качает вдоль проспектов тополя,
и отплатив великими дарами
готова до весны уснуть земля,
Крахмальным утром школьных перезвонов
начнется день, как тысячи других,
и примется за старые законы
весь юный мир в воротничках тугих.
Припев: Веселеют в работе и сердце и руки,
и пролеты гудят, словно струны гитар.
Мы основы основ высочайшей науки
постигаем, как азбуку учит школяр.
Мелодии над площадью забьются,
потянутся из утренних дворов,
и в проходные музыкой вольются
десятки тысяч судеб и миров.
Начнется день и с ним придут заботы,
мы этот ритм освоили давно.
Так в песне ни одной неверной ноты,
а все как надо, все как быть должно.
Припев.
Необратима смена поколений,
спешат нетерпеливые года.
И мы горячих слов и детскость мнений
не повторим, быть может, никогда.
Но в каждом детство все-таки осталось,
мы любим ясность, любим простоту.
И мы не примем мудрость за усталость,
за слабость мы не примем доброту.
Припев.
ОСЕННЯЯ МЕЛОДИЯ (из Бодлера)
Мы скоро в сумраке потонем ледяном,
Прости же, летний свет, и краткий и печальный.
Я слышу, как стучат поленья за окном
И гулкий стук звучит мне песней погребальной.
В моей душе зима, и снова гнев и дрожь,
И безотчетный страх, и снова труд суровый.
Как солнца льдистый диск, так, сердце, ты замрешь,
Ниспав в полярный ад громадою багровой.
С тревогой каждый стук мой чуткий ловит слух,
То эшафота стук, не зная счета ранам,
Как башня ветхая, и ты падешь, мой дух.
Мой дух, давно расшатанный безжалостным тараном.
Тот монотонный гул вливает в душу сон.
Мне снится гроб, гвоздей мне внятны звуки
Вчера был летний день, а вот сегодня стон,
И слезы осени - предвестники разлуки.
Люблю ловить в твоих медлительных очах
Луч нежно тающий и сладостно зеленый.
Но нынче бросил я и ложе и очаг,
Светило пышное и отблеск волн влюбленный.
Но ты меня люби, как нежная сестра,
Как мать, своей душой в прощении безмерной.
Как пышной осени закатная игра,
Согрей дыханьем грудь и лаской эфемерной.
Последний долг пред тем, кого уж жаждет гроб
Дай мне, впивая луч осенний, пожелтелый.
Мечтать, к твоим ногам прижав холодный лоб.
И призрак летних дней оплакать знойным ветром.
В сентябре провода, петербургские ночи,
дождевая вода -создают мне уют.
И приходит беда, иногда и не хочет
улететь навсегда с журавлями на юг.
Ангел мой до утра с тихим Дьяволом спорит.
Слов немых детвора в Школу Речи бежит.
Зрелость - это пора растворяться в просторе,
поднимать якоря, не считая гроши.
А прямое все лжет, путь у истин изломан...
По спирали полет даже Время вершит.
И любой поворот -это Символ и Слово,
это розовый лед покоренных вершин.
Не парным молоком -кровью пишется повесть.
С Жизнью встретясь лицом, остаешься чуть жив.
Лучше быть дураком на свой риск и на Совесть,
чем прослыть мудрецом за счет мыслей чужих.
На этих пространствах мне жить бы и жить как Царю.
От этих просторов кружится моя голова...
Но Русского Бога униженно тихо я благодарю,
что тати родные на свет и дыхание мне оставляют права
1996
Вечер распахнул окно
И в окно мне бросил
Желтый лист - билет в кино
На сеанс про осень.
Падают, падают, падают все
Красные, желтые листья.
Ветры-то, ветры радуются,
Лес - словно спинка листья.
Припев: И на асфальте классики
Не чертят первоклассники.
Бросили.
Осень, осень.
Светло - серая река.
Осень, осень, осень.
Осень, осень, в облаках
Холоднее просинь.
Улицы, улицы, улицы
Серые грустные змеи.
