как дерево чернеет при луне.
Но сердце все ж напоминало мне:
Зеленым дерево становится с зарей.
* * *
Здесь, в одиночестве этой ночи,
где белые звезды шлют лучи,
дрожат в небесах заиндевелых, -
в одиночестве всей этой ночи целой,
накрывающей все, что видно глазам -
жизнь и год, расписанный по часам, -
в хрустале этой ночи, в черноте без дна
время скрыло следы.
Так чем
отличается эта ночь одна
от всех остальных ночей?
Вот мы воскресли.
Все по-прежнему идет.
Ничто здесь не успело измениться.
Вот только лишь часы ушли на час вперед,
И равнодушней стали близких лица.
Ночью вагоны прошли, но что я могла понять,
что разглядеть при мелькнувших огнях, что ушли навсегда?
Ведь догадаться нетрудно: подобные поезда
На полустанках не станут стоять…
* * *
Я не в пустыне. Ведь там нет часов,
а здесь — есть. Я боюсь опоздать.
Ветвер швыряет мне листья в лицо,
листья летят на мое крыльцо.
Разве здесь — пустота?
Ночь
В небесах колесница и семь звезд.
И на небе,
как и на земле пока еще,
никто никогда не слушал всерьез
ни злодея,
ни праведника,
ни раскаявшегося.
* * *
Десять раз,
может быть, двадцать раз
мне сопутствовала удача.
Только кто сказал,
что и в этот раз
мне сопутствовать будет удача?
И вот стало ясно мне,
что я не нужна никому,
ни тропинки во всей стране
не ведет к крыльцу моему,
и я осознала вполне:
я не нужна никому –
и тогда упало, застлало свет
одиночество и печаль.
Если б плакать могла я – что же,
в одиночестве плачут тоже,
только как мне смеяться, если в ответ
даже эхо будет молчать?
На том месте, где дерево это растет,
мы вместе мечтали тогда.
На том месте, где дерево это растет,
В те дни бродили стада.
Здесь черные козы бродили в тот вечер,
а нынче здесь дерево – вместо стада,
и в окошке рядом
зажигают субботние свечи.
Перевод с иврита: Мири Яникова
Переводы Стаса Могилевского
А Бога я увидела в кафе...
А Бога я увидела в кафе.
Убогий, виноватый, осторожный
Явился он средь дыма сигарет
И мне шепнул он: «Жизнь еще возможна!»
Он на любовь мою был не похож —
Несчастлив — возле нас, он на свету
Как призрачная тень от света звезд
Собою не заполнил пустоту.
В лучах заката, бледный, будто каясь
Пред ликом смерти за свои грехи,
Спустился вниз, чтоб людям в ноги пасть
И попросить прощения у них.
В час когда гаснут искры заката...
В час когда гаснут искры заката на глади стекла,
И сгущаются тени в груди задремавших часов,
Вижу, будто с улыбкой сестра мимо двери прошла,
И склонилась над книгою мать у себя за стеной.
Я поэмы пишу — и посланья любви
И отраву минувшего слабо рука ворошит.
Я листаю страницы, где нету ответа, увы,
На вопросы, которые мы не смогли разрешить.
Пеплом времени гаснут мгновенья и падают вниз.
Я мечтаю о том, кто назавтра забудет меня,
Словно сто листопадов, кружат мемуаров листы
И порхают над бледным челом уходящего дня…
Это было так далеко —
Может Дели, а может Пекин
(А быть может, то был Берлин -
В кафе, в тусклом свете лучин).
Девушки, как фарфор, бледны
Кружились в танце весны
(А быть может, то был фокстрот
В кафе, сквозь сигарный дым).
И двое в масках молчали,
Скрививши в усмешке рот
И глядя печально вдаль
Взирали на танец тот.
И тогда с цветущих дерев
Иль из вазы между столов
Упала к ногам их ветвь
Вся в снегу вишневых цветов.
