Зинаида Гиппиус - Стихи. Дневник 1911-1921

Медный грохот, дымный порох,
Рыжелипкие струи,
Тел ползущих влажный шорох…
Где чужие? где свои?

Нет напрасных ожиданий,
Недостигнутых побед,
Но и сбывшихся мечтаний,
Одолений — тоже нет.

Все едины, всё едино,
Мы ль, они ли… смерть — одна.
И работает машина,
И жует, жует война…

Радостно люблю я тварное
Святой любовью, в Боге.
По любви восходит тварное,
Наверх, как по светлой дороге.

Темноту, слепоту любовию
Вкруг тварного я разрушу.
Тварному дает любовь моя
   Бессмертную душу.

Вместо елочной, восковой свечи
бродят белые прожекторов лучи,
сверкают сизые стальные мечи
вместо елочной, восковой свечи.

Вместо ангельского обещанья
пропеллера вражьего жужжанье,
подземное страданье ожиданья
вместо ангельского обещанья.

   Но вихрям, огню и мечу
   покориться навсегда не могу.
   Я храню восковую свечу,
   я снова ее зажгу

   и буду молиться снова:
   родись, Предвечное Слово!
   Затепли тишину земную.
   Обними землю родную…

Что мне делать со смертью — не знаю.
А вы, другие,— знаете? знаете?
Только скрываете, тоже не знаете.
Я же незнанья моего не скрываю.

Как ни живи — жизнь не ответит.
Разве жизнью смерть побеждается?
Сказано — смертью смерть побеждается.
Значит, на всех путях она встретит.

А я ее всякую — ненавижу.
Только свою люблю, неизвестную.
За то и люблю, что она неизвестная,
Что умру — и очей ее не увижу.

Зеленолистому цветку привет!
Идем к Зеленому дорогой красною,
Но зелен зорь весенних тихий цвет,
И мы овеяны надеждой ясною.

Пускай он спит, закрыт — но он живет!
В Страстном томлении земля весенняя…
Восстань, земля моя! И расцветет
Зеленопламенный в день воскресения!

Развейся, развейся, летучее знамя!
По ветру вскрыли, троецветное!
Вставайте, живые, идите за нами!
Приблизилось время ответное.

Три поля на знамени нашем, три поля:
Зеленое — Белое — Алое.
Да здравствует молодость, правда и воля!
Вперед! Нас зовет Небывалое.

В нашем Прежде — зыбко-дымчато,
А в Теперь — и мглы, и тьмы.
Но срослись мы неразнимчато -
Верит Бог! И верим мы.

Радостные, белые, белые цветы…
Сердце наше, Господи, сердце знаешь Ты.

В сердце наше бедное, в сердце загляни…
Близких наших, Господи, близких сохрани!

Он принял скорбь земной дороги,
Он первый, Он один.
Склонясь, умыл усталым ноги
Слуга — и Господин.

Он с нами плакал, Повелитель
И суши, и морей.
Он царь и брат нам, и Учитель,
И Он — еврей.

Приманной легкостью играя,
Зовет, влечет свободный стих.
И соблазнил он, соблазняя,
Ленивых, малых и простых.

Сулит он быстрые ответы
И достиженья без борьбы.
За мной! За мной! И вот, поэты -
Стиха свободного рабы.

Они следят его извивы,
Сухую ломкость, скрип углов,
Узор пятнисто-похотливый
Икающих и пьяных слов…

Немало слов с подолом грязным
Войти боялись… А теперь
Каким ручьем однообразным
Втекают в сломанную дверь!

Втекли, вшумели и впылились…
Гогочет уличная рать.
Что ж! Вы недаром покорились,
Рабы не смеют выбирать.

Без утра пробил час вечерний,
И гаснет серая заря…
Вы отданы на посмех черни
Коварной волею царя!

А мне — лукавый стих угоден.
Мы с ним веселые друзья.
Живи, свободный! Ты свободен -
Пока на то изволю я.

Пока хочу — играй, свивайся
Среди ухабов и низин.
Звени, тянись и спотыкайся,
Но помни: я твой властелин.

И чуть запросит сердце тайны,
Напевных рифм и строгих слов -
Ты в хор вольешься неслучайный
Созвучно-длинных, стройных строф.

Многоголосы, тугозвонны,
Они полетны и чисты -
Как храма белого колонны,
Как неба снежного цветы.

Два ответа: лиловый и зеленый,
два ответа, и они одинаковы;
быть может, и разны у нас знамена,
быть может — своя дорога у всякого,
и мы, страдая, идем, идем…
Верю… Но стих-то мой не о том.

Стих мой — о воле и о власти.
Разве о боли? Разве о счастьи?

И кем измерено, и чем поверено
страданье каждого на его пути?
Но каждому из нас сокровище вверено,
и велено вверенное — донести.

Зачем же, «бездомно скучая», ищем
на «мерзлом болоте» вялых вех,
гордимся, что слабы, и наги, и нищи?
Ведь «город прекрасный» — один для всех.

И надо,— мы знаем,— навек ли, на миг ли,
надо, чтоб города мы достигли.

Нищий придет к белым воротам
в рубище рабства, унылый, как прежде…
Что, если спросят его: кто там?
Друг, почему ты не в брачной одежде?

Мой стих не о счастьи и не о боли:
только о власти, только о воле.

Стоны,
Стоны,
Истомные, бездонные,
Долгие, долгие звоны
Похоронные,
Стоны,
Стоны…
     Жалобы,
     Жалобы на Отца…
     Жалость язвящая, жаркая,
     Жажда конца,
     Жалобы,
     Жалобы…

Узел туже, туже,
Путь все круче, круче,
Всё уже, уже, уже,
Угрюмей тучи,
Ужас душу рушит,
Узел душит,
Узел туже, туже…

     Господи, Господи,— нет!
     Вещее сердце верит.
     Тихие ветры веют.
     Боже мой, нет!
     Мы под крылами Твоими.
     Ужас. И стоны. И тьма…-
                    а над ними
     Твой немеркнущий Свет!

Рождество, праздник детский, белый,
когда счастливы самые несчастные…
Господи! Наша ли душа хотела,
чтобы запылали зори красные?

Ты взыщешь, Господи, но с нас ли, с нас ли?
Звезда Вифлеемская за дымами алыми…
И мы не знаем, где Царские ясли,
но все же идем ногами усталыми.

Мир на земле, в человеках благоволенье…
Боже, прими нашу мольбу несмелую:
дай земле Твоей умиренье,
дай побеждающей одежду белую…

Нет, никогда не примирюсь.
   Верны мои проклятья.
Я не прощу, я не сорвусь
   В железные объятья.

Как все, живя, умру, убью,
   Как все — себя разрушу,
Но оправданием — свою
   Не запятнаю душу.

В последний час, во тьме, в огне,
   Пусть сердце не забудет:
Нет оправдания войне,
   И никогда не будет.

И если это Божья длань -
   Кровавая дорога,-
Мой дух пойдет и с ним на брань,
   Восстанет и на Бога.