* * *
Оркестр запел что-то нежное, нежное,
Что-то гордое, одинокое.
То ли море ко сну отходило безбрежное,
То ли поле просыпалось широкое.
То на веслах шел я по Дону великому,
То с косою отточенной плыл по раздолию.
То журавли надо мною курлыкали,
То я сам свистел соловьем-разбойником.
То спешил на коне в голубые, ковыльные,
Мной открытые новые, нежные дали,
То твои невозможно прелестные, сильные
Крылья белые шею мою обвивали.
Моя любовь не крик «Спасайте!»,
Не окровавленный заход,
Она как деревце, — посадят,
Польют — оно уже растет!
В ней что-то от росы на травах,
От хвойности густых боров,
От ветерка на переправах
И от привета: — Будь здоров!
Моя любовь — моя забота,
Моя печаль и мой экстаз,
А главное — моя работа,
Она бездельничать не даст!
Любовь, дороги, странствия —
Вот я чего хочу.
Глядеть в твои прекрасные
Глаза и льнуть к плечу.
Поигрывая веслами,
Идти через пороги
И выходить на росные,
На новые дороги!
Не в клетке нам, любимая,
Томиться канареечной,
Для нас необходимое
Не утлый быт, а вечность.
Широкое шагание
Под ливнем солнца частым,
Большое обладание
Большим и редким счастьем!
Друг ты мой верный, лебедушка нежная,
Праздник мой, светлое рождество мое,
Кто для нас выдумал неизбежное,
Чтоб целовал я тебя, божество мое!
Чтобы в толпе, где все суетно мечется,
С сетками, с сумками, свежей «Вечеркою»,
Я узнавал из всего человечества
Только тебя, — остальное вычеркивал!
Чтобы ходил, на витрины заглядывал,
Думал, а чем бы тебя мне порадовать.
Что бы такое придумать Заглавное,
Чтобы сияла ты всеми каратами.
Чтобы светилась, как радуга майская,
И излучала свое многолучие,
Чтоб говорила мне ласково-ласково
И пробуждала все самое лучшее!
Самое чистое, самое яркое,
Самое что ни на есть распрекрасное.
Ландыш мой белый, душистая ягода,
Радость моя, мое солнышко ясное!
Уваженья, вниманья, доверия, скромности —
Вот чего я хочу.
В мир, с его многоликой и сложной огромностью,
Только так я лечу!
Если другом ты близким не узнан, не понят,
Что вся жизнь? Жалкий крах!
Что вся мебель и роскошь с удобствами комнат?
Тлен и прах!
Ты щедра и добра, и в тебе от природы
Добрый голос поет.
Через путь мой нелегкий, через страшные годы
Он мне весть подает.
Я спешу на большую и людную площадь,
Там пылает мой мак.
И во мне разрастаются дивные рощи,
И взмывается флаг!
Я тебя не предам. Ты мне — мать и Россия,
Добрый друг и жена.
И душа моя плещет по-волжски красиво,
Вся тебе отдана!
Первый снег.
Припорошена озимь снежком.
В лес, в березник,
Идем мы по полю пешком.
Озимь как изумруд.
Зябнут, ежатся усики ржи.
Ты бежишь в сапогах,
Озорно окликая: — Держи!
Вот и лес. Вот и елочка,
Вот и костер.
Вот скамейка лесная
И кем-то сколоченный стол.
Вместо скатерти снег
На обеденном нашем столе,
Яркий, солнечный свет
В путевом хрустале!
Как прохладно вино,
Как твой взгляд неподкупен и смел,
Знаешь ты и сама,
Почему про тебя я запел.
Мы одни. Тишина.
На снегу красногрудый снегирь.
Я люблю этот лес, и тебя,
И певучую русскую ширь.
В царстве белых берез,
В коридорах зимы,
Никого! Тишина.
Только наша любовь! Только мы!
Зима застала нас в Коломенском,
У чуть замерзшего пруда.
Трава под первый снег хоронится,
Ей там тепло. А нам куда?
В острог прикажете податься,
Взойти на лестничную круть?
Присесть, вздохнуть, поцеловаться?
Со страхом вместе вниз взглянуть?
Увидеть землю, снег, соборы
И зеркало Москвы-реки,
Промолвить заодно с тобою:
— Река, родимая, теки!
Так и решили! Я под крышу
Залез, тебя к себе зову,
Я больше никого не слышу,
Одной тобой теперь живу!
Сидим, любуемся снегами,
Седою древней стариной,
И нет раздоров между нами,
И мы счастливые с тобой!
Быть с тобою — не срок отбывать, не в тюрьме
сидеть,
Быть с тобою — Вселенную, мир понимать,
Разговаривать с белой порошею, с месяцем
И влюбленно глазами поля обнимать.
Быть с тобою — настраивать сердце на музыку,
На доверие и на большую любовь,
Черпать воздух не комнатою, не фрамугою,
А большими ковшами долин и лугов.
Быть с тобою — не каяться, не виноватиться,
Нет зимы, если любишь! Душа как кристалл.
Как мне нравится темно-вишневое платьице,
Как к лицу твоему цвет сережек пристал!
Быть с тобою — блаженство, полет и парение
Над полями, лесами, сияньем холмов.
Ты — родник мой звенящий, мое утоление,
Мой надежный маяк среди бурь и штормов!
Лапупя, моя лапунюшка,
Тихоня, моя тихонюшка,
Встань под мое оконушко,
Взойди ко мне, красное солнышко!
Люблю я тебя, лапунюшка,
О тебе моя крепкая думушка,
Быть бы нам с тобой в одном тереме,
Как бы жили мы, как бы пели мы!
Для тебя, моя чистая горлинка,
Занималась бы в тереме зоренька,
Для тебя, моя лебедь белая,
Руки что-нибудь вечно бы делали.
Я дарил бы тебя, чудо-женщина,
Оксамитами, скатным жемчугом,
Сердоликами, аметистами,
А еще поцелуями чистыми.
Ты ступала бы в светлом тереме
Упоенно, легко и уверенно.
Мне бы не за что было гневаться
На тебя, моя красная девица.
Лапуня, моя лапунюшка,
Тихоня, моя тихонюшка,
Встань под мое оконушко,
Взойди ко мне, мое солнышко!
Голос твой слышу, утренний, свежий,
Ровно в девять, как было обещано,
А за окошком дремлющий, снежный
Лес, и на узенькой тропочке женщина.
Это не ты! И меня не волнуют
Эти сапожки, пальто из ратина,
Кто-то, наверно, и эту целует.
Пусть! Для меня только ты, Алевтина!
Тонко колеблется в трубке мембрана.
Техника речь твою бережно пестует.
Так еще все неосознанно — рано.
Все еще спит, а любовь уже действует.
Сходятся двое на поединок,
Не для убийства, а для возрожденья,
Так у нас все добровольно едино,
Так мне приятны твои возраженья.
Да, не поеду. Да, буду дома.
Буду работать, вести свои борозды.
Елки от крепкого зимнего рома
Клонят к земле свои белые бороды.
Солнышко в соснах вспорхнуло жар-птицею,
Встало, пошло над землей, над Памирами.
Милая! Ты мне мой суд и юстиция.
Можешь казнить, но и можешь помиловать!
