У каждого любовь.
Потом пойдут пеленки,
Развод. И один ты вновь.
Припев.
Так что же ты, мальчишка,
К девчонкам не садишься.
Любить их право можно,
Но нужно и влюбиться.
Когда шагают гезы, шагают с ними слезы,
Шагают с ними слезы их невест.
Свобода нам невеста,
Здесь ревности не место,
А то солдатам это надоест.
Когда шагают гезы, то сыплют им не розы,
А сыплют им угрозы и свинец.
Фортуна задом вертит,
Но даже и со смертью
Шагаем, если надо, под венец.
Когда шагают гезы, то пьяный ток березы,
Гадалкам лучше рядом не бродить.
А барабан грохочет,
И новый бой пророчит.
Тот бой, в котором надо победить.
Когда шагают гезы, им не страшны угрозы
С их лиц врагам улыбок не стереть.
Поскольку есть свобода,
Поскольку есть свобода -
Готовы за свободу умереть.
Заброшу рассвет за леса я,
А горы расставлю я так,
Чтоб солнце на них залезая
Пыхтело, как старый толстяк,
Я в небе сосульки развешу,
Лучи привяжу я к земле.
Чтоб ветер, за них чуть задевший,
Сыграл бы вступление мне.
Припев: Слова - от костра блики,
Мелодия - шелест травы,
Песня - горсть земляники
Рассыпанная, увы.
Я ноты возьму у апреля
Светить будут мне фонари,
Тональность возьму у капели,
А ключ от твоей двери.
И пусть моя песня по свету
Летит через талую синь.
И пусть дирижирует ветер
Оркестром берез и осин.
Припев.
Потом я раскрою все окна,
И в них уроню облака.
И все удивятся, намокнув,
Что дождик идет с потолка
И капли в глазах замелькают,
И дымом пойдут по лесам.
Получится песня такая,
Что спеть я смогу ее сам.
Припев.
МНЕ НУЖНО ПОСТРОИТЬ ОГРОМНЫЙ КОРАБЛЬ
Мне нужно построить огромный корабль
из мысли. металла и времени.
Сначала под самые небеса
выстрою я леса.
Запоют молотки песни
по ажурным его лесам,
и тогда он в свое море
уплывет из неволи сам.
Припев: Есть у века леса буден,
а у света леса тьмы,
а у жизни леса - люди,
есть у жизни леса - мы
Мне нужно построить огромный дом
с окнами в жизнь обычную.
И я привычно под небеса
строю опять леса.
И пока не пришли дети
прыгать в классы по мостовой,
разберу я леса эти
и уйду, унесу с собой.
Припев.
Мне нужно построить огромное счастье
как дом. как корабль, как мир.
И я, как обычно, под небеса
нагромоздил леса.
А лес из забот вечных,
длинных дней и больших трудов,
и из солнечных дней вечных,
и из ярких летних цветов.
Припев.
МОДИЛЬЯНИ, ИЛИ СИНИЙ АВТОПОРТРЕТ
Один человек нарисовал свой портрет
одним только синим карандашом.
И сказал он себе, так как денег нет,
а нарисован портрет хорошо:
И скорее померкнет солнечный свет,
чем кто-то поймет и купит портрет.
Пусть портрет теперь будет мной,
я же буду своим портретом,
и стану ходить в рубашке одной
и зимой, и летом.
Портрету ни жарко, ни холодно,
и не умрет он от голода,
а если есть захочет и пить,
не нужно будет взаймы просить.
Нарисую целый окорок,
бутылку сухого около.
Может быть, кисть винограда,
ну а в общем - все, что мне надо.
А когда затоскую,
женщину нарисую.
Правда, это нелегкий труд,
но зато надоест - сотру.
А себя, то есть свой портрет,
подарю знакомым,
или повешу на толстый гвоздь
в комнате.
Так он и сделал,
искали его весь день,
а когда взломали дверь,
то висел он на толстом гвозде.
И был он синего цвета теперь,
и трудно было его отличить от портрета,
который тоже висел на стене
и тоже был синего цвета.
Мое лицо упало на пол,
я сам рассыпался на части,
потом куда-то долго капал!
Все говорили: - Вот несчастье,
такой красивый был мужчина -
не лысый, и не бородатый,
и в чем, помилуйте, причина,
что он укапал весь куда-то?