Не шевелятся, умницы
И поползти не смеют.
Припев.
А песок хрустит, хрустит,
Как твои ладошки.
На моих щеках грустит,
О тепле немножко.
И нет больше танцев в парке.
Сидит на скамейке яркой
Старик, и рисует палкой
На желтом песке белый парус.
Я единственный в нашем дворе
Смотрел картину "Анна Каре".
На белой кобыле - Анна Каре,
Граф Врон говорит: - "Старуха, привет!"
Слезай с кобылы, пойдем-ка в лес".
Она-то слезла, а он не слез.
Обидел бабу, буржуй поганый.
Она - под поезд, а он за полбаны.
Я единственный в нашем дворе
Смотрел картину "Анна Каре".
От храма ведет аллея, в кронах ее мой дух.
Кажется, я болею, неизлечим недуг,
болею за тех, кто веру словами затер до дыр,
кто видит слепым и серым резкий спектральный мир,
за тех, кто стыдится с нами глаз своих и лица,
за проданных подлецами и за самого подлеца,
за тех, кто легко и рано вызубрил свой маршрут,
кто к людям идет с обманом, пряча за спину кнут,
за тех, кто друзьями предан, врагами давно забыт,
кто знает одни победы, кто весел всегда и сыт,
за тех, кто не видит в слове Бога и суть вещей,
за утонувших в злобе и тщательности речей.
Я трачу свои печали, забыв сыновей моих,
на тех, кто всегда молчали, когда унижали их,
я плачу о благородстве, что в генах сынов Руси
погибло в крови и скотстве. Я стану Творца просить -
пусть вспомнит народ усталый, старинной приметы суть,
что версты дороги старой на новый выводят путь.
Прошу, как всегда, не много, поскольку промыслить смог -
дорога всегда от Бога, а пыль от людей, сынок.
Дорога идет от храма, где пел я для светлых душ,
иду я по ней до хама, я, в здравом уме идущ.
Приходят такие сроки, что нужно пропеть для тех,
кто чистых гармоний строки считает за черный грех.
В пальто и драных валенках,
И в шапке до бровей.
Ведет кораблик маленький
Отважный муравей.
Вода такая синяя
И заросли стеной.
А где-то Муравьиния
Осталась за спиной.
Там в теплом муравейнике
Не гаснут огоньки.
И там поют кофейники
Морозам вопреки.
Там в муравьином городе
Взволнованно весьма,
Ждет муравьиха гордая
Далекого письма.
О том, как он до берега
Дальнего доплыл,
О том, как он Америку
Новую открыл.
На карту лягут линии
Вот так идти и плыть.
И тотчас Муравьиния
Начнет салюты бить.
И лодки трехэтажные
Умчат в голубую даль.
И муравью отважному
Пожалуют медаль.
А он в кругу товарищей
Прихлебывая чай,
Однажды раскуражится
И скажет невзначай:
-"Ну, верите, не верите,
Плыву - кругом вода.
Вдруг - новая Америка.
Давай ее сюда".
В пальто и драных валенках
И в шапке до бровей.
Ведет кораблик маленький
Отважный муравей.
Над Россией летят облака...
Ах, остаться на Севере заживо!
Я не знаю, какая рука
Написала такие пейзажи.
У каррарских мраморей
мы живем однажды,
научи своих царей
голоду и жажде.
В мастерской трудоемких чудес
предстоит не унизиться славою,
В бледно-синей кастрюле небес
птичья стая чаинками плавает.
У рублевских звонарей
мы с тобой встречались..
Научи своих царей
чести и печали.
На просторах таких - даже тут -
мало места для правды и боли.
Хорошо, что поэты живут
в наше время немного поболе.
У разбитых алтарей
онемели боги.
Отпусти своих царей
в лучшие чертоги.
Когда шагал ты на восток
в жаре крутой под Ровно,
и кровью хлюпал твой сапог,
и жажда горло жгла,
убитых немцев рисовал
я много и подробно
и двадцать танков подбивал
из одного ствола.
Когда, совсем закоченев
