Тысячи входов среди повисших ив:
Твой дом в которой, скажи, стороне?
Яшмовый помост рождает белые росы...
Ночь длинна: овладели чулочком из флера.
Уйду, опущу водно-хрустальный занавес:
В прозрачном узоре взгляну на месяц осенний.
а. В Сянъяне, где шло веселье,
Пели, плясали "Белой меди копыта"...
- Стена у цзяна, крутят чистые воды;
Цветы, луна вводят меня в забытье.
б. Почтенный Шань, когда упивался вином,
Пьяный, без чувств сидел у Гаояна.
На голове - шапка из белых перьев
Неверно одета... А сам на коне!
в. Гора Янь у реки Хань.
Воды зеленые, песок - словно снег.
На ней есть памятник: там роняли слезы...
Темными мхами давно стерт, угас.
г. Дай напьюсь у прудка, где живут Си!..
Не буду глядеть на памятник слезы роняющих!.
Почтенный Шань хотел сесть на коня:
Смешил насмерть сянъянских ребят.
а. Облако... Думает - платье! Цветок... Мнится -
лицо!
Ветер весенний коснется куртин: сочно
цветенье в росе.
Если не свидеться там, на горе Груды Яшм,
То под луной повстречать, у Изумрудных
Террас.
б. Целая ветвь сочной красы: роса в благовоньи
застыла.
Горы У в туче-дожде напрасно рвут нутро.
Дайте спрошу: в ханьских дворцах кого
могла бы напомнить?
- Милую ту "Летящую Ласточку", новым
нарядом сильную.
в. Славный цветок и крушащая царство друг
другу рады:
К ним всегда и взгляд, и улыбка
князя-государя.
Таять послав, растопив досаду бескрайнюю
ветра весеннего,
Около домика: "Топь благовоний" стала
к резным перилам.
Из чьей семьи молодец - что белая яшма,
Повернул коляску, едет по "Броду Неба"?
Глядит на цветы, что в Восточной Аллее,
Тревожа, волнуя живущих в Лояне.
С пяти Гор юноша на восток от Золотого Рынка
В серебряном седле, на белом коне мчится
в весенний ветер...
Опавшие цветы примяв все, в каком
направлении едет?
- С улыбкой въезжает к хуской деве,
в ее винный погреб.
Седло в серебре, с белою мордой конь.
На зелени поля - защита от грязи, парча.
И в мелкий дождь, и в ветре весны, когда
опадают цветы,
Взмахнет плетью, прямо промчится к деве
хуской пить.
С золотым цветком ветер ломящая шапка...
А белый конь тихо бредет вспять.
Порхает-взлетает, пляшет широкий рукав -
Что птица, с восточных морей прилетевшая.
У постели вижу лунный свет:
Мнится - это иней на полу.
Голову поднял - взираю на горный месяц;
Голову вниз - в думе о крае родном.
Гость заморский ловит с неба ветер
И корабль далеко в страду гонит.
Словно сказать: птица среди облаков!
Раз улетит - нет ни следа, ни вестей.
а. Люди скажут: Хэнцзян прекрасна,
Я скажу: Хэнцзян противна!
Ветер сплошной дует три дня, валя горы;
Белые волны выше вздымаются башни
при Вагуань.
б. Морской прилив к югу идет, проходит
за Сюньян.
"Воловья мель" с давних пор опаснее,
чем Мадан.
В Хэнцзяне хочу перебраться, но волны и ветер
злы;
Вся река тащит тоску в дали тысяч ли.
в. Хэнцзян, на запад если посмотришь, скрыла
западный Цинь;
Воды Хань к востоку слиты с бродом на Янцзы
цзяне,
Белые волны - словно горы... Как же здесь
переехать?
Бешеный ветер смертельно томит пловца
с горой парусов.
г. Морской бог прошел здесь - злой ветер кружит.
Волны бьют по Небесным Вратам - стены скал
раздались.
Река Чжэ, в восьмой месяц зачем такая ты?
Волны похожи на горы сплошные, снегом
плюющие в нас.
д. Перед Хэнцзянскою будкой встречает пристав
паромный меня.
Мне говорит, указав на восток, где в море
родились тучи:
- Сударь, сегодня ехать хотите ради какой
нужды?
Если такие волны и ветер, ехать никак нельзя.
е. Мутнеет луна, небо в ветре, туман не может
раскрыться,
Киты морские насели с востока, сотни рек -
обратно...
Волны в испуге раз взвились, колеблются Три
Горы...
- Сударь, не надо вам переправы!.. Идите
прочь, домой!
