,
И в сети хитроумные затянет,
И, жертве прострелив из лука грудь,
Вернется к матери своей героем.
О горе мне! в погоне за покоем
От бед моих я вздумал улизнуть,
Но избранный мной путь
Вел из огня да в полымя, и та же,
Или острее даже,
Отчаянная боль живет во мне,
И стражду я не меньше, а вдвойне.
И боль растет, мне сердце обжигая,
И чем она незримей, тем сильней;
Вовек не слажу с ней,
Как с пламенем, что в глубине горнила
Таится меж потухших головней,
Погибельную мощь приберегая,
Которой никакая
Сдержать не сможет ни стена, ни сила.
Она, как ни противлюсь, охватила
Всего меня и норовит чертить
Вкруг глаз и губ всё новые морщины,
И нет спасенья мне от злой кручины;
Тщусь не дышать, чтоб зря не бередить
И вздохом не будить
Той бури, что в моей груди теснится,
Столь яростной, что, мнится,
Пред ней, коль вырвется наружу вдруг,
Не устоят ни дуб, ни ель, ни бук.
Увы мне! речь моя не соразмерна
Тем острым чувствам, что во мне горят;
И всё же я бы рад
Себя уговорить, что верит донна
Моим речам, но в ней живет навряд
Амора жар, и грусть моя безмерна;
Зря сетую, наверно,
Что снизойти к слезам она не склонна.
Когда бы звук столь горестного стона
Ушей врага достиг,
И у него б душа затрепетала;
Ведь лицезрела, слышала, читала,
Сколь груз любви отвергнутой велик,
Но, видя каждый миг,
Как злая страсть меня заполонила,
Ответ не изменила,
А молвила, смеясь: «На свете нет
Достаточно для этой боли бед».
Когда бы знать, что отзовется слово
Молитв, что я Амору возносил,
Его б я попросил,
Чтоб взял стрелу златую из колчана
И донну ею в сердце поразил, —
Ранимо и оно, сколь ни сурово;
И чтоб стрелой свинцовой
Меня пронзил повторно, ибо рана
От золотой рождает, как ни странно,
У донны не сочувствие отнюдь,
А смех: мол, если б я свинцом был ранен
И оттого лицом не так румянен,
Она бы не преминула всплакнуть.
Но в том как раз и суть,
Чтоб вы, моя мадонна, мне поверив
И боль мою умерив,
Мне наконец ответ решились дать,
Но не тяните, сил нет больше ждать.
Найди же, песнь моя, сей хладный мрамор,
В котором нет дыхания любви,
И опиши мои
Терзанья, что вотще твоя пыталась
Сестра поведать; и коль явит жалость
Взор донны, то ответить предложи,
Однако же скажи,
Чтоб в тайне от людей тебе внимала,
Ведь в них любви и веры нет нимало.
Из листьев дух ушел, остались голы
Кусты, что тень бросали,
Пока зима-злодейка не пришла:
Но те, кого томил туман тяжелый,
Зиме призывы слали,
Где слились поношенье и хвала.
И если внятны мне любви дела,
Ты вел себя похоже,
Когда Амора тоже
То клял, то славословил как никто.
Всё позади, но то,
Что суждено тебе Палладой смлада,
Свершили Марс, Венера и Паллада!
Бесстрашием и красотой немалой
Без проволочки нудной
Они тебя спешили наделить.
И быть в тени мне не по силам стало,
Когда твой образ чудный
Мне выпало воспеть и восхвалить.
И чтоб судьбу лукавую не злить,
Не прекословлю власти
Царя любви и страсти
И радоваться не перестаю,
Что шлют приязнь свою
Тебе богини взором благосклонным,
А ты их славишь в опусе ученом.
Вот дивный лик Венеры несравненной,
Кому сестра Услада
И чьи черты тебе явил Амор
В лице той донны, что твое мгновенно
И с одного лишь взгляда
Пленила сердце, где живет с тех пор:
Я ведаю, по ком грустит твой взор,
Боль в сердце не стихает,
И тяжко грудь вздыхает;
И слезы из очей текут рекой,
Теряешь ты покой,
Когда открыться донне лишь мечтаешь
И вдруг ее вниманье обретаешь.
Взывать к богиням, как взываешь к другу
Баталий, Марсу-богу,
Тебе уместней – ведь солдат таков:
Стыдливость он зачтет тебе в заслугу
И верную дорогу
Укажет в стан врага без лишних слов:
Я рассуждать о прочих не готов,
Но верю молчаливо,
Что искренность порыва
. . . . . .
. . . . . .
Тебя за доблесть донна избрала бы,
Она умна, в чем остальные слабы.
Все, что тебе Паллада обещала,
Она же порадела,
Чтоб от богов сполна ты получил.
Она своей короной увенчала
И в мантию одела
Ту донну, коей сердце ты вручил.
И столь ты стал богине мудрой мил,
Что прежний подопечный
Лишен поддержки вечной,
А ты вершишь с подъятой головой
Марш триумфальный свой.
Тебя взяла богиня под защиту
И навсегда в свою включила свиту.
Песнь сладкозвучная, мой дар заветный,
Скорей к тому проследуй,
Кого я пел в полночной тишине.
Стань для него ты весточкой приветной
И обо мне поведай
Словами, что внушила дружба мне;
И молви, что во сне
И наяву ему я предан ныне
И век