Он поднял дар Богов и вплел
В свои волосы светлую ветвь,
И цветы стали солнцем цветов,
И пространство заполнил их свет…
Это было так далеко -
Может Дели, а может Пекин
(А быть может, то был Берлин —
В кафе, в тусклом свете лучин).
Некрасивая девушка, тебе двадцать два.
Задута свеча на субботнем столе.
И как в свете небес бледна и прозрачна луна
Ты всегда — где-то над бездною и одна…
Скорбь поет в твоем смехе тоскующем,
Сердце твое — длань того, кто просит дождя -
Ждет слова обнадеживающего и чарующего,
Такого, что завтра сказать нельзя.
Есть и тот, что в ночи в твои двери стучится,
А наутро — следы, что застыли на комьях мечты…
И о том, чтоб вернулся он вновь, не желая молиться
Раня губы целуешь их ты…
На этих стенах не цвела весна,
Из пепельницы реденький дымок
Не возносился жертвою богам
Под потолок.
И лист открытой книги не шептал
Мне с дрожью Имя Бога. Свет зеркал…
Здесь только я и та, что за стеклом.
И запах дня потерян средь ковров,
Свет лампы темно-охристых тонов…
Здесь, на картине мертвенного цвета
Смеются мне Ромео и Джульетта…
Улочка узка.
Хохот. Звон ведра.
Девушка прошла.
Ярко-алый бант.
Пропорхнула тень
Обнаженных ног.
Камень серых стен
Одинок.
(1). Открытие
Не забудем, как шли мы тропинкой, широким полем,
И как взгляды наши взмывали в вершину неба,
И как рос одиноко, средь тысяч других колосьев,
Тоненький колосок с глазами зеленого цвета.
И был путь широк… И нам хотелось смеяться,
И надеялись мы умереть, проходя по полю -
Если наши сердца не наполнить великим счастьем,
То они безвозвратно умрут от великой боли.
(2). Под дождем
Воды принесла, хлеб преломила.
Смуглой рукой обняла кувшин.
Стен белизна. Образа. Мария.
Воды принесла, хлеб преломила.
Блеск небосвода, свет ярко-синий.
Марево. Свет дрожит.
Дождя синева. Глубина. Волненье.
Встать. Помолиться. Идти к двeри.
Смущенье. Улыбка. Прикосновенье.
Глаз синева. Глубина. Волненье.
Стояла под ливнем. Стояла в сомнении.
Стояла как тихое дерево.
В конце концов на берег моих снов
Я выйду: платья шлейф взовьется к небу
С отчаянным покоем… Судно тонет.
Сольется парус с тьмою водопада.
И это - моя песня. И маяк
Погасшим фонарем помашет молча,
Увы, не озарив во мраке страха
Мой разум - уплывающую лодку.
Осколки боли не сожмет рука,
С глаз не спадет слеза мечтательной печали.
Когда ж свет утренний промолвит мне: "Конец",
Дверь отворит ему холодная улыбка.
Дай мне умереть не закрыв глаза,
Обняв любимую землю;
Простая бедная смерть - как сестра
Дереву, камню, стеблю.
Припаду к земле, к зеленым лугам,
И услышу: полями звонко
Слышен конский топот издалека
И легкий шажок ребенка.
Звуки танца стихли, песнь зари
Оживает, окна догорели.
И во тьме - создатель бросил кисть:
Расплескались краски акварели.
И от этого бледнеют небеса,
С моего лица еще не сходит
Ночи синь; порой моя душа
Пробуждается, хоть знает, что не стoит.
Раскрошилась ночь, как пепел сигарет.
А к чему сомненья у закрытой двери?
Унеси меня безжалостно, скорей,
Час рассвета, завтрашнее время!
По стене кольца дыма тенями ползут,
К занавескам легким летят.
И часы меня видят, но не узнают
Мой притихший взгляд.
Стрелки бровей удивленно подняв
Вопрошаю я: Ты ль это? Та ль,
Что хотела, истертые зубы сжав,
Грызть завтрашнюю печаль?
