И как бесился он, бывало.
Пошла ко свекру за советом,
На мужа сетуя при этом.
Умом же свекор знатен был,
Да и невестку-то любил:
Она послушливой была
И с честью женский долг блюла.
Ей молвил: «Сношенька! Не сетуй!
Управимся с бедою этой
И будет все ему едино,
Дочурку ли родишь иль сына.
В тревоге прок-от невелик!»
Затем ушел к себе старик
И в ларчик малый наложил
Песку да гальки и закрыл
Его на крепкий на замок,
Позвав: «Поди сюда, сынок!
Тебе во всем я доверяю,
А посему и поручаю
Со златом ларчик сохранять,
Но чтоб его не открывать!
Чтоб в целости был этот клад,
Когда потребую назад!»
Сын ларчик принял и ушел.
Когда же срок жене пришел,
Понатерпелась роженица.
Как прежде; все же разрешиться
С господней помощью смогла
И снова дочку родила.
Перепугалась, затужила…
Уж так тошнехонько ей было
От страшных мужниных угроз!
А мужу кто-то весть принес,
Что снова дочка родилась.
Балбес рассвирепел тотчас,
И поднял он такой содом,
Что в доме все пошло вверх дном.
Дверьми он хлопал и ругался,
Без передышки чертыхался.
Отец к нему стопы направил,
С наследником его поздравил.
Сын молвил: «Нет, жена грешна!
Дочь принесла опять она,
А ведь наказывал я ей,
Чтоб не рожала дочерей!
Теперь, как и грозился я,
Вовек не будет ей житья,
Коли рожает не по чину».
Отец тогда и молвил сыну:
«Отдай-ка мне казну, сынок!
Мне надо уплатить должок».
И сын тотчас принес ларец.
Когда ж открыл его отец,
То денег там и не бывало,
А вдоволь камушков лежало.
Отец сказал: «Как это сталось?
Куда же золото девалось,
Что приберечь тебе я дал?»
«Ах, батюшка! — сын отвечал. —
Чисты и совесть и душа:
Я не истратил ни гроша.
Что дал, то получи назад!
Коль был в ларец положен клад,
Так он бы и на месте был.
А раз ты гальки наложил,
Ну, и бери обратно то же».
А старец молвил: «Это гоже.
Вот так-то и с твоей женой,
Сыночек, согласись со мной!
Ты нечто ей давал, понятно,
Ну и бери свое обратно!
Коль дал бы ты жене мальчишку,
И принесла б она сынишку.
А раз ты сам же дал ей дочь,
Свое и получи точь-в-точь.
А посему тебе вины
Не след и взыскивать с жены.
Она скромна, честна, приятна.
Что дал ей, то бери обратно!
Уж, видно, тут твоя вина!
Хоть дочек и родит жена,
Люби их, словно сыновей,
Да обходись по чести с ней,
Тебе и верной и покорной,
Не досаждай ей речью вздорной!»
Муж! Басни смысл уразумей!
Пусть бог пошлет тебе детей,
А дочка будет или сын,
То ведает господь один.
Ведь дар господень — наши чада.
Благодарить тут бога надо,
Да и растить в долготерпенье,
Во страхе божьем и смиренье,
Во добронравье чад своих,
Под старость радуясь на них,
Коль добродетельны вельми,
Они пред богом и людьми
Чисты пребудут всякий час.
Таков вам Ганса Сакса сказ.
ЛЕНИВЫЙ КРЕСТЬЯНИН И ЕГО СОБАКИ
285
Рассказывал Себастьян Брант
(На это у него талант),
Как был ленив один мужик —
Он только есть и пить привык.
Когда отец его скончался,
Отцовский дом ему достался.
Весь хлеб, что батюшка запас,
Он свез на рынок в тот же час
Да тут же продал без хлопот,
И в кабаке знай пьет да пьет,
И не печалится о том,
Что предстоит ему потом.
Слыхали часто от него:
«Добра мне хватит моего.
А если б даже оказалось,
Что целый век мне жить осталось,
И на сто лет, — твердил он, — мне
Добра хватило бы вполне».
Лентяй отстал от всяких дел,
Ходить за плугом не хотел
И, хлеба сеять не желая,
Не собирал он урожая.
Соседям не страшна зима —
Зерном полны их закрома,
Они работали все лето,
И добрый хлеб дало им это.
Лентяй же думал — ни к чему
Работать на поле ему,
Наследством будет он кормиться,
И не нужна ему пшеница.
Пришли холодные деньки,
А у лентяя нет муки,
Пора голодная настала,
Она ему и подсказала:
«Еще ты можешь скот забить,
И будет он тебя кормить!»
Своих коров, свиней, овец
Забил и слопал молодец.
А напоследок он забил
Своих волов, их засолил,
И начал, сколь душе угодно,
Их поедать поочередно.
