Надо, надо, надо уезжать,
Чтобы после не было так поздно.
***
На страну обиделись евреи
(Не нужны они своей стране)
И с обидой этою своею
Жить не стали в праздной тишине.
И не пожелали ждать и верить
В будущее светлое свое,
А решили взять да и проверить
В новом месте новое житье.
И снялись, и улетели стаей
В дальние и теплые края,
Книгу жизни заново листая,
Ткань ее по-новому кроя.
Дай им, Бог, в краях далеких этих
Мирного и сытного житья,
Счастья дай им, Бог, на белом свете,
Одного не дай лишь - забытья.
Чтоб под жарким солнцем вспоминали
Те края, где были рождены
Мерзлые, завьюженные дали,
Половодье бешеной весны,
Терпкий запах меда лугового,
Ручейка отчаянный извив
И щемящий звук родного слова,
И знакомой песенки мотив.
***
Если у Хаймовича новые ботинки
И пальтишко новое, но на сердце гниль,
Значит у Хаймовича счастья половинка,
А за целым счастьем нужно ехать в Израиль.
Ну а там, как водится, нелады с ивритом,
А долгов немаленьких аж на тридцать лет,
И мораль житейская явственно не скрыта:
Если счастья не было, то таки счастья нет.
Вот и получается - это грустно очень.
Как же быть Хаймовичу - пусть подскажет кто
Что нужнее, думает он дни свои и ночи,
Новая ли родина иль новое пальто.
Но пальто со временем может износиться,
А ботинки новые выходят свой срок,
И тогда Хаймовичу, может так случиться,
Не в чем будет броситься однажды наутек.
***
Мы отторгнуты, значит свободны,
Нелюбимы, несвязаны, значит,
Неразрывною связью природной,
Что других за границами прячет.
Мы отвержены, значит по сути
Обязательств иных не имеем,
Чем отдавшись влеченья минуте,
Делать то, что решаем и смеем.
Сиры мы, ведь мы отчьи могилы
Оставляем во имя блужданий.
Мы слабы, но с последнею силой
Отдаемся химере исканий.
И казалось бы, как мы неправы,
Как в исканиях этих некстати,
Но в блужданьях без цели и славы
Как мы правы потом в результате.
***
Не зря ты богоборцем назван,
Всевышним избранный народ.
В плену пророчеств и соблазнов
Из века в век, из рода в род
Рассеянный и распыленный
В иных и чуждых языках,
Ты божьи забывал законы
И божий гнев, и божий страх.
И часто мнил в своей гордыне,
Как и в начале всех начал,
Что уж теперь-то, уж отныне
За бороду ты бога взял.
И нарушал его заветы.
В чужих делах, в чужом краю
Чужим богам давал обеты
И душу предавал свою.
Вдвойне ты тем бывал унижен,
Втройне обижен тем бывал:
Так и не став чужому ближе,
Свое терял и забывал.
И словно в наказанье божье
За то, что преступил закон,
Судьбой низвергнут был к подножью
Иных народов и племен.
К чужим ногам и воле брошен
Своим желаньям вопреки,
Ты был размолот и искрошен
Веленьем божеской руки.
Но сквозь тысячелетий лета,
Кровавых ужасов года
Ты смог сказать, презрев наветы:
"Отныне больше никогда!"
Слепого рока униженье
Нелегкой одолев борьбой,
Души своей освобожденье
Ты сделал собственной судьбой.
Былого заживают язвы,
И новый род сменяет род.
Не зря ты богоборцем назван,
Мой Богом избранный народ!
***
...если я забуду тебя,
Иерусалим.
Меж адом житейским и раем
Живу, твоим светом храним,
Далекий мой Ерушалаим,
Мой близкий Иерусалим.
Души и покой, и томленье,
Ты радость моя и печаль,
Мечта и ее воплощенье,
Реальность и времени даль.
И если в сознанье тускнеет
Твой лик от меня вдалеке,
То чувствую я, как слабеет
Перо в моей правой руке.
***
Лицо мне перегаром грея,
Меня спросили неспроста:
"Зачем, скажи, твои евреи
Распяли нашего Христа?"
Он их, сомненьем не грешу я,
Ведь он средь многих их начал,
Еврейский парень Иешуя,
Что неевреям богом стал.
От Вавилонского плененья,
Где плакали у чуждых вод,
Евреи ждали без сомненья,
Что их спаситель к ним придет.
И был он для всего народа
Надеждою в нелегкий час:
"Давидова он будет рода,
И будет он царем у нас!"
Надежда эта крепла в силе
За веком век, за годом год.
Спасителя не торопили,
Но верили в его приход.
Он всем был нужен и потребен,
Но так несказанно далек,
Что за заботами о хлебе
Ему был не дан точный срок.