г. В Осенней Заводи парчево-горбатая птица,
Среди людей и на небе редкая.
Горная курочка стыдится чистой воды:
Не смеет глядеться в наряд перьев.
д. Оба виска вошли в Осеннюю Заводь;
Утром одним, - смерч - и уже мертвы.
Вой обезьяны торопит белеть волосы:
Длинные, мелкие - стали сырцом все.
е. В Осенней Заводи много белых обезьян:
Прыгают, скачут, словно летящий снег.
Тащут, зовут дитя с ветвей
Пить шаловливо в воде луну.
ж. С тоскою живу скитальцем в Осенней Заводи.
С усильем гляжу в цветы Осенней Заводи.
- Горы, реки - как в Шаньсяне,
Воздух, солнце - как в Чанша!
з. Пьяный, сажусь на лошадь почтенного
Шаня;
Стыну, пою песнь про вола Нин Ци.
Зря напеваю: "Белые камни ярки":
Слез полна чернособолья шуба.
и. В Осенней Заводи тысяча горных рядов.
Гора Шуи Цзюй - самая странная с виду.
Небо склонилось, хочет валить каменья;
Воды плещут к ветви "живого чужим".
к. Прадед Речной - некий кусок скалы.
Синь небес вымело в красочный полог.
Врезан стих; здесь он тысячи лет.
В буквах зеленых мох парчовый растет.
м. Утес Ложэнь в перерез птичьим путям.
Речной Прадед вышел за Рыбьи Мосты.
Воды быстры, лодка скитальца мчится...
Горный цветок пахнет, коснувшись лица.
н. Вода - словно одна полоса шелка,
Земля эта - то же ровное небо.
- Что, если бы, пользуясь светлой луною,
Взор - в цветы, сесть в ладью, где вино?
о. Чистые воды, покойна простая луна.
Луна светла, белая цапля летит.
Он слушает девушку, рвущую лины,
Как всю дорогу ночью домой поет.
п. Пламя печей озаряет и небо, и землю;
Красные звезды рассеяны в алом дыму.
Юноша скромный светлою лунною ночью
Песню поет, оживляя холодные реки.
р. Белые волосы - в три тысячи сажен:
Это кручина кажется длинной такой!
Мне не постичь: в зеркале этом светлом,
Где мог достать иней осенний я?
с. В Осенней Заводи старик из сельской хаты
Наловит рыбы, среди вод уснет.
Жена с детьми пустила белых кур
И вяжет свой невод напротив густых
бамбуков.
т. Холм Персиков - один лишь шаг земли...
Там четко-четко слышны речь и голос.
Безмолвно с горным я монахом здесь
прощаюсь.
Склоняю голову; привет вам - в белых тучах!
Ван Чжао Цзюнь
Ван Цян, или по прозванию (Ван) Чжао Цзюнь, красавица, взятая в гарем императора династии Хань (48-32 г. до начала нашей эры), будучи сначала незаметной и неизвестной, сыграла потом большую роль. Предание гласит следующее.
В императорских, так называемых, "дальних покоях" скопилось столько гаремных женщин, что повелитель не мог найти времени для их обхода. Тогда он велел придворным рисовальщикам изобразить портрет каждой из них и, судя по портретам, призывал к себе ту или другую. Одалиски, поняв секрет, старались подкупить мастера с тем, чтобы он изобразил их более красивыми, чем они на самом деле были. Но Ван Чжао Цзюнъ, гордясь своею красотой, не пожелала унижаться до подкупа и мастеру не дала ничего. Тот изобразил ее за это уродом, а император, взглянув на портрет, не удостоил ее приглашения.
В 33 году до начала нашей эры, хуннуский хан захотел породниться с императорским (Ханьским) домом культурной страны, которую сам притеснял, продолжая дело своих предков. Тогда для него, как для варвара, выбрали, судя по портретам придворных живописцев, самую уродливую из гаремных затворниц. Таковою оказалась Ван Чжао Цзюнь.
Перед тем как отправиться к месту своего назначения, она явилась откланяться своему повелителю. И вот тогда разыгралась драма. Красота ее ослепила и императора, и всех придворных с такой силой, что они тряслись от невиданного зрелища.
Император, который уже неоднократно нарушал свое слово, данное варвару-союзнику, был в отчаянии, но поделать ничего не мог. Разобрав в чем дело, он тут же приказал четвертовать и разбросать по кускам придворных мастеров, конфисковав все их имущество. Но было уже поздно - и Ван поехала к хуннускому хану.
