Андрей Дементьев - Все в мире поправимо…

Маленькая девочка в коляске
Полыхает взглядом голубым.
Это небо ей плеснуло в глазки
Синевою из своих глубин.

Что же натворили мы с Природой?
Как теперь нам ей смотреть в глаза?
В черные отравленные воды,
В пахнущие смертью небеса.

Ты прости нас, бедный колонок.
Изгнанный, затравленный, убитый…
На планете, Богом позабытой,
Мир от преступлений изнемог.

Уже ничто от бед нас не спасает.
Надежда, как и боль, – невмоготу.
Вот так под фарой мчится заяц,
Не смея прыгнуть в темноту.

Над ним мерцают тускло звезды,
И света злое колдовство.
И лишь нежданный перекресток
Спасет от гибели его.

Должен я признаться честно,
Что вернувшись в край родной,
Не нашел себе я места
В этой жизни сволочной.

Все посты позанимали.
Только я забыт, увы.
А над миром светят «мани»
Цвета утренней листвы.

В своем Отечестве нельзя
Пророком стать, когда зоилы —
Твои неверные друзья
Тебе талант простить не в силах.

Но от отчаянья спасет
Надежда, —
Что в тиши читален
Иль в доме вечер напролет
Тебя восторженно читают.

На море памятников нет.
Но море излучает свет.
Свет памяти…
Он не исчезнет.
Как боль в словах,
Как слезы в песнях,
Когда они посвящены
Всем не вернувшимся с войны.

Отходит от перрона поезд,
Как будто от души моей.
И кто-то смотрит, успокоясь,
На колыхание огней.

А кто-то им вдогонку плачет.
И, видно, боль его права.
И ничего уже не значат
В окне беззвучные слова.

У Вечного огня,
Зажженного в честь павших.
Не на войне минувшей, —
Павших в наши дни,
Грущу, что никогда
Они не станут старше.
И думаю о том, как молоды они.

И возле их имен – живых, а не убитых —
Мы все в минуты эти и чище, и добрей.
И падает снежок на мраморные плиты —
Замерзшие в полете слезы матерей.

Видел я омута… —
В них вода холодна,
И, как полдень, чиста,
И, как слезы, ясна.

А заглянешь им вглубь,
Растревожишь чуть-чуть, —
И поднимется разная нечисть со дна.
И воды уже нет —
Только черная муть.

Я смотрю в них с тревогой,
Смотрю неспроста,
Потому что я в людях
Встречал омута.

Над столами шквал бездарных песен,
Где жюри притихшее сидит,
Веря, что родится новый Пресли
Иль Серебряников Леонид.

Замирает зал от песнопений.
И волна оваций – по рядам,
Будто написал стихи Есенин,
А мелодии – Бабаджанян.

Что с искусством происходит ныне,
Если пошлость вызвала восторг,
И у тех, кто глух к былым святыням,
И у тех, кто в этом знает толк.

Лесть незаметно разрушает нас,
Когда молчаньем мы ее встречаем.
И перед ней, не опуская глаз,
Уже стыда в себе не замечаем.

Нас незаметно разрушает лесть.
Льстецы нам воздвигают пьедесталы.
И нам туда не терпится залезть,
Как будто вправду мы иным и станем.

Везли по улицам Москвы
Прах Неизвестного солдата.
Глазами скорби и любви
Смотрели вслед мы виновато.

И в те минуты вся страна
Прильнула горестно к экранам.
И ворвалась в сердца война, —
И к молодым, и к ветеранам.

Ко дням потерь и дням разлук
Нас память снова уносила.
И рядом с дедом плакал внук,
Еще всего понять не в силах.

Двадцать лет власть говорит,
Что надо
Жизнь переустроить для страны.
Чтобы с зарплатой
Полный был порядок.
И чтоб права забрали у шпаны.

Но годы мчат…
Жизнь мало изменилась.
Та ж нищета, бесправие и гнет.
Случится ль то, что не случилось?
Или народ опять напрасно ждет?

