Андон Чаюпи - Поэзия социалистических стран Европы

И куски они с пеплом ели
И глядели на грубую скамью.
Ведь они еще не умели
Заговаривать совесть свою.

Теперь скамью отодвинь.

Где он, твой отчий дом?

Его разбомбили, сровняли с землей; он травою порос.
Там играют дети. У них
Незнакомые лица.

Где он, родимый твой край?

Под быстрой волной облаков. Под высокой
Зеленой листвой. Спеют яблоки в наших садах.
Род людской наконец поумнел,
И губители стран и чужих городов
Ошиблись в расчетах — впервые с тех пор,
Как разрушена Троя.

Караваи у нас
Не падают с неба. Зато
И бомбы не падают тоже.

Самобранки-скатерти нет
В моей стране. Но еды и питья
Хватает на всех. Стол накрыт
Под быстрой волной облаков, под листвою зеленой.

Ты откуда пришел?

Я пришел на короткий срок
Из утробы земли.
Но вернусь в нее снова.
Так всходит зерно
И зерном возвращается в землю.

Лишь когда ты,
Каменщик,
Скажешь:
Я этот дом построил,
Его не посмеют разрушить —
Только тогда
Ты завершил труд.

Лишь когда ты,
Токарь,
Скажешь:
Я выточил этот ствол,
Его на детей не посмеют направить —
Только тогда
Справедлив твой труд.

Лишь когда ты,
Гражданин,
Скажешь:
Я творец этой страны,
В ней не будет больше униженных и голодных —
Только тогда
Ты
Сделал свое дело.

По существу бессмысленна природа:
ни снег, ни облака, ни Млечный Путь,
ни жизнь, ни смерть вам сами не откроют
загадку жизни, смысл ее и суть.

Не объяснят вам никакие боги
закон тот мудрый, что безмерно прост,
который неуклонно управляет
движеньем тайным атомов и звезд.

Суть бытия ищите в человеке!
Мысль человека создал человек —
творец всего, что украшает землю
и что на ней останется вовек.

Смысл бытия: стремясь к высокой цели,
прожить достойно на земной звезде,
не строя счастья на чужом несчастье,
не наживаясь на чужой беде.

Они узнали о страшных бесчинствах,
которые творятся
по ту сторону горы:
враг сжигает деревни,
насилует женщин,
убивает мужчин,
бросает в костер младенцев
и угоняет скот…

Вестник
внушал доверье.
Задолго до половодья,
бывало, он сообщал
об уровне воды
в весенних реках
и прочих капризах погоды.
Его принимали радушно,
выслушивали советы,
к тому же не забывали
одарить по заслугам.

Но в этот раз
жито стояло в полях,
погода благоприятствовала уборке.
Зачем вдруг
явился вестник?
Его внимательно выслушали
и наградили…
И все-таки
жито стояло в полях,
и погода была устойчивой,
и в домах готовились
к празднику урожая…

Так, в самый разгар уборки,
к ним ночью
вломился враг.

Лишь трое остались в живых:
те, кто, взяв в руки оружье,
вышли против врага.

Была ли она хороша неизвестно так как
воспоминанья уцелевших узников
разноречивы уже цвет волос
называют по-разному в картотеке
не сохранилось фотографии она
по-видимому была родом из Польши

Летом ходила она босиком и зимой написала
семь писем

шесть скатанных в трубочку писем таились
под арестантской одеждой на плацу прилипали
к измученным телам вспоминались во сне доходили
до адресата оставшегося неизвестным он не может
быть свидетелем на процессе

седьмое выдали за пайку хлеба

Лиля на допросе Лиля в лагере Лиля в бункере
свист бича адресат кто он был говори
молчишь почему знойным летом ведь птицы
поют поперхнувшись дымом

некто в черном СС театрал кличка пса из классического
репертуара нашел что
глаза будут откровенней чем губы

узники выстроенные в две шеренги дорога
дикая аллея подпиленных деревьев здесь она
должна была пройти и одного выдать

в глазах теперь дело вели прикажи закажи беззаботность
мускулам крови ты часто ходила здесь помнишь
каждый камень ты помнишь Лиля
Лиля каждый

ее лицо проходило мимо
рассказывали уцелевшие они
дрожали от страха Лиля шла как мертвая
и вот некто в черном чей пес по кличке Гамлет
рычал приказал довольно

с той минуты ее не видели

а другие рассказывали она улыбалась
пока шла причесывалась пальцами
была сразу же уведена в газовую камеру
и это было больше двадцати лет назад

о ней потом говорили долго

в шестьдесят пятом году судьи во Франкфурте
занесли в протокол Лиля
фигура мифическая этот
пункт следует из обвинения исключить

в письме говорили было написано мы
не выйдем отсюда мы
видели слишком многое

Другие придут и скажут про нас: они были честны.
(А это кое-что значит в эпоху заборов и дверных запоров!)
В то время, когда стихи были еще прозой (поэтов мало, работы много!),
они писали ради гонорара и освобождения человечества.
Но как отделывали людей, чурбаны!
Грудную клетку хотели вскрыть гаечным ключом, о, пытка!
Косметика молотом фразы! Любовный шепот на телячье-немецком!
Революция с барабаном ландскнехта!
Разве они не знали о губах,
дрожащих, когда с них срывается новое слово?
Разве не приходилось им биться о новые берега прибоем ритмов?
Ах, вам куда проще: сердцебиение вы слышите просто ухом.
Вашими обычными словами будут городиться огороды стихов.
Ваша революция может быть радостной и планомерной, как общественная игра.
Наши луга покажутся вам лужайками,
а то, что мы зовем бурей, — ленивым ветерком.
Но мы оставляем это себе: быть забытыми завтра!
Потому что вы понесете в себе ветер революции и ветер противоречия:
чтобы из искры возгорелось пламя, ему нужен ветер.
И вы также будете писать ради освобождения человечества и ради вашей же муки:
поскольку она преходяща, и вы будете преходящими.

Конь мой сивый, неспесивый,
Добрый конь с лохматой гривой,
Я Люблю твою потную мыльную сбрую
И пропахшую юшкою зелень парную.

Лоб костистый, зато крепкий,
Ноздри мягче грудей девки,
Ты взвали меня на спину, коль хватит силы,
Чтоб я чуял щекой напряженные жилы.

Конь печальный, аж до смерти,
Белый след шлеи на шерсти,
Подружись ты со мной, как с волом круторогим,
И ко мне вечерять заходи-ка с дороги.

Дам водицы из кувшина,
Дам соломки из овина,
Дам и соли две жмени, и свежего хлеба
И в окошки пущу к тебе синее небо.

Бровь не хмурь, беду ночуя,
Все сказать тебе хочу я!
А как ночка настанет, я двери прикрою,
И ко сну мы помолимся вместе с тобою.