Но всякий раз, когда случалось
Жить в испытанье сил своих,
Народу верилось, казалось
Пришел Мессия, он средь них.
И приходили, и являлись
Из гущи и со дна его,
Спасителями назывались,
Хоть не спасали никого.
Случилось то во время Рима,
Был нестерпимо тяжек гнет,
Страдание неутолимо,
И ждал Спасителя народ.
И он пришел из Галилеи,
Похожий на "мессий" других,
Но все же странностью своею
Во многом не похож на них.
Не звал народ к сопротивленью,
А проповедовал покой.
Спасенье видел он в смиренье
Гордыни, что в душе людской.
И был он малость не от мира,
То ли святой, то ль дурачок,
Был при живой родне, как сирый,
И в личной жизни одинок.
Он от Крестителя в отличье
Не призывал народ к мечам,
Но даже в эдаком обличье
Опасен все же был властям.
И то сказать: не призывает,
И пусто в нищенской суме.
Но кто его, чумного, знает,
Что у него там на уме?
Вот говорит, что Богу сын, мол,
И люди слушают, дрожа,
Хоть и дурак, но все же символ,
А символ есть - жди мятежа.
А этим римлянам позволь-ка,
Им лишь бы повод отыскать.
И так народу гибнет сколько,
Пора, пора попридержать.
И в продолжение той темы
Средь мысленной тревожной тьмы:
"Уж лучше он один, чем все мы,
И пусть уж лучше он, чем мы".
И был среди забот пасхальных
Властями он под стражу взят,
И за неделей мук печальных
На римской дыбе был распят.
Дальнейшее от точки зренья
Зависит, изменяя взгляд.
Для христиан там - Воскресенье,
А для евреев - сущий ад.
Их мнимый грех, в тот день зачатый,
Застрял в умах, как в горле ком,
А ведь они не виноваты,
Что Иешуя стал Христом.
Во всем их после обвиняли,
И кто их тем не попрекал,
Но коль Христа бы не распяли,
То он и богом бы не стал.
А я взгляну немного шире
На ту историю с Христом:
Все, что творят евреи в мире,
Выходит боком им потом.
Взять хоть бы Маркса, хоть Эйнштейна,
Что к бомбе руку приложил,
Хоть Фрейда взять, что нелилейно
Нутро нам наше обнажил.
Все неприемлемо и клято,
Все отвергаемо вокруг,
Во всем евреи виноваты,
Одна вина и нет заслуг.
И мир, нисколько не добрея,
Опять нам цедит сквозь уста:
"Зачем скажите вы, евреи,
Распяли нашего Христа?"
Фрейлахс
1. Вы посмотрите, что за музыканты
Сегодня нам играют и поют.
Всегда дарят веселье их таланты,
Ну как же всем не веселиться тут.
Припев:
Так попляшите с нами, тетя Дора.
И стар, и млад пустились танцевать.
Играют фрейлахс, и в такую пору
Грешно, ей-богу, в стороне стоять.
2. Под эти звуки ноги сами пляшут,
Глаза смеются, а душа поет.
Пускай умчатся прочь заботы ваши,
Пусть голова немного отдохнет.
Припев.
3. Бывают танцы и другие тоже,
И очень даже модные на вид,
Но только фрейлахс сердце нам тревожит,
Один лишь он нам душу веселит.
Припев.
Семь - сорок
В семь-сорок поезд на Бобруйск,
Скорый поезд на Бобруйск
В дальний путь от вокзала уходит.
Я сам себя в душе корю,
Почему не говорю,
Что любовью давно горю.
Мы расстаемся снова,
Так будьте мне здоровы.
Я приготовил много слов для вас,
Но не успею их сказать сейчас.
Ой, уходит поезд на Бобруйск!
В семь-сорок поезд на Бобруйск,
Скорый поезд на Бобруйск.
Вся родня собралась у вагона.
Все мне советы подают,
На прощанье руку жмут
И приветы со мною шлют.
Я говорю им снова:
"Так будьте мне здоровы!"
А что мне вам сказать, родная,
Чтоб я так знал, как я не знаю.
Ой, уходит поезд на Бобруйск!
В семь-сорок поезд на Бобруйск,
Скорый поезд на Бобруйск.
Шум и гам, тарарам, суматоха.
Вокруг полно людей и пусть,
Никого не побоюсь
И признаться в любви решусь.
Но я кричу вам снова:
"Так будьте мне здоровы!"
И пусть мне так же горя не видать,
Как не успел я ничего сказать.
Ой, уходит поезд на Бобруйск!
Поехали!!!!!!!!!!!
"Кама зман...?"
Я пока еще не старец,
Но ответить на вопрос:
"Кама зман ата ба арэц?"
Уж не выпадет всерьез.
Потому что лет остатки
Пустяковый, в общем, срок,