Вхожу в магазин —
Всюду импорт.
Цена до небес,
Но бери…
Картофель для русских
Был вырыт
Не в Курске
И не в Твери.

А все, что страна создавала,
Растила своим землякам,
Теперь не имеет навара,
Чтоб лучше жилось чужакам.

Мы живем среди надежд и страха,
Оттого, что войны и террор.
И Земля – как огненная плаха,
Над которой занесен топор.
Мы живем, как никогда не жили,
Горестно с отчаяньем борясь.
И в стране любимой, —
Как чужие,
Издали разглядываем власть.

Мне по душе простецкие слова —
«Мочить ублюдков и шпану в сортире…»
Но практика подчас была слаба
И потому порой не тех мочили.

Никто не знает – в год какой,
Ушла культура на покой.
Где и поныне пребывает.
Эстрада песни распевает.
Литература в раже странном
Рождает новых графоманов.
В библиотеках фондов нет.
И все спустились в Интернет.

Культуру ж держат на плечах,
В ком долг пред нею не зачах.
Кто отдает ей жар души,
Живя на жалкие гроши.

Вчерашние клерки
Пробились во власть.
Дремучие неучи
Стали элитой…
Теперь не властители дум
Знамениты.
А те,
Кто Россию сумел обокрасть.

Как жаль матерей российских,
Рожающих сыновей
Для будущих обелисков
На горькой землей моей.

Возврати, судьба, мне
Прежний голос.
Ненависть вложи
В мои слова.
Наша жизнь
Жестоко раскололась
На ворье
И жертвы воровства.

Моя душа в печальной эмиграции.
Я эмигрировал из пошлости и зла.
В стране моей зловеще,
Словно в карцере,
Где нас навек одна судьба свела.

Ни стыда, ни совести у геев…
Стало что-то много их, увы.
Им неймется похотью своею
Осквернить романтику любви.

Включаю телевизор спозаранок.
Менты в работе… В кадре чей-то холл…
И залежи купюр на пол экрана.
И счет их миллионы превзошел.

Надеюсь я, что нашей власти шумной
Достанет состраданья и ума
Определить все найденные суммы
В больницы или в детские дома.

Но мы не знаем, что с рублями станет,
Украденными властною шпаной.
То ли осядут в чьем-нибудь кармане.
То ли дождутся участи иной.

Наша жизнь немного стоит.
Потому и коротка.
Вся Россия тяжко стонет
В стыдной роли бедняка.

Наша жизнь немного стоит,
Как недорог честный труд.
Нас то гимна удостоят,
То в заложники берут.

Я в честь тебя не бил в колокола.
Не любишь ты ни звонарей, ни звона.
Но ты всегда в моей душе была.
И я молчал – счастливо и влюбленно.

К чему слова, когда и так все явно…
Ты вся во мне – от встреч и до разлук.
Моя любовь тиха и постоянна,
Как сердца стук.

Разбудив космические дали,
Вновь ракета мчится в небеса.
Вся Россия в гордом ожиданье
Вдруг притихнет,
Вскинув вверх глаза.

А ракеты будто и не стало.
Лишь солдаты,
Что в ночи не спят,
С мраморных
Тяжелых пьедесталов
Молчаливо вслед ей поглядят.

Гром умчится в небо голубое…
И солдатам чудится опять:
Землю нашу, заслонив собою,
Вновь они уходят побеждать.

Я жизнь свою прожил не го́рбясь,
Познав и успех, и обвал.
Чужую обиду и горесть,
Как мог, на себя принимал.

Пусть будет услышано Слово,
С которым наведуюсь я
И к тем, кто озлобится снова,
И к тем, кто поддержит меня.

Я не есть оппозиция…
Я – отрицанье
Всей системы цинизма
И воровства.
Оппозиция старым оружьем
Бряцает,
Где в заржавленных гильзах
Пустые слова.

Я кричу, негодую, рифмую пороки
С нашим временем,
Где только горесть и тьма.
Но в ответ на мои возмущенные
Строки —
Тишина…
Словно власть наша глухо-нема.