Письмо матери
Я знаю, ты на линии огня
лицом к врагу – он подлый и ужасный.
Ты был надеждой светлой для меня -
единственный, желанный и прекрасный.
А враг глумится над отчизной нашей.
Будь твёрд в бою, отважен и бесстрашен.
Не жди, пока укутают снега
всю землю – там, где смерть летала.
Убей его, сейчас убей врага!
Он ненасытен и ему всё мало.
Будь прокляты кремлёвские злодеи.
Молю тебя – нажми курок скорее.
Мы отошли от Ветхого завета.
У нас теперь одно лишь чувство — Месть.
Он мёртв уже – благодарю за это!
Я от тебя лишь эту жажду весть.
С лица земли их будет сотни стёртых
врагов — за каждого из наших мёртвых.
Свищет пуля в чистом поле,
ищет дурака.
Поскитайся ты на воле,
погуляй пока.
Глупый «сепар» и не знает –
пуля та – его.
Будет меньше в хищной стае,
только и всего.
Заманили, обманули,
слали воевать.
Я пошлю другую пулю
тоже погулять.
Что забыл ты здесь, русский солдат,
заблудился, дороги не зная?
И теперь ты бредёшь мимо хат,
по пути их от скуки взрывая.
Мыл бы лучше машины в Перми,
пил бы водку да разные смеси.
А теперь ты – изгой меж людьми,
дурачок из разыгранной пьесы.
Звёзды тлеют на башнях в Кремле,
смотрят вниз на людей виновато.
Роет трактор могилу в земле
для тебя, нынче бывшего "брата".
Помянуть бы его, да зачем?
Пусть хоронят друзья как собаку.
Он любил только спирт, АКМ,
баб дешёвых, да пьяные драки.
Дремлют мины – слева, справа,
не показывая нрава.
Он здоровый, с мордой пьяной,
напрямик пошел упрямо.
Пёр как танк – кошмар и ужас,
а в глазах бесцветных – стужа,
весь в наколках и беззубый,
ненавидел герб трезубый.
Так спешил от лютой злости,
что оставил в поле кости.
Вон – лежит, совсем не дышит.
Похоронки не напишут.
Не смотрел себе под ноги
и в кювете, у дороги
он нашёл себе конец.
Дэ-нэ-эровец… Пипец!
Идёт жестокая расплата
за праздность прошлых, горьких лет.
Здесь безымянного солдата
не вспомнят через много лет.
Он был обманут, зов наживы
его позвал в далёкий край.
И днем, и ночью голос лживый
им обещал солдатский рай.
У свежевырытой могилы
стою, смотрю на части тел.
Чем нам трудней, тем крепче силы.
А он, я знаю, жить хотел.
Пал туман, укрыл дорогу,
наш блокпост и дальний лес.
День прошёл – и, слава богу.
Тянет холодом с небес.
За сегодня – три обстрела,
фронтовая канитель...
В перекрестие прицела
не вошла чужая цель.
На обед опять тушёнка,
чад из печки, крепкий чай.
«Ты, война, уже в печёнках».
- Тут подумал невзначай.
Слышал я – в разведку что ли
был приказ на завтра дан.
Хоть опять бы в этом поле
был такой густой туман.
Жёлтый лист. Так осень метит
переход сезонов года.
Беспилотник не заметит
наш блиндаж, костёр у входа.
Тихий день венчает лето.
Было только два обстрела.
Просвистели пули где-то,
не затрагивая тела.
Что же завтра? Неизвестно.
Дни идут неторопливо.
Мелкий дождь идёт отвесно,
утомительно-сонливо.
"Бессонница... Тугие паруса..."
Я этот стих прочёл до середины.
Что делать мне с безлюдностью равнины,
когда звучат незримо голоса?
Спокойны мысли, плещется вода
и корабли, как статуи, застыли.
На землю тихо сумерки сходили,
а тучки мчались, мчались в никуда.
Приходит ночь, но без луны она,
и пахнет краской, а на окнах шторы.
Сплетались сны причудливо в узоры.
Обманчивы покой и тишина.
«Есть в небе тайны, только нет границ».
- Холодный ветер прошептал невнятно.
Ведь утром здесь, откуда – непонятно,
возникнет шелест стаи хищных птиц.
А город спит, укрывшись душной тьмой,
но ведь и он подвластен разрушенью.
Любовь и Смерть, смыкаясь чёрной тенью,
его обводят траурной каймой.
Раскинулся город у моря привольно
и там затерялся в объятьях тумана.
А мальчик не плакал, когда было больно,
считал себя взрослым, хотя было рано.
Зима тут без снега – в том нету упрёка,
но плакали чайки, над зыбью летали.
А тучи сгущались и шли к нам с Востока.
Они были мрачные, словно из стали.
Когда его мать посылала за хлебом,
не думал ребёнок, что смерть – это скоро.
И плачет душа, отправляясь на небо,
задумчиво глядя в глаза нам... С укором...
Был жаркий бой, Дебальцево горело
и ночь глухая превращалась в день.
А город словно вымер от обстрела,
немой и страшный, схожий на мишень.
Влюбленный в бой жалеть уже не станет
врагов погибших – к ним пощады нет.
Пройдёт безумство, новый день настанет...
Ну, а пока, - сменяет ночь рассвет.
Про этот бой писать пока что рано,
ещё звучит орудий грозных гром,
ещё не вышло солнце из тумана,
ещё стоим лицом к лицу с врагом.
Бой закончен. Снова в поле
разбросала смерть тела.
Мы спаслись от этой доли,
испытав всю силу зла.
Догорает танк в посадке.
Склон снарядами изрыт.
Где служил ты – на Камчатке?
Почему ты здесь убит?
Зарываем наспех в землю
неопознанных солдат.
«Тут работы на неделю...»
- Командиры говорят.
Мы очнулись, отступая
были скованы в кольцо.
Пули воют не смолкая,
овевает смерть лицо.
Порыжела степь от крови,
мы идём сквозь гарь и дым.
Долг – как много в этом слове,
раз конец неотвратим.
Без снарядов и патронов
невозможно воевать.
У войны свои законы
и забвения печать.
Вы не верьте, люди, сплетням.
Было множество причин.
Уходил тогда последним,
поздно ночью и один.
Жив останусь, в мемуарах
опишу свои года.
Уходящий край в пожарах
я запомнил навсегда.
Сгущаясь, тучи грозовые
накрыли поле спелой ржи.
Живём мы в годы роковые
среди предательства и лжи.
Они опять пошли в атаку.
Бил беспрерывно миномёт.
Но ждали все, внимая знаку,
мечтая ринуться вперёд.
Потом вмешалась наша арта,
наполнив трупами пейзаж.
Их снайпер в приступе азарта
стрелял упорно в наш блиндаж.
Гремели древние куранты:
у нас к врагам прощенья нет.
А молодому лейтенанту
пробил свинец бронежилет.
Пройдя рубеж огня и стали,
прольёмся мы дождями в муть.
В селе далёком провожали
друзья его в последний путь.
