Я жду его с огромным нетерпеньем,
Счастливый день блаженства и любви,
И было бы приятным наслажденьем
Уже назначить встречу vis-а-vis.
Но утро, знаю, вечера дороже,
И я к подушке жмусь своей щекой,
Надеясь, этот день ещё не прожит,
А выпадет на летний выходной.
Свежей, чистой, звонкой песней
Вновь наполнена душа.
Даль под радугой небесной
Как девица хороша.
Статна, стройна и высока,
И пленительно мила,
Взором утреннего ока
Предо мной обнажена.
Пью её красу, немея,
Из раскрытого окна,
И надеюсь, что сумею
С ней остаться допоздна.
В сумерках осени лист серебрится,
Серп медноликой луны
В зеркало озера сонно глядится,
В поле туман одеялом ложится.
Как далеко до весны!
Как далеко до веселья цветного,
Что холодам не унять.
Лишь остаётся надеяться снова
Небу подарит тона голубого
Жизнь. И вернётся опять.
По бескрайнему стелется иней,
На ветвях, словно волос, седой,
На полях нескончаемо синий,
В небесах, как слеза, голубой.
Умолкает застенчивый ветер
Пред началом январского дня,
Бубенцы чередой междометий
И раскатистой песней звенят.
Мчится тройка по белому лугу,
Выдыхая клубящийся пар,
И заря турмалиновым кругом
Зажигает рассветный пожар.
Рисунок мёртв. Навеки в нём
Застыл прибой теней и линий,
Он завершён. Отныне нем,
Как свет загадочной пустыни.
Осталась вянуть навсегда
Листвы осенней позолота,
И никогда и никуда
Не устремятся облака,
Смотря с небес в пол-оборота.
Он, словно тёмный саркофаг,
Хоронит миг под своды камня,
И каждый следующий шаг
Не в силах помнить.
Таков удел. И вот цена
В холсты закованных видений,
А, значит, тем предрешена,
Хотя не в этом их вина,
Судьба случившихся мгновений.
Рисунок мёртв.
Но в нём подчас
Таится пламенное скерцо
Плеяды чувств, что будят в нас
Полёт мечты и трепет сердца.
Всему назначена цена.
Под звон монет плясать готовых,
людей испортила она
давно, навек и бестолково.
Что в этом мире не старо!
Так я скажу. Поэт-изгнанник.
Когда берётся за перо,
но не надеется на пряник.
А сыплет в строки соль души
и пишет, словно проповедник.
Особенно, когда в тиши…
Где много слов и нету денег.
Волшебную страну, мой друг, поверь,
Не часто наши мысли посещают.
Фантазии невидимую дверь
Не каждому удача открывает.
Ни хода, ни тропинки, ни дорог,
Не в помощь ни сноровка, ни уменье,
Но мне каким-то чудом повезло.
Пусть и всего на парочку мгновений.
Судьба шепнула тихое:
— Пиши.
Войдя неслышно в маленькую дверцу,
Стихи, полупрозрачны и легки,
Качают колыбель моей души,
И сладкий сон рассказывают сердцу.
Спит берёзовая роща, развалясь на берегу,
В небо мерно выдыхая сладкозвучное «ку-ку!»
Вроде тётеньки нахальной, белизной своих телес
Беззастенчиво смущая за рекой кленовый лес.
Рядом в сладком аромате да жужжаньи диких пчёл
Скромный, как бычки в томате, куст черёмухи зацвёл.
И, прищурившись, колючим, словно пьяный скоморох,
Взглядом, ревностью замучен, сторожит чертополох.
Над затоном, в нём и возле загремел сварливый хор.
Звонок, глуп и простодушен лягушачий майский вздор.
Улыбаюсь и внимаю, — чудо в собственном соку! —
Как квакушки жгут частушки, подливая кипятку.
День хорош, не суетливо солнце манит горизонт,
Пролетает птичья пара, что затеяла ремонт.
Аист с верностью ревнивой тащит ветки для гнезда,
А его сопровождает длинноногая жена.
На коленях осторожно, подбирая верность нот,
Песню ленную мурлыча, примостился старый кот.
Глянул вкось и облизнулся, мол, не плохо нам вдвоём.
— Не пора ли порыбачить?
Дело к вечеру.
— Пойдём.
