Что ни к чему ей
Свет и красота.
80
А "Перец" льстит,
И лебезит сугубо,
Он тоже пожелал
Благоухать.
Но, если ищешь власти
Зло и грубо, -
Какая тут
Возможна благодать?
81
Обычаи -
Проточных вод теченья -
Всегда изменчивы
В краях земли,
Но, глядя
На такие превращенья,
Что о "цзэче" скажу я
И "цзянли"?
82
Мне дорог мой венок -
Воспоминанье
О том,
Как отвергалась красота;
Еще живет
Его благоуханье,
Убить его -
Задача не проста.
83
Гармония души
Повелевает -
Найти подругу,
Чтобы жить вдвоем.
И, если
Мой венок благоухает,
Ее найду я
В странствии своем.
84
Лин-фэнь в судьбе моей
Печально-нищей
Мне предсказала
То, чем знаменит:
Мне ветвь бессмертья
Дали вместо пищи,
И вместо риса
Дали мне нефрит.
85
Лин-фэнь,
Украсив яшмой колесницу,
Дракона обуздала
Для меня.
Несхожим душам
Не соединиться -
В чужой стране
Опять скитаюсь я.
86
Мой путь свернул
На Куэньлуня горы,
Чтобы на мир
Взглянуть с его высот -
И слышу я,
Преодолев просторы,
Как яшмовая птица
Мне поет.
87
Теперь - лететь.
Кто полетит за нами
На звездный полюс
Млечного Пути?
Несет покорно
Феникс наше знамя,
И нас никто
Не может превзойти.
88
Но что случилось?
Мы в пустыне дикой,
Несется рядом
Красная река.
И я прошу,
Чтоб Запада Владыка
Нас через реку
Перевез пока.
89
Извилисты,
Трудны мои дороги -
И пусть покамест
Свита подождет.
Путь от Бучжоу
Через гор отроги
До Западного моря
Доведет.
90
И все мои
Собрались колесницы,
Все из нефрита,
Все в шелку знамен.
Военный строй
Моих упряжек мчится -
И каждый конь
Бесстрашен, как дракон.
91
Но, бег замедлив,
На судьбу надеясь,
Я понимаю -
Воин и старик -
Есть Девять Песен,
Есть Напевов Девять,
Есть вдохновенья
Сокровенный миг.
92
И вновь готовый
В небо устремиться
Я вдруг увидел
Родину свою...
И загрустил
Растроганный возница.
И замер конь
У бездны на краю.
ЭПИЛОГ
Все кончено.
Во всей Отчизне нет
Людей,
Что поняли б меня при жизни,
И я не буду
Плакать об Отчизне! -
Я скроюсь в бездне,
За Пэн Сянем вслед...
В мире подлунном Бо-юном звали отца,
Сын неба, Чжуань, - мой предок веленьем творца.
В день неба седьмой я рожденьем приветствовал
свет, -
Счастливее даты во всех исчислениях нет.
Покойный родитель - высокой души человек,
Счастливое имя Чжэн-цзэ мне тогда подарил,
Чтоб принципов правдой светился назначенный
век:
От зорьки рожденья до блика последней зари.
И вскоре то счастье удвоил я внешней красой:
Мне шпажник цветущий, унизанный крупной
росой,
Плащом стал блистающим, а из цветов орхидей
Сплел пояс чудесный для талии тонкой своей.
О, как торопился я жить! Наслаждался, любил, -
Дни юности нашей - над водами легкий туман.
Цветущих магнолий волшебные запахи пил,
Бродил по болотам, сбирая бессмертный сумах.
Стремительно в небе светила в безбрежность текут,
Проходит весна, и лето, и осень - вновь ткут
Метели шелка, чтобы землю укрыть до весны,
И князя-красавца давно уже дни сочтены.
Ты возмужал, утопая в пороках земных, -
О, почему ты не хочешь занятий иных?
Что ж, прикажи оседлать для меня скакуна, -
Хочу навестить я ушедшие в мрак времена.
Видишь? Вот Юй, вот Чэн Тан и Вэнь-ван,
погляди, -
Их окружали когда-то умов и сердец цветники,
Там перец душистый с корицею мог ты найти,
А не одни лишь нежнейших оттенков цветки.
Смысл здравый явлений мудрые вносят в свой
дом, -
В том доблести Шуня и Яо величие в том,
А Чжоу и Цзэ, словно скот неразумный паслись,
Вот потому и от бедствий они не спаслись.