Однажды у его собак
Шел разговор об этом так:
«Смотрите, как ленив он стал,
И как наследство размотал,
И как богатство разбазарил,
Коптил, солил, варил и жарил
То, что теперь ему б давало
Сметану, масло, сыр и сало.
Скот, что ему полезен был,
Ленивец по ветру пустил.
Забил он — и сказать-то страшно! —
Волов, трудившихся на пашне.
Ни рожь отныне, ни пшеница
Не будут у него родиться.
Но скоро и последний скот
Он без остатка весь сожрет,
И опустеет дом. Но жрать
Захочет увалень опять.
А если жрать он будет так,
Сожрет и нас он, двух собак.
Уж лучше от него уйти,
Хозяина себе найти
Другого. Как сожрал он скот,
Лентяй, и нас двоих сожрет».
И чтоб их съели не желая,
Ушли собаки от лентяя.
Но обратимся же к морали:
Есть ныне, как всегда бывали,
Юнцы, живущие наследством.
Оно для них могло быть средством
Жить честной жизнью с юных лет.
При этом вовсе им не след
И ремеслом пренебрегать.
Ведь надо жизнь соразмерять
С своим сословьем и достатком.
Когда ж они в безделье сладком
Бесстыдно лени отдаются,
Когда распутству предаются,
Винищу да игре, причем
Знать меру не хотят ни в чем,
Им не видать успеха в деле.
Дома таких всегда пустели,
И все, что в доме было, им,
Одно спуская за другим,
За полцены и как попало
Случалось продавать, бывало,
То, что всегда бы их кормило,
Когда б в них лени меньше было.
Лентяй взаймы берет у всей
Родни, знакомых и друзей,
Вводя в убыток их тем паче,
Что в долг берет он без отдачи,
И так он причиняет зло
Тем, кто радел ему зело.
Ему никто не доверяет,
Он имя доброе теряет.
Торговля не идет на лад,
И в мастерской дела стоят.
Старуха нищета потом
Распахивает двери в дом.
На полку зубы там кладут,
Оттуда слуги прочь бегут, —
Житье теперь для них плохое,
Коль нет ни хлеба, ни покоя.
Такой уготовал конец
Себе ленивый молодец.
Вся жизнь его полна невзгод,
О чем Ганс Сакс и речь ведет.
САПОЖНИК РАСТЯГИВАЕТ КОЖУ ЗУБАМИ
286
Жил в Любеке давно когда-то
Сапожный мастер небогатый.
Он с подмастерьями порой
Сидел до ночи в мастерской.
От горожан, их дочек, жен
Заказы шли со всех сторон,
И он работами своими
Себе в округе создал имя.
Так ловко сшить никто не мог
Высоких рыцарских сапог.
Он делал их по мерке точно,
Красиво и отменно прочно,
А потому нередко зван
Был обувь шить и на дворян.
Так он без устали трудился
И в молодых годах женился.
Считала верная жена,
Что помогать ему должна:
Дубила и чернила кожи,
По дому хлопотала тоже,
И муж ее за то любил.
Их труд достаток приносил,
И в доме сытный был обед.
Когда ж минуло тридцать лет,
Хозяйка заболела вдруг,
И жизнь ее скосил недуг.
Но всякое проходит горе.
Посватался сапожник вскоре,
И новая была жена
Красива, молода, статна,
Любила мужа своего
И слушалась во всем его.
В согласье и труде они
Не знали, как бежали дни,
И за едой супруг счастливый
Лил в кружки гамбургское пиво.
А людям в мастерской своей
Давал он пиво поскромней.
Под утро как-то раз жена
В постели мучилась без сна.
То ляжет вдоль, то поперек,
На левый и на правый бок,
И, так ворочаясь, бедняжка
Вздыхала глубоко и тяжко.
Проснулся муж, услыша стон.
«Что с нею?» — всполошился он
И молвит ей еще со сна:
«О чем вздыхаешь ты, жена?
Скажи мне, что тебя томит?
Какое горе грудь теснит?
Обидел я тебя невольно?
Поведай, чем ты недовольна!»
Она вздохнула раз-другой
И начала: «Муж милый мой!
Знай, вот что тошно всякий раз
Мне видеть в мастерской у нас:
Коль надо кожу перегнуть,
Расправить или растянуть,
Ты мигом в ход пускаешь зубы.
А кожи-то вонючи, грубы.
Шлют много с живодерни их,
Воловьих, конских и свиных.
И от поганых этих кож
Твой рот на нужник стал похож.
Они чернят язык и губы
И, может, выломают зубы.
Не делай так, прошу тебя.
Я говорю с тобой любя.
Сама я буду делать, верь,
Все, как захочешь ты теперь.
Клянусь в том верностью своей!»
Сапожник так ответил ей:
«Ну что же, милая моя,
Хочу тебя уважить я.
Раз ты того не захотела
Зубов пускать не стану в дело».
