Сергей Кутолин - Впечатления (Опыт рефлексии визионерства)

Посмотри ей в большие глазницы,
Видишь, вечность усталая в ней,
чередой бесконечные лица,
неоглядная серость полей.
Нет ни света, ни тени улыбки,
лишь оскал лошадиных зубов,
да качается в млечности зыбкой
преогромная тьма черепов.
И палящее солнце пустыни,
и разлив безымянных дождей
жарит, моет те жёлтые дыни,
что лежат урожаем полей.
И совсем удобрением стали
кости желтые и черепа,
что когда-то любили, искали
и косили когда-то хлеба.
Как должно быть не просто и грустно
сеять в землю печальный посев,
на душе бесконечно и пусто,
миг застыл, на лету пожелтев.
Если кончилось всё, то недолго
только тем воскресения ждать,
кто в тумане как жизни промозглой
мог добро ото зла отличать.

Завлекают объятия истин
те, что сущностью нам не даны
в грозном шорохе ветра и свисте
пролетающих бурь. Как сны
пляшут, плачутся мысли — мальвины,
серым волком качается тьма,
ты как глупый чурбан-Буратино
ищешь путь свой, смеясь от ума.
Разметалась ромашек поляна,
на поляне той курья изба,
как глубоко и буйственно рано
счастье чертит морщины со лба,
Карабас — Барабас отдыхает,
за спиной суетится Судьба,
хвост от истин во тьму пропадает,
утешает нас свет и борьба.

Зазолотилось солнце в комнате моей,
расправив крылья, утро начинает
игру и цвета, и теней,
и свежестью на стёклах зарыдает.
А я лежу и думаю о новом,
о воплощении проснувшихся идей,
Нам в прошлом будущее кажется готовым,
его мы видим в призме наших дней.
Не замечаем миг, сегодняшнее время,
оно живет как будто бы вне нас,
в костре горят и углятся поленья,
но им огонь себя не передаст.
Сегодня утро, утро я встречаю,
а предыдущее забрало у меня
всё то, что прошлым ныне ощущаю,
но созидается для будущего дня.

На стенах утро заплясало
в узорах робко-золотых
и шумом улицы упало
из звуков твердых и простых.
И ото сна вставала память,
и мысль, свой путь преодолев,
вошла в сегодняшнее пламя
ещё проснуться не успев.
Я понимаю, нужно чаще
писать о чувственно-простом,
о том, что жизнь светлей и краше,
о безразличном и пустом,
но лик свой, выставив в окошко,
нам нужно славить их плетень,
Эй, отдохни душа, немножко,
восчувствуй просто новый день.

Закипали деревья прохладой,
по низинам пластался туман,
обомлевшие запахи сада
ткали жёлтым живой сарафан.
Звонким лаем хлестались собаки,
на плетнях восседали коты,
наблюдая безумные драки
и пушистые пряча хвосты.
Ну а осень мела по дорогам,
раздевая леса и кусты,
как разбойник, не слушая Бога,
крала нечто у всей красоты.
Мы с тобой повстречаемся — снова,
Перламутрово — синий туман,
нагадай мне остаться здоровым,
жить так жить, — остальное обман.

Море робко шелестело,
в синей глади млел закат,
в чаще леса звень кипела,
зажигая райский сад.
Очумело край небесный
прозревал в сиянье глаз,
Мир бескрайний и чудесный
проливался снова в нас.
Ошарашенно глядели
только белые дома,
Окна сонные потели,
вытирая пот со лба.
Прошлым сердце отзывалось,
а душа летела в даль,
в ту страну, где просыпалась
затаённая печаль.

Дождь по лужам сепетится,
Томна тёмная вода,
В эту ночь опять не спится,
Что со мной? Иду куда?
Голубятся шлейфы молний,
Вяжет цепи шумный гром,
Кто меня сегодня помнит? —
Всё об этом, об одном.
Влажных листьев синий шепот,
На балконе я один,
Начинает звонко шлёпать дождь, —
мохнатый господин.
И под молний свет и пляску
бесноватого дождя,
Внял твоим, природа, лавкам,
что баюкают меня.

Дождь миновал. И золото вскипало
на синих лужах, пенилось в листве
и в свежем воздухе с прохладою дрожало,
росою рассыпалось в мураве.
И вот оно на окнах запылало,
на стенах дома вызвало озноб,
И душу в размышления кидало,
рождая в разуме горящих истин сноп.
А запахи рассеялись и меркли,
то звонко проникали сквозь меня,
И частью розами увядшими поблекли,
обогатили душу, вечностью маня.
Сегодня солнце в неге, рассыпаясь,
кидало всюду вожделенный взгляд
как человек, вдруг счастьем упиваясь,
Порывам нежным бесконечно рад.

Из травы, поднимая стихи,
часто думаю — мир необъятен,
если серо — зеленые мхи
дарят образы новых понятий,
если в каждой травинке чудес
видишь больше, чем в слышанной сказке,
там такие наряды принцесс,
там такие роскошные краски,
что слова застывают как лёд,
только слышишь мотивы мелодий,
И душа, затоскуя, всплакнет,
созерцая и вторя природе.
Да и где нам то чудо понять,
всё осмыслить. Бедовое время, —
нужно сеять, косить, либо жать, —
а в траве разве вырастет семя?

Влажного леса синие очи,
Сочные вздохи земли,
Сизый туман морды страшные корчит,
Злаки из звуков взошли.
Клонятся медные ветви рябины,
В шорохах жёлтых трава,
Слышишь меня, я в седой паутине,
бьётся в ней леса молва.
Слышишь меня, я в ознобе осеннем,
в тучном безбрежии трав,
в тихом молчании пролитой лени
пью бесконечность, устав.
Слышишь меня, я иду сквозь столетья
мигом, лишь мигом одним,
чтобы сегодня при розовом свете
слиться мне с телом твоим.

Госаузее-озеро в Госау
средь каменных, задумчивых громад
подобно публикой оставленному залу,
в котором эхо бесконечно гомонят.
Светло и холодно в вершинах чутких зала,
а в центре тёмное безгласное пятно,
Зелёное, края ковров не покидая,
рассеяно и в сон заключено.
Ведь всё лишь образ виденья и неги, —
мы в восприятии касаемся всего,
и в чутком холоде написанного снега
осмысливаем в сущности его.
Единственный в природе путь искусства,
он нас фантазией встречает иногда, —
мы пережитые осмысливаем чувства, —
Так вечность чудится из холода и льда.

Я шагнул из молодости в старость
или мне так кажется сейчас,
покорив разбуженную ярость,
разум звёзд дряхлеет быстро в нас.
Не поэтому ли древние шумеры
строили под звёздный небосвод,
чтобы в необъятности и вере
растворить звериный одичавший род,
чтобы добротою насладиться,
и себя увидеть вместе с ней,
чтобы свежестью росистою умыться
и природу чувствовать своей,
не бояться шороха и леса,
не бояться просто всех людей,
молодость как будто легче весом,
старость тяжелее и мудрей.