Который что послаще жрет,
А сам при этом чушь несет, —
Ему с улыбкой все внимают,
В уме, однако, рассуждают:
«Что за бесстыдная свинья!»
Так с ними думаю и я.
В какой грязи он может жить,
Коль знает только жрать да пить,
Как будто он не ел дотоле!
Не будут звать такого боле.
Таких гостей полно у нас.
На сем Ганс Сакс кончает сказ.
МОНАХ ЦВЕЙФЕЛЬ И ЕГО СВЯТЫНЯ
248
Стоит уже немалый срок
Корталь249 — заморский городок.
На взгорье расположен он
И пастбищами окружен.
Где сытно всяческой скотине,
Где жир нагуливают свиньи.
Не зря туда из года в год
Толпа несметная бредет
Монахов ордена святого
Антония:250 что год, то снова
Кладут в бездонный свой карман
Они даянья прихожан.
Туда от общины святой
Брат Цвейфель хаживал за мздой.
Он был таким говоруном,
Что слушали с открытым ртом,
Когда он, мастер на притворство,
Плел небыли про чудотворство,
Совсем под стать стационеру.251
И все ему давали веру:
Ведь прямодушен люд простой.
Вот с Гецем, олухом слугой,
Брат Цвейфель прибыл на побор
В Корталь, на постоялый двор.
А утром пастве возвестил
Монах, чтоб каждый поспешил
Нести Антонию святому
Колбас, вина, муки из дому,
И охранит стада свиней
Заступник в доброте своей.
И возвестил духовный муж,
Что есть для утешенья душ
Одна целительная сила —
Перо святого Гавриила.252
Пусть на вечерню все придут,
Святыню вправду узрят тут.
Про смысл монашеских затей
Смекнуло двое из парней.
Пока у прихожан в гостях
Засел за сытный стол монах
На постоялый парни шасть,
Решив реликвию украсть.
Хоть был и дома Гец-балда,
Но увивался, как всегда,
За девкой в кухне у горшков.
А двое ловких хитрецов
В каморку к Цвейфелю прошли,
В его суме ларец нашли,
А в нем, зеленым отливая,
Перо лежало попугая.
Углями подменив перо,
Плуты ушли, смеясь хитро:
Ну, что теперь об этой скверне
Расскажет брат, придя к вечерне,
Когда пред паствой, изумлен,
Лишь черный уголь вынет он?!
Вот и к вечерне уж звонят,
На проповедь собрался брат,
Не осмотрев, схватил ларец
И с ним вошел в собор, хитрец.
Во храме же людей — без счета!
Всем на перо взглянуть охота.
И о реликвии нетленной
Брат начал проповедь степенно,
И вил, как вервие, рассказ,
А речь его о том велась,
Как сам архангел Гавриил
Перо однажды обронил,
Когда явился в Назарет,
Неся божественный привет.253
«Зажгите свечи! Ниц падите!
О прегрешеньях говорите!»
Тут ларчик женам и мужам
(Не зная, что обманут сам)
Открыл он и за угли хвать,
Когда хотел перо достать.
Брат Цвейфель так перепугался,
Что у него язык отнялся,
Но вскорости пришел в себя,
Горе вздел руки, возопя:
«О, зрите, чудо свершено!
Я мнил, что здесь храню одно
Перо святое, но, ей-ей,
Недоглядев, я взял углей
Из тех, на коих, право слово,
Сожгли блаженного святого
Лаврентия254 во граде Риме.
Молитесь пред углями сими.
Один святой в святой стране —
В Иерусалиме — дал их мне,
И принял дар я, раб покорный.
Угль полон силы чудотворной:
Кого помажу углем сим —
Год будет от огня храним.
Придите ж, им коснусь я чел,
Дабы пожар вас обошел!»
И со свечами весь народ
К монаху ринулся вперед.
Свой грошик всяк отдать был рад.
И метил мздолюбивый брат
Благоговейно угольком
Платки и лбы большим крестом.
За угли брал да клал в карман
Гроши усердных прихожан.
И все-то, что он ни соврет,
Им — правда, а ему — доход.
Вот так же, как стационеры,
Над нашею немецкой верой
Глумилась ересей орда,
Лжесловьем жившая всегда,
Которая враньем не раз
Легко водила за нос нас,
Коль верили мы басням их.
До наших ли им душ простых!
Карманы б наши им служили.
Даянья ж нас не тяготили.
Нередко легковерье губит:
Обманываться люди любят.
Но вот мы вняли слову божью
Не проведешь нас больше ложью,
Всяк дорожи своей мошной,
Спасемся так от своры злой.
Бегите ж ихнего кривлянья —
Вот Ганса Сакса пожеланье.
