Борис Поплавский - Сочинения

Я Шиллера читать задумал перед сном.
Но ночь прошла; я не успел раздеться.
Все та же ты на языке ином,
Трагедия в садах Аранжуэца.

Хоть Карлосу за столиком пустым
Уж не дождаться королевы детства,
И перейдя за Сенские мосты,
Он не увидит лошадей для бегства.

Хоть безразличнее к сыновьим слезам
Отец наш, чем король Филипп Второй,
Хоть мы казненному завидуем порой:
Вставая в саване и с обостренным носом.

Чтоб вновь, едва успев переодеться,
В кофейне, разукрашенной стеклом,
Играть на скудном языке родном
Трагедию в садах Аранжуэца.

Голубая модная Мадонна
Надевает соболя и бусы,
Покидает север баспардонный,
Улетает на аэробусе.

По оранжевой свинцовой туче
Алюминиевый крест скользит.
А влюбленный падает в падучей,
На дорожке парке егозит.

И поют сверкающие сферы,
С контрабасами крестов винтов,
Над смешным цилиндром Агасфера.
Что танцует средь полярных льдов.

Пролетает совершенный голубь.
Гидроаэроплан святого духа,
Над водой лузурною и голой,
Как брачующаяся молодуха.

Абсолютный, совершенный, ложный.
Простирается воздушный путь.
Освиставшего балет наложниц,
Избежавшего чудес и пут.

А внизу, где вывеска играла.
Где гремел рояльный автомат,
Рыцарь, тонкое подняв забрало,
Пил у стойки изумрудный яд.

И с гармоникой четырехрядкою,
В сапогах, в манишке колесом,
Пляшет дьявол, старый враг порядка,
С отвращением землей несом.

И насмешливо потупив взоры,
На оранжевые сапоги,
Стихотворные идут танцоры,
Человеческие враги.

И красавцы черти, на машинах,
На шарах, кивая с высоты,
Расточают молодым мужчинам
Розовые, тихие цветы.

А бесстрашный мир глядит назад
И свистит, скользя и уплывая,
По лиловому асфальту в ад,
В преисподнюю шутя вливаясь.

Гроза прошла, и небо стало розовым,
Таким, каким оно приснилось девочке.
Там вышел вечер в платье абрикосовом
Гулять с луной на голубой веревочке.

А в маленьком саду цветы смеялись:
«Весна прошла, как мы цветем давно».
Но к ним уже ночные духи крались.
Туберкулезный музыкант открыл окно.

Он в даль смотрел с улыбкой Джиоконды,
Где из-за леса глухо пели птицы.
И черный арлекин по горизонту
Мгновенно пробегал в лучах зарницы.

Как сладко было слушать, как смеялась
Звезда над миром, обнимая скрипку.
Ночная туча тихо в небе кралась
Ко спящим звездам — серебристым рыбкам.

Вдруг хлопнуло стекло само собой,
Огромные глаза зажглись над садом.
И отдаленный хор принес прибой,
Который пел за черным водопадом.

И вновь открылось черное окно,
И шелест счастья, снежный призрак вальса,
Пропел в цветах, там наполняя ночь,
Скелет играл, качался и смеялся.

Листы склонялись, травы задыхались,
Летела ночь. Дом засыпал в снегах.
На полюсах огромные молчали
Святые сфинксы с розами в зубах.

Ты устал, приляжем у дороги,
Помолчим, рожденные во зле.
Тонкие, сияющие Роги
Пан склонил к измученной земле.

Тихо кулик мается над топью
Где то гаснет изумрудный свет
Опершись на серебристый тополь,
Бог цевницу трогает в ответ.

Чистой ночью слышны эти звуки.
Кто шумит — неведомо душе?
Спит земля, забыв земные муки,
Рыба слабо плещет в камыше.

Отдыхают пальцы музыканта,
Волшебство купавы улеглось,
Молча смотрят в небо корибанты,
Устрашась рожденья стольких звезд.

Там, среди отверженных Иисусом,
Юный Гамлет грезит у пруда,
И над ним, лаская волос русый,
Ждет русалка страшного суда.

Все грустит, не ведая пощады,
Осень в поле иней серебрит
Ничего блаженному не надо,
Он не ждет, не сердится, не мстит.

Человек познал свою свободу,
Слишком ярок он и слишком чист…
Ночь сошла на дивную природу,
На землю слетает мертвый лист.

На песке, в счастливый час прибоя,
Там, где ботик цепью потрясал,
Море стерло пеной голубою
То, что я о счастье написал.

Теплый ветер снова слишком скоро
Пролистал, в песке, крыла страниц.
Я уже не буду, у забора
В сжатом поле, слушать шелест птиц.

Над обрывом, на большой дороге,
Яркий мир не полюблю свежей.
Вечером, в сияньи, на пороге
Не пойму сияния стрижей.

Остров пуст, вода ушла далече,
Наклонились лодки на мели.
В желтом дыме выступили в вечер
Каменные берега земли.

В темноте народ идет с работы,
Голоса в порту, в них воли нет,
И слепит глаза за поворотом
Грубый луч, автомобильный свет.

Там всегда темнеет слишком рано
И еще нельзя забыть, заснуть.
Как холодный дым над океаном,
Медленно восходит Млечный путь.

Там, во тьме, где наше сердце билось,
Между звездным миром и водой,
Бродит тень того, что не свершилось,
Голосит и ищет нас с Тобой.

Слабый отблеск лучшей, новой жизни,
Что уже не хочет в сон назад,
Странной болью, долгой укоризной
Смотрит вслед и неотступен взгляд.

Слишком рано радостью земною
Сбылось счастье на Твоей руке,
Так всю жизнь мою волненье смоет.
Надпись неглубокую в песке.

Отцветает земля. Над деревнею солнце заходит.
Где-то в сторону моря, за рельсами, дышит земля.
Средь высоких колючек, там осень живет на свободе,
Улыбается, шепчет и ягодой рядит кусты.

За песчаным холмом, неподвижным сиянием полный
Невидимый простор, шелестя, покрывает пески.
Я проснулся и слушаю, в сердце спокойные волны
Безнадежности, счастья и ясной осенней тоски.

Кто-то ходит за мною и слышится треск можжевельный.
Это счастье мое заблудилось в полях.
У воды потерялось, в сиянии неба бесцельном,
Как забытая книга, с отметкой твоей на полях.

То, что, сумрачно щурясь, твой гений писал торопливо,
Незаметно шурша, покрывается теплым песком
И над миром твоим наклоняется ветка крапивы,
А гроза, проходя, освещает страницы огнем.

Ты ушла и осталась; мы можем уже не страшиться
Расставаться надолго, кто может дождю помешать
С безупречным задором твоим над землей проноситься,
Отдаваясь в груди моей, что ты научила дышать.

Все тобою полно, все еще раз от нас отдаляясь,
Улыбается нам. Погасают стога не спеша.
Отцветает земля, осыпаются дни, забываясь,
И на низкое солнце, усталая, смотрит душа.

Не в том, чтобы шептать прекрасные стихи,
Не в том, чтобы смешить друзей счастливых,
Не в том, что участью считают моряки,
Ни в сумрачных словах людей болтливых.

Кружится снег и в этом жизнь и смерть,
Горят часы, и в этом свет и нежность,
Стучат дрова, блаженство, безнадежность
И снова дно встречает всюду жердь.

Прислушайся к огню в своей печи,
Он будет глухо петь, а ты молчи,
О тишине над огненной дугою,
О тысяче железных стен во тьме,

О солнечных словах любви в тюрьме,
О невозможности борьбы с самим собою.