А я все капал, капал, капал,
и испарялся понемножку,
потом росой ложился на пол
и изморозью на окошко...
И ты пришла, и пальцем теплым
так непосредственно и мило
вдруг вывела на мокрых стеклах
Слова "А я тебя любила!"
МОЙ ДРУГ ВОЛОДЬКА БЕРСЕНЕВ.
У Володьки Берсенева возвратился отчим с фронта.
Ногу миной отхватило, руку срезал пулемет.
Ядовитый был мужчина, без скандала и без понта,
чуть чего - костыль хватает, по башке беззвучно бьет.
А потом орет: - Мамашу ты довел до отощанья,
жрал, небось, по обе пайки, беспардонный жеребец?
И такими этажами по двору идет вещанье,
что Володька взял и синькой отравился наконец.
Ох вы, клены, клены, клены вдоль дороги!
Вы напомнили мне небыль или быль.
А дорога всегда от Бога,
от людей - пыль.
Но конечно санитары очень ловкие ребята,
и Володьку откачали, и мамаше дали спирт,
а Володькин бывший папа не хотел идти в солдаты,
он начальник был огромный, или просто делал вид.
Он приехал на машине, но к Володькиной мамаше
не зашел в четыре метра, где безумный коллектив,
находился в изумленьи от трагедии вчерашней,
и сказал: - Отдайте Вовку, если Вовка будет жив.
Ох ты время, время, время нашей жизни,
превращаешься ты в память и печаль,
возвращаешься в тоске и укоризне.
Ах, как жаль.
Но не хочет воскрешенный покидать четыре метра,
ядовитого папашу и любимых корешей.
Говорит через окошко тише примуса и ветра:
- Уезжайте, бывший папа, здесь темно и много вшей.
А однажды у соседа, что живет в саду тесовом
и содержит сад огромный, где ранетки и морковь,
он и Женька драли репу и забор сломали новый,
и цепная псина Нера искусала Женьку в кровь.
Ах, папаня и маманя дорогие!
Как жестоки наши юные года!
Все сначала бы - мы были бы другими.
Никогда!
Участковый дядя Вася к ним пришел, сказал, что вора
он отправит по этапу и бумажку дал на штраф.
Воевал он с батей рядом - стало ясно в разговоре,
он забрал свою бумажку, хоть и знал, что был неправ.
И с тех пор, как этот Вовка избежал тюрьмы и смерти,
он живет вполне толково. Я писал ему, и он
мне ответил, и напомнил его адрес на конверте
наше сказочное детство, старый двор, как дивный сон.
Ох вы, травы, травы, травы золотые!
Ох ты, тихая, проточная вода!
Не печалься - мы остались молодые
навсегда.
Он в начальники не вышел и детей своих не бросил
и живет с женой хорошей, только вредной и больной,
а отец пропил протез и с костылем вторую осень
отдыхает в Кисловодске, гордый сыном и страной.
- Приезжай, - мне пишет Вовка. - Встретим мы тебя по-царски,
мама сделает пельмени и окрошку с огурцом.
Выслал я тебе рыбешки и твоим мальчишкам цацки.
Понял я, что не удастся, и поплакал над письмом.
Помнишь неба светло синюю кастрюлю,
и чаинки черных ласточек на дне.
Я годами ту картину караулю.
Не везет мне.
Может где-то в больших городищах,
Мы об этом не думаем вовсе,
Там девчонку себе отыщешь,
Даже если не вышел ты ростом.
Даже если ты трус и не рыцарь,
И нежна на ладонях кожа,
Даже если не пробовал бриться,
Все же пару найти не сложно.
Но а здесь, здесь тайга, глубинка
И не едут девчонки к нам.
Есть одна, повариха Зинка,
Да и то она чья-то жена.
И скучает она по мужу,
Пересаливает супы.
А из нас ей никто не нужен,
Для нее мы чуть-чуть грубы.
Да и нам ничего не нужно
От ее красоты-простоты,
Был бы завтрак, обед и ужин.
Мы несем из тайги цветы.
МОЛЧАТЬ МОЛЧАТЬ - ВОТ ВЫСШЕЕ ИСКУССТВО
Молчать, молчать - вот высшее искусство,