ПЕРЕПОЛОХ В ГИРЗАУ
255
Послушайте, что я узнал
В те дни, когда я кочевал
Еще довольно молодым,
Ведомый ремеслом своим.
Забрел я в городишко раз —
Гирзау256 — помню как сейчас;
Стоял февраль, двадцать второе
Число — запомнится ж такое!
Как видите, был пост. Не строго
Я блюл его, работал много.
В харчевне как-то я сидел,
Капусту и селедку ел,
Притом потягивал и пиво
Блаженно и неторопливо,
Но вот что приключилось тут:
Два горожанина бегут,
Не разбираючи дороги,
И машут и кричат в тревоге
О том, что — только присмотритесь! —
Им видно в лесосеке, близ
Их города — вперед, назад
Премного всадников летят,
Что шапки белые на них,
Что даже конных пятерых
На страже видно под стеной.
На крик старейшины, толпой
Сойдясь, согласно порешили
Сопротивляться вражьей силе
И в городе закрыть ворота
В предупреждение налета.
«К оружью!» — клич гремел, и в спехе,
Надевши ржавые доспехи,
Орава горожан бежала,
Перепугавшихся немало
Дрожа от страха, извещенья
Послали в ближние селенья,
Чтоб знали о беде и там
И встали на отпор врагам,
А сами впрямь — не шутки ради —
Все вышли, не остались в граде,
Ведя в походе этом речи,
Как одолеть врага им в сече,
Чтоб насмерть был он поражен,
Иль — если чересчур силен —
Смекали, как им вспять пуститься
И вновь в Гирзау воротиться.
Когда ж, подъемля бранный стяг,
Пришли туда, где мнился враг,
Чтобы его расколотить, —
Не ведали, как им и быть:
Ведь всадников не оказалось,
Лазутчикам все примечталось.
Там с дюжину крестьян на плахах
Сидело — все в одних рубахах,
Пришли добыть на уголь дров,
А приняли их за врагов.
Суть дела в том, что по ветвям
Две белочки скакали там,
И деревенский стал народ
Гонять за ними взад-вперед.
Одну они убили вскоре,
Другая ж скрылась, им на горе.
И тут заметили крестьяне,
Что прут валом к ним горожане —
Кто пешим ходом, кто верхом,
Кто с грозным кликом, кто с мечом,
И дали стрекача тогда
Крестьяне в чащу — кто куда;
Толпа ж вопит, победе рада:
«Так вот где, враг, твоя засада!»
А бургомистр все ж одного
Зацапал мужика — того,
Кем белочка была убита,
И закричал ему сердито:
«Сдавайся, негодяй!» И тот,
Решив, что петля его ждет,
Молил: «Мою семью большую
Попомнить, бургомистр, прошу я.
Я вам и белочку отдам.
Она, поди, сгодится вам,
Когда бы вы и ваша рать
Ее изволили принять!
В чем грех наш, что войной идете
На нас, когда мы на работе?
Из Эзенфельда мы, и там
Мы слуги верные властям».
Рать приняла такой оброк,
И ну трубить в коровий рог,
Что было знаком мира всем.
Погоню кончили меж тем,
И появились на поляне
В кусты сбежавшие крестьяне.
«Не видели ль, — спросили их, —
Военных — конных иль иных?»
«Нет, нет, — ответил дружный хор, —
Одни пришли мы в этот бор
Дровец на уголь нарубить,
Да белок вздумали ловить».
Люд городской в обратный след
Пустился, коль войны уж нет,
Но часть все ж не пошла домой,
Боясь насмешек над собой,
И дула пиво в погребках
До света в ближних деревнях.
А жены их тогда в печали
Промеж собою толковали —
Не сгинули ль мужья навек,
Не ждать ли им в дому калек…
Едва туман на землю пал,
Старейшин бургомистр созвал,
Чтобы на белку поглядеть.
Глядь, им и не о чем скорбеть!
И вскоре, веселы, они
Болтали, как и в оны дни,
А страха как и не бывало…
Когда ж немного рассветало,
И остальные все тайком
Пришли, ступив под кров молчком,
Да и не часто поминали
Про свой переполох и дале,
Что вызван белочкой лишь был.
Я стих тотчас о нем сложил,
Но не для чьей-нибудь обиды,
Повеселить имел я виды, —
Кто ж впрямь доказывать возьмется,
Что с ним такое ж не стрясется.
Тому примеры ведь бывали,
Что нечто, важное вначале,
К концу — всего пустяк смешной;
Гора рождает мышь порой,
Как это описал Эзоп.257
На этом кончить должно, чтоб
Я недругов не наживал.
Вот что Ганс Сакс вам рассказал.
МЕЛЬНИК И СТУДЕНТ
258
На Красной мельнице когда-то,