Вельможи отдались веселью и жизнь прожигают
свою,
Во мраке их путь и не ведают бездны они...
О, нет, не над собственной болью я скорбь изолью;
Предвижу династии милой последние дни.
Пусть сердце устало в раденьях о благах земли,
Дорогою праведной шел я сквозь тысячи ли,
Но ты, о, всесильный, не внял моей яркой мечте
И гнев свой обрушил, поверивши злой клевете.
Я твердо уверен: все беды - в моей прямоте, -
Ты б с той разлучился, которую страстно любил?
В свидетели небо зову я на грешной земле,
Что лишь ради князя скорблю от напрасных обид,
Ну что ж, ты со мною всегда соглашался сперва,
Но нить отношений злой рок так легко перервал.
С тобой, мой властитель, могу я расстаться, ну
что ж, -
Твоя переменчивость - в сердце безжалостный нож.
Что может сравниться с нетленностью правых идей?
Поляны весенние в благоуханье травы и цветов.
Я тысячи му покрываю душистой зарей орхидей,
И шпажник с духеном со скал загляделись в поток.
О, как я желал их могучий расцвет увидать,
Но время приспело и мне и цветам увядать.
Пускай я завяну, пройдет и тоска и печаль, -
Жаль друга в бурьянах и дружбы оставленной жаль.
Стяжательства полны, друг друга готовы сожрать,
И в помыслах мелких так все ненасытны кругом.
Себе все прощают, лишь только б других покарать,
И в зависти черной своих забывают богов.
И все, как безумные, к власти стремятся они,
От испепеляющей страсти я сердце свое сохранил, -
Ведь старость подходит, хоть был я когда-то могуч,
А чем в этом мире себя я прославить могу?
Пусть жажду мою утоляет магнолий роса
И пищей послужит упавший с цветка лепесток, -
Я только потуже свой пояс цветной завязал.
Нет, твердости сердца не поколеблет ничто!
Себе я забвенье в природе родной нахожу:
Сплетеньем кореньев упавший я плющ подвяжу,
Деревьям коричневым стан выпрямляю в лесу,
В пучках ароматных я травы в обитель несу.
Велению мудрых всегда неотступно внимал,
Не жаждая славы, не ведая слова похвал.
Безжалостно время, наш век беспричинно жесток, -
И я, как Пэн Сянь, готов погрузиться в поток.
Как тяжко дышать мне, я слезы скрываю свои.
О бедный народ мой, о горестях наших скорблю!
Тобою я жил, согревался дыханьем твоим,
Но ночь истребила дневную отраду мою.
Венок мой из шпажника грубо разорван судьбой.
Цветут орхидеи, - из них я сплетаю другой,
Чтоб к вам подойти в аромате осенних цветов,
За вас девять раз умереть я с улыбкой готов.
Тебя ж порицаю, властитель, за дикий твой нрав, -
Ты каменным сердцем народа души не постиг.
Придворной интриги и лжи беззастенчивой раб,
Ты светлым надеждам и правым законам не льсти.
Бездарные всюду отличны коварством своим,
Их души черны, как деяния черные их.
Путями окольными бродят в потемках они.
Увертливость, - вот что их в жизни суровой хранит.
Печаль и досада - удел моей бедной души,
Один я несу все невзгоды отравленных дней.
Уж лучше погибнуть, чем славу свою пережить,
Уж лучше исчезнуть, чем с участью сжиться моей.
Известно, что соколу нужен простор голубой, -
Чтоб не было тесно, он стаю не водит с собой.
И с кругом квадрат совместить не пытайся порой,
Так в мире подлунном враждуют пути меж собой.
Привык я стремленья и чувства свои подавлять,
Чтоб грязь оскорблений не липла к одежде моей, -
О, как тяжело мне, как горестно мне оставлять,
Сражаясь за правду, мир солнцем пронизанных
дней.
Я каюсь, хоть поздно, что путь свой не предугадал, -
А что если мне возвратиться в былые года?
Свою колесницу не время ль назад повернуть,
Пока заблужденья не вторглись в разверстую грудь?
Среди орхидей пускай погуляет мой конь,
Пускай отдохнет он на перечном влажном холме.
Вдали от коварства мне будет дышаться легко,
Я в прежних одеждах смотрел бы на лики комет.
Чилиллом и лотосом стану себя украшать,
О, только бы верой моя зацветала душа